Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT) 📗
В то же время на Французской Ривьере Тара Деви, четвертая жена распутного и бесплодного махараджи Хари Сингха, который избавился от своих трех предыдущих жен под предлогом того, что они не родили ему детей, родила мальчика, Каран Сингха. На шринагарских базарах каждый второй утверждал, что является отцом этого «прямого наследника». Чтобы отпраздновать прибытие наследника в Шринагар народу щедро подарили целых пять дней отдыха. Через несколько недель вспыхнуло народное волнение, подогреваемое, помимо всего прочего, памфлетами о нехватке у махараджи сексуальной силы. Власти санкционировали введение публичной порки, но было слишком поздно. Кашмир нельзя было больше удержать от страстного стремления к независимости, охватившего весь Индостан. Вице-король дал махарадже указание освободить из заключения националных лидеров, которых ликующая толпа на плечах пронесла по улицам Шринагара. Наследника Каран Сингха родили зря; он так никогда и не унаследовал владения своего отца. Через много лет он написал об отце:
«Он не умел проигрывать. Любая, даже самая маленькая, неудача в стрельбе или рыбной ловле, в игре в поло или на скачках ввергала его в мрачное настроение, которое продолжалось целыми днями. А это неизбежно приводило к тому, что получило название мукаддам, то есть к длительному расследованию якобы нерадения или плохого поведения некоторых невезучих молодых представителей обслуживающего персонала или прислуги… Здесь был авторитет без великодушия; власть без сострадания».
После освобождения из тюрьмы Шейх Абдулла и его коллеги занялись созданием политической организации, способной объединить мусульман и немусульман. Всеобщая конференция мусульман Джамму и Кашмира была основана в Шринагаре в октябре 1932 года, и Абдулла был избран ее президентом. Немусульманами в Кашмире были главным образом индуисты, среди которых преобладали пандиты, то есть брахманы высшей касты, которые смотрели на мусульман, сикхов и индусов низших каст сверху вниз, а на своих хозяев из колониальной администрации — снизу вверх, как раньше на представителей администрации Моголов. Британцы обычно назначали пандитов на руководящие административные должности, так что вместо двух врагов мусульмане видели одного. Абдулла, хотя и был ученым знатоком Корана, в политике решительно придерживался светских позиций. Индуисты, вероятно, составляли подавляющее меньшинство населения, однако Абдулла знал, что если игнорировать или преследовать брахманов, то это роковым образом скажется на интересах Кашмира. Мусульмане под предводительством Мирваиза Юсуф-шаха отделились, обвинив Абдуллу в том, что тот слишком мягок по отношению к индуистам, а также к тем мусульманам, которых ортодоксы считали еретиками. Раскол был неизбежен. Из всеиндийского кашмирского комитета в Лахоре прислали довольно злой плакат, адресованный Икбалом «бессловесным мусульманам Кашмира».
Шейх Абдулла, на которого больше не давили ортодоксы, склонялся в сторону социал-революционного национализма, сторонником которого был также Неру. Он был не единственным мусульманским лидером, разделявшим эти взгляды: Хан Абдул Гаффар-хан из Северо-Западной пограничной провинции, Миан Ифтихаруддин из Пенджаба и Маулана Азад из Объединенной провинции решили сотрудничать с Индийским национальным конгрессом, а не с Мусульманской лигой, однако этого было недостаточно, чтобы отвратить от нее большинство образованных городских мусульман.
Мусульмане завоевали Индию. Они считали, что их религия намного превосходит идолопоклонство индуистов и буддистов. Основная масса индийских мусульман была тем не менее обращена в ислам: одни силой, другие — добровольно, в поисках спасения от безжалостной кастовой системы, особенно в Кашмире и Бенгалии. Таким образом, вопреки самому себе ислам в Индии, равно как в Азии, Китае и на Индонезийском архипелаге, подвергался влиянию местных религий. Мусульманским святым поклонялись так же, как индуистским богам. Святые и аскеты нашли свое место в индийском исламе. Пророка Мухаммеда стали считать святым. В Кашмире широко распространился буддизм, и буддистское поклонение реликвиям тоже перешло в ислам, так что сегодня Кашмир является обладателем одной из самых священных мусульманских реликвий — пряди волос пророка Мухаммеда. Коран отрекается от некромантии, чудес и знамений, но эти предрассудки и сейчас еще остаются важной принадлежностью субконтинентального ислама. У многих мусульманских политиков до сих пор есть любимые астрологи и предсказатели.
Мусульманский национализм в Индии был продуктом изменившегося соотношения сил: пока от рук британцев не пала империя Великих Моголов, мусульмане более пятисот лет составляли правящий класс, с исчезновением в Дели могольского двора и культуры, центром которой он являлся, они стали просто религиозным меньшинством, которое индуисты ставили ниже самой низшей касты. Решительный отказ от синтеза персидской и индийской культуры, который здесь сложился, сильно обеднил местное население — как писцов и поэтов, так и торговцев и ремесленников, которые процветали при мусульманских дворах. Поэт Акбар Аллахабади (1846–1921) стал глашатаем обездоленных мусульман Индии, заявив об упадке мусульманского сообщества:
Разгневанные и озлобленные лидеры мусульман потребовали, чтобы верующие объявили Шейху Абдулле, «этому неверному», джихад и бойкотировали все, что с ним связано. Главным результатом всего этого стал почти необратимый спад уровня образования мусульман и интеллектуальной мусульманской жизни. В 1870-е годы Сиед Ахмад Хан, призывая к компромиссу, предупреждал мусульман, что их добровольная изоляция будет иметь ужасные экономические последствия. Надеясь убедить их оставить религиозные школы, где учеников заставляли заучивать наизусть Коран на языке, которого они не понимали, в 1875 году он основал в Алигархе мусульманский Англо-Восточный колледж, который стал прообразом мусульманского университета. Мужчин и женщин со всей Северной Индии посылали обучаться там на английском языке, а также на языке урду.
Именно в этом колледже в конце 1920-х годов был студентом Шейх Абдулла. Руководители колледжа не поощряли занятия мусульман политикой, но к тому времени, когда в Алигарх прибыл шейх Абдулла, студенты уже разделились на либеральный и консервативный лагеря, и избегать споров о религии, национализме и коммунизме стало трудно. Даже самые твердолобые из студентов — обычно выходцы из семей землевладельцев — принимали в них участие. Большинство мусульман-националистов из Алигархского университета тяготели к Индийскому национальному конгрессу, а не Мусульманской лиге, основанной Ага-ханом от имени вице-короля.
Чтобы продемонстрировать свою приверженность светской политике Шейх Абдулла пригласил в Кашмир Неру. Неру, предки которого были кашмирскими пандитами, привез с собой Абдул Гаффар-хана, получившего прозвище «Ганди границ». Все три лидера выступали страстно и красиво и умело использовали настроение взволнованных рабочих, интеллигенции, крестьян и женщин, собравшихся на митинг. Самое большое удовольствие визитерам, однако, доставляли праздные прогулки в старых садах эпохи Моголов. Неру, как и многие другие, внес свой вклад в описание красот кашмирской долины:
«Какова невыразимо прекрасная женщина, красота которой уже почти не принадлежит ей самой и не вызывает желания, таков был и Кашмир во всей своей женственной красоте — и реки, и долины, и озера, и полные грации деревья. Спустя некоторое время можно увидеть еще один аспект этой волшебной красоты, красоты мужественной — и крутых гор, и обрывов, и покрытых снегами пиков, и ледников, и мощных потоков, свирепо обрушивающихся на распростертую внизу долину. Эта красота имела сотни ликов и бесчисленное множество выражений; иногда эти лики улыбались, иногда были печальны и полны горечи… я наблюдал это зрелище, иногда само его очарование было почти непереносимо, и у меня замирало сердце… Мне казалось, что это как сон, как мечта, как надежды и желания, которые переполняют нас и так редко находят свое воплощение. Это было как мое возлюбленное лицо, которое видишь во сне и которое исчезает при пробуждении».
