Кризис либерализма - Рормозер Гюнтер (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Часть 4
Новый консерватизм и опасность фашизма
Конец истории или ее возвращение?
Пока существовала коммунистическая система в мире сохранялся относительно предсказуемый порядок. У нас было, как нам казалось, ясное и однозначное представление, кто левые и кто правые, кто прогрессисты и кто консерваторы. В самом существовании двух противостоящих блоков, сложившихся после войны, была заложена возможность конфликтов. Большим достижением мировой политики после второй мировой войны было в данной связи как раз то, что эти потенциальные конфликты сдерживались выполнением обеими сторонами определенных "правил игры". И все мы могли в огромное степени положиться на эти общие правила.
С крушением реального социализма конфликт между блоками был, казалось, разрешен. Угроза апокалипсиса в виде ядерной войны исчезла. Появилась надежда на "новый мировой порядок". Многие верили в то, что с крушением коммунизма победа либеральной демократии наступит закономерно и неотвратимо.
Но когда мы оцениваем сегодня нынешнюю ситуацию, рассматриваем перспективы нового мирового порядка, то вынуждены прийти к заключению, что надежды на это ослабевают. С какой еще иллюзией мы так быстро расстаемся, как с этой надеждой на новый порядок, который обеспечивал бы мир во всем мире?
Вместо ожидаемого прочного нового мирового порядка наступила совершенно непредсказуемая ситуация. В Европу вернулась даже война. Кто мог представить себе, что после второй мировой войны и после того, как на протяжении 45 лет осуществлялось преодоление прошлого, преступлений, совершенных в этой войне, на наших глазах будет снова вершиться истребление народов, а демократическая Европа, клянущаяся в верности западным ценностям, будет лишь беспомощно взирать на происходящее.
В Африке в ходе своеобразной деколонизации и модернизации происходит распад исторически сложившихся структур. На этом континенте царят нищета и хаос. Африканские страны лишь с трудом удерживаются от полного развала военными диктатурами, использующими западную помощь для самообогащения.
Не намного больше воодушевляет вид Латинской Америки. Бразилия, одна из богатейших стран мира по запасам природных ресурсов, давно оккупирована коррумпированными экономическими силами. Обнищание населения достигло немыслимых размеров, и положение все более ухудшается.
И никто не знает, как еще выберется из нового этапа мультиэтнической либерализации Северная Америка.
Эту панораму событий в современном мире можно было бы продолжать и дальше. Раньше войны возникали из идеологических столкновений. На смену этим старым факторам в современном мире появилось множество новых мотивов и причин: расовых, этнических, религиозных, национальных, социальных. Гражданские войны в новой форме, с проявлениями бессмысленного насилия, немыслимой жестокости стали признаком нашего времени.
Опыт восприятия истории как катастрофы означает фундаментальную смену самой тематики эпохи. В течение десятилетий мы рассматривали историю лишь с точки зрения прогресса: какой прогресс уже был осуществлен и какой должен произойти в будущем. Мы жаждали этого заранее предопределенного пути прогресса, чтобы выбраться из сложных сплетений истории, преодолеть зависимость от фактора случайности.
И марксизм, и либерализм жили верой в то, будто они знают и умеют управлять историей. Люди полагали, что они сумеют подчинить историю своим целям, которые человек будет выбирать сам по своему усмотрению. У молодого Маркса есть такие слова: "Мы решили загадку истории".
Между тем когда видишь нынешние катастрофы, испытываешь чувство подозрения, что эта загадочная история, с ее случайными, непостижимыми и неуправляемыми обстоятельствами, пожалуй, снова вернулась к нам. Для такого мировосприятия есть больше оснований, чем для веры в преодоление истории при создании некоего социалистического или либерального общества на заключительном этапе исторического пути.
Как представляется этот опыт угрожающей или происходящей катастрофы с философской точки зрения?
Дьердь Лукач [17] написал, находясь во время второй мировой войны в Москве, книгу "Разрушение разума". Книга эта наглядно представляет типичное понимание прогрессивной философии истории. Автор выделил в развитии немецкой философии после Французской революции две линии. Одну линию представляло, на его взгляд, развитие марксистской философии, воплощавшей путь спасения человечества. Имелась в виду та линия, начало которой положила Французская революция: от ранних социалистов и до Карла Маркса, как высшей точки развития на этом пути. Это прогрессивная философия.
Причем речь шла не больше и не меньше как об осуществлении Царства Божьего на земле. История должна была привести к воцарению некоего универсального мирного сообщества, в котором люди свободно жили бы, объединившись как братья и сестры. Расчет и надежды были на то, что тем самым в один прекрасный день людям удастся вообще сбросить с себя бремя истории.
Вторую линию в развитии немецкой философии Лукач видел в том направлении, которое началось с Шеллинга и привело в конечном счете к фашистскому злу. Это течение, утверждал автор, может и впредь приводить к таким же результатам, если по окончании второй мировой войны не будет создан всемирный антифашистский блок и не будет покончено с данным порочным направлением в философии.
Таким образом, как показывает пример Лукача, философия в ее прогрессивных формах сама рассматривала историю как опыт катастрофического развития. Со времен Французской революции всегда существовали философы, которым грядущая история представлялась в облике катастрофы. Можно вспомнить в этой связи, к примеру, Гёте, который с тревогой размышлял о результатах Французской революции, открывшей дорогу хаосу и распаду нравственных устоев.
Всю глубину нашего нынешнего восприятия истории как катастрофы мы можем найти у позднего Гёте, который чувствовал эти тенденции с необычайной остротой. Его восприятие было консервативным. Консерватором можно было бы называть человека, чувствующего и осознающего исторические катастрофы.
Это восприятие угрозы исторической катастрофы, которое было присуще консервативным поэтам и мыслителям XIX столетия, нашло особо концентрированное выражение у Ницше. Ницше не противопоставлял линию философии спасения какой-то другой линии, приносящей несчастье. Он не принимал и такого противопоставления как прогрессивное и негативное рассмотрение истории.
Ницше видел перед собой исторический процесс, в котором прогресс готов разрушить и себя самого, и предпосылки, приведшие к его возникновению. Ницше интерпретировал сам прогресс как распад, поскольку этот прогресс осуществляется в просвещенном мире благодаря условиям, которые он не сам создал, а которыми он обязан метафизике, христианству. Эпоха Нового времени и ее подлинно прогрессивные достижения стали возможны лишь благодаря метафизике.
Смысл рассуждений Ницше о том, что Бог умер, заключается в осознании того факта, что прогресс все более приводит к саморазрушению. Со смертью Бога рушится фундамент, на котором были воздвигнуты все устои и упорядоченные структуры, существовавшие до сих пор. Отныне начинается совершенно другая история, отличная от прежней. Тем самым прерывается преемственность исторического процесса.
Ницше полагал, что новая история будет определяться "логикой страха". Прогресс приведет, по его пророчеству, к тотальному распаду и разрушению. Ницше говорил в этой связи о пришествии последовательного и завершенного нигилизма. В период непоследовательного нигилизма образ жизни людей носит шизофренический характер. Затем, полагал Ницше, наступит время завершенного нигилизма, и человеку придется создавать самого себя.
Ницше верил в создание такого человека, который сможет вынести опыт истории как катастрофы и сохранит при этом чувство ответственности. Ницше предвидел ту историческую катастрофу, которую мы переживаем сегодня. Он глубоко осознавал ее сущность. Перспективы, которые обозначил Ницше, бросают вызов всем значительным философским системам ХХ века, будь то прогрессивным или консервативным, ставит их перед необходимостью ответа на эти вопросы.
