Власть и оппозиции - Роговин Вадим Захарович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
О том, что Сталин ощущал шаткость своего положения и избегал открытых выступлений, способных ещё больше подорвать его авторитет в партии, свидетельствует его молчание на протяжении 1932 года. За этот год он не выступил ни с одной публичной речью, опубликовал лишь две короткие статьи, два письма и несколько приветствий. Как сообщал корреспондент «Бюллетеня», «на XVII конференции Сталин не произнёс ни слова. Его молчание произвело огромное впечатление и притом убийственное… Под конец конференции сами делегаты заволновались и стали почтительно требовать, чтобы „вождь“ высказался. Но Сталин отказался наотрез. Это многих прямо-таки потрясло. Некоторые стали говорить вслух, конечно, в своем кругу: „Почему не высказывается? Потому что ему нечего сказать“» [566]. Помимо конференции, в 1932 году состоялись два пленума ЦК, на которых Сталин также «не выступал, хотя и присутствовал; он ограничился выкриками с места» [567]. «Молчание Сталина и его затворничество приобретают всё более и более демонстративный характер» [568],— замечал ещё один автор «Бюллетеня».
Несмотря на кажущийся триумф Сталина, его сила ещё не была столь безграничной, чтобы оборвать все связи Троцкого с его единомышленниками в СССР и уничтожить подпольную жизнь левой оппозиции. «Несмотря на непрерывные организационные разгромы, левая оппозиция живёт»,— писал один из авторов «Бюллетеня». Хотя «вряд ли где-нибудь и когда-нибудь в мире подлинно марксистскому течению было так трудно в техническом смысле вести работу, как нам теперь в Советском Союзе», тем не менее «авторитет тех оппозиционеров, которые не склонились и не сломились, страшно высок у партийной массы, в том числе и у аппаратчиков. „Вот это люди!“ — говорят даже противники. Иные выражаются ещё точнее: „Настоящие большевики!“» [569]
В начале 30-х годов, по данным «Бюллетеня», в тюрьмах, ссылках, под надзором находилось свыше 7 тысяч приверженцев левой оппозиции. Значительная их часть содержалась в т. н. политизоляторах, вместе с членами бывших социалистических партий: эсерами, меньшевиками, анархистами и т. д. В то время режим в политизоляторах был ещё относительно мягким. Там, как рассказывает старая большевичка 3. Н. Немцова, были «удобные камеры. В них люди могли работать. Или не работать, по выбору. И географически политизоляторы находились в хороших местах. Можно было гулять. Но люди считались арестованными, то есть заключёнными. Хотя и пользовались библиотекой. Им предлагалось: изучайте. Проверьте свои знания. На подлинниках. Вернитесь к Марксу, к Ленину. Поработайте над собой. И окончательно решайте вопрос о своих убеждениях» [570].
Тщательно дозируя свой план истребления левой оппозиции, Сталин в начале 30-х годов видел свою задачу в том, чтобы принудить к «добровольной» капитуляции последних оппозиционных лидеров, сохранявших верность своим убеждениям.
В этих целях репрессированным оппозиционерам, отказывавшимся подать заявления о капитуляции, прибавлялись сроки заключения или ссылки, их направляли в ещё более гиблые районы. Наряду с этим некоторым из них давались определённые послабления, например, разрешалось появляться в Москве. «Недавно в Москву приезжал, по семейным делам, с особого разрешения властей, Н. И. Муралов,— сообщал корреспондент «Бюллетеня».— Возможно, что самый приезд был разрешён ему с тем, чтоб испытать его крепость. На Николая Ивановича были напущены кое-кто из более приличных капитулянтов. Те запросили у него свидания. Он ответил: „Если собираетесь уговаривать, то встречаться не к чему“. Эта фраза немедленно же обошла всю Москву и ничего, кроме одобрения, не вызвала: „Молодец, Муралыч!“» [571]
Стойкость не сдавшихся оппозиционеров и влияние левой оппозиции в широких партийных кругах поддерживались распространением в Советском Союзе «Бюллетеня оппозиции», который издавался до марта 1931 года в Париже, а затем вплоть до прихода Гитлера к власти — в Берлине. Многие члены партии, в том числе работники посольств, возвращаясь из заграничных командировок, нелегально привозили номера «Бюллетеня» на родину и знакомили с ними своих друзей. Многие оппозиционеры, как находившиеся на свободе, так и содержавшиеся в ссылках и тюрьмах, поддерживали регулярный контакт с Троцким, пересылали ему письма и даже рукописные газеты, издававшиеся в некоторых политизоляторах. С годами обнаружение при обыске «Бюллетеня» стало грозить всё более суровыми репрессиями, в результате чего сфера его распространения сузилась. Тем не менее многие коммунисты продолжали жадно ловить вести из «Бюллетеня». «Те, кто не решаются привезти свежий экземпляр Бюллетеня в кармане,— писал в 1932 году анонимный корреспондент,— читают его от доски до доски за границей, и ничто, конечно, не может помешать им привозить Бюллетень в головах. От них идеи Бюллетеня расходятся более широкими кругами. Кроме того, официальная печать по всем большим вопросам считает нужным дать лозунг против „контрреволюционного троцкизма“… [в ней] можно всегда натолкнуться на цитату из Бюллетеня или на пересказ той или другой статьи. Оппозиционеры под этим углом зрения раскрывают свежий номер газеты или разрезывают свежую книжку журнала: нет ли там чего про нас? Цитаты, правда, почти всегда искажены, мысли перевраны, но за эти годы мы многому научились, в том числе и чтению между строк. В 9 случаях из 10-ти мы безошибочно догадываемся о том, как вы в действительности ставите вопрос в Бюллетене» [572].
Характеризуя пестрый спектр политических настроений в партии, можно выделить несколько типов отношения к Троцкому и «троцкистам». Враждебность к ним вызывалась, во-первых, неприятием их критики всевластия бюрократии; во-вторых, принципиальным несогласием с их идейными установками (ориентация на мировую революцию, защита социального равенства, признание допустимости фракций и оппозиций в партии); в-третьих, «возмущением» по поводу открытой, «на весь мир» критики Троцким и другими авторами «Бюллетеня оппозиции» «внутренних дел» в партии и стране, даже если многое в этой критике признавалось справедливым.
Наряду с этим среди неорганизованной и нерасчленённой массы оппозиционно настроенных коммунистов симпатии к Троцкому и его сподвижникам вызывались также различными причинами: одни сознательно признавали правоту идейной и политической программы левой оппозиции; другие, не разбиравшиеся глубоко в теоретических спорах, принимали Троцкого не идейно, а политически, поскольку он оставался единственным несломленным, «работающим» вождем оппозиции; третьим импонировала его критика Сталина и сталинизма, осуществлявшаяся с последовательно большевистских позиций.
Всё большее число коммунистов, критически настроенных по отношению к господствующему режиму, понимало, что, сопротивление последнему может найти оформленный и организованный выход лишь путём установления контактов с «троцкистами», сохранявшими свою нелегальную фракцию. Поэтому ГПУ направляло всё большие усилия на вылавливание остававшихся на воле оппозиционеров. Это достигалось как путём внедрения в оппозиционное подполье прямых провокаторов, так и путём демагогического давления на членов партии, что-либо знавших о деятельности этого подполья. Приемы, с помощью которых вымогались сведения о прошлой или настоящей деятельности «троцкистов», выразительно описаны в романе Солженицына «В круге первом». Здесь рассказывается, как Лев Рубин, работавший редактором газеты Харьковского тракторного завода, был в 1931 году неожиданно вызван к секретарю заводского парткома, типичной сталинистке тех лет.
«…В кабинете был третий человек, нерабочий тип, в галстуке, костюме, желтых полуботинках. Он сидел в стороне, просматривая бумаги и не обращая внимания на вошедшего…
Женщина стеснённо, как-то потухло, поговорила с Лёвой о заводских делах, всегда ревностно обсуждавшихся ими. И вдруг, откинувшись, сказала твёрдо:
— Товарищ Рубин! Ты должен разоружиться перед партией!..
Теперь вежливо вмешался тот тип… он сказал, что надо честно и до конца рассказать всё, что известно Рубину об его женатом двоюродном брате: правда ли, что тот состоял прежде активным членом подпольной троцкистской организации, а теперь скрывает это от партии?..
