Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Кургинян Сергей Ервандович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Низведение развития к усеченной и огрубленной (в том числе за счет так называемой экономизации) рецептуре — это оружие в руках иноземного опекуна, который хочет дозированно развивать опекаемых им туземцев. Развивать их в той лишь степени и в том лишь направлении, в каком это нужно опекуну.
Тот, кому нужно неразвитие, обопрется на актив, который я назвал «4Д-дженерейшн». А также на табун интересантов (криминальных, в первую очередь), которые сомнут развитие не потому, что оно им антипатично или враждебно, а потому, что интересы требуют движения в определенном направлении. Табун, ломанувшись в этом направлении, даже не ощутит, что у него под копытами будет гибнуть развитие. Табун вообще не знает, что такое развитие. Он на то и криминальный табун, чтобы двигаться в сторону своих очередных элементарных криминальных приобретений. А если у него на пути оказалось нечто (хоть развитие, хоть религия, хоть мораль), он, не задумываясь, это растопчет.
Тот, кому нужно ограниченное развитие (ОР), обопрется на другую «дженерейшн». Назовем ее «ОР-дженерейшн». Сама «дженерейшн» не будет ни отрекомендовываться нам в качестве ОР, ни именовать себя ОР, даже оставшись наедине с собой. Она будет называть себя «подлинным развитием».
«Вы себя так будете называть… Она себя так будет называть… А разобраться-то как?» — спросит читатель.
Для начала — просто признав, что игровая рефлексия, проектизация развития (она же — попытка раскрыть развитие с содержательной точки зрения, адресуясь к его врагам, конфликту вокруг развития, накаленному до той степени, когда его можно называть войной) допустима.
Признали это… Что дальше? Начинаем искать врагов? Нет!
Брать тут быка за рога бессмысленно. Надо, напротив, еще раз уйти ненадолго от игровой рефлексии (и связанной с нею проектизации). И вернуться к исследованию сущности развития как такового. Добившись снова какого-то, пусть и минимального, продвижения в этом вопросе, можно будет углубить игровую рефлексию, возвратившись снова на ее территорию. Так и только так можно продвигаться (к вопросу об уже обсужденном мною квантовом принципе дополнительности).
Возвращаясь же к исследованию сущности под названием «развитие», признаем все то, что в общем-то отрицать невозможно.
Признаем, например, что развитие и рост — вещи разные. Причем качественно разные (к вопросу о куколке и бабочке). Можно это оспорить? Вроде бы нет.
Признаем также, что экономический рост — это даже не экономическое развитие. Что может быть и регрессивный рост.
Признаем далее, что экономическое развитие — это не обязательно социальное и культурное развитие.
Признаем, что и технологическое развитие — это еще не развитие как телеология. А значит, те, кто сводит развитие к экономике (да и технологиям тоже), зачем-то изымают нечто из Контекста, коим для нас по-прежнему является проблема развития как таковая. Что изымается из контекста? Ну, например, культура. Достоевский устами своего героя предупреждал: «Обратитесь в хамство — гвоздя не выдумаете». Значит, нужно бороться с хамством, то бишь декультурацией. А также со многим другим. Возьмем, к примеру, образование… Ну, пусть высшее. Сколько граждан его получает — это проблема роста, а не проблема развития. Что эти граждане получают? А ну как удастся неопровержимо доказать, что получаемое сегодняшними нашими согражданами псевдообразование — это одно из «д» (дегенератизация)…
Признав несомненное и опершись на него, можно заняться… поиском врагов? Да нет! Чуть более сложными вопросами, касающимися все той же исследуемой нами коварной сущности.
Развитие — это восхождение от простого к сложному? Каков критерий сложности? И в чем ее, сложности этой, ценность?
Самолет сложнее телеги. Тут все понятно. Нынешний Шанхай — не первобытная африканская деревня. Тоже понятно. Стоп. Сравните «Мону Лизу» Леонардо да Винчи и «Черный квадрат» Малевича. Не правда ли, уже непонятно? Вам покажут и скажут: «Где развитие? И нужно ли оно, если оно такое?» Вы сошлетесь на теорию эволюции. То есть на это самое «или нас сомнут». Развившееся съедает (или порабощает, в любом случае, сминает) неразвившееся. Источник развития — борьба за выживание.
Но тогда развитие — всего лишь рок, а не ценность. В чем ценность (если она есть)? Как ни странно, нечто существенно уточнится (и усложнится), если мы к развитию живого и его механизмам (борьба за выживание, например) присовокупим развитие неживого. Есть ли оно? Конечно же, есть.
Органическая молекула, безусловно, сложнее обычной молекулы. То есть в каком-то смысле она более развита.
Кристалл сложнее аморфных некристаллических соединений. То есть он более развит.
Молекула сложнее атома, атом сложнее элементарной частицы… Борьбы за выживание нет, а усложнение (то есть развитие) есть. В чем источник?
Кто-то пытался доказать, что действует всемирный закон экономии энергии. Мол, электронам и протонам экономичнее собираться в атом и так далее. Пробовали проверить. В самых простейших случаях — доказуемо. А дальше не только не доказуемо, но и наоборот. Нет экономии энергии. А усложнение есть.
А раз оно есть, значит, у него есть источник. И по определению — не дарвиновский. Естественно предположить, что этот же источник действует при переходе от неживого к живому. А также от животного к человеку. А от человека…
Верующий скажет вам, что для него ценность развития — восхождение к Богу. Но другой верующий назовет развитие греховным отпадением от принципа. Вот я прочитал у одного нашего молодого околоконфессионального публициста, что история — это грех. Что порождена она изгнанием из рая. Звоню коллегам-религиоведам, спрашиваю: «А что, семь дней Творения — это не история?» Они отвечают: «А у него такая позиция». Для одних христиан Большой Взрыв, создавший Вселенную, — это сотворение мира (то есть благо). Для других — это первогрех.
Стоп… Если для какого-то субъекта (социальной группы, плотного мировоззренческого сообщества) развитие является грехом (первогрехом или грехом иным), то оно по определению не благо, а зло. И этот субъект, в соответствии со своей идеологией, своим представлением о благе (а это уже даже не идеология, а метафизика), является абсолютным врагом развития. Но есть ли такой субъект (или такие субъекты)? И какова мера его (или их) влиятельности?
Вот мы с вами, вроде бы занимаясь только сущностью развития, снова вернулись к игровой рефлексии… А как же… субъекты… ценностная (и даже метафизическая) оценка ими развития… конфликт оценок… конфликт субъектов… война… враги… Мы все еще пребываем, как сказали бы физики, в сфере чистой теории, или у нас есть какие-то экспериментальные доказательства?
В том-то и дело, что какие-то доказательства есть. Ведь на начальном этапе (а мы именно на нем и находимся) достаточно примера, который и обеспечит переход от необязательной гипотезы к констатации реальной странной коллизии, которую надо исследовать.
Не было бы у меня такого примера, причем яркого, оставившего след в эмоциональной памяти, я, может, и не занимался бы политической теорией развития. Но в том-то и дело, что у меня такой пример есть.
Лет пятнадцать назад я говорил о развитии в кругах высшей советской (тогда уже не находящейся у власти) элиты. Я был для этих кругов «своим». Но, начав апеллировать к развитию, натолкнулся на очень мощное отторжение. Мне сказали, что хорошо было в России только при Победоносцеве и Александре III. Я возразил, что если бы при Победоносцеве было так хорошо, то не было бы Ленина, а был бы «Победоносцев нон-стоп». Ведь исторический опыт — это как эксперимент в физике. Против него не попрешь.
Ответом был полный разрыв коммуникаций. Ибо для этого круга советской элиты, формально присягавшей боготворящему развитие марксизму-ленинизму, развитие было абсолютно враждебно. То есть враждебно на уровне символа веры. И вера-то вроде бы была как бы светская… И символ этой веры был вовсе не каноническим. Но тем не менее речь шла именно о символе веры. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Кто символ веры разделяет — свой. Кто его не разделяет — чужой. И никаких дискуссий, никаких проблематизаций, никаких проверок любым, в том числе историческим, опытом.
