Западня глобализации: атака на процветание и демократию - Мартин Ганс-Петер (читать книги регистрация .TXT) 📗
Проницательные политические обозреватели характеризуют текущие изменения в том, что еще до недавних пор было наиболее стабильной парламентской демократией в мире, в исключительно тревожных тонах. «Мы находимся в предфашистской ситуации», — говорит выдающийся вашингтонский журналист и писатель Уильям Грейдер, нередко проявлявший острое чутье к политическим тенденциям [332]. В 1987 году, например, он в своей книге «Секреты храма» обстоятельно поведал о том, как центральный банк США «правит страной», а в 1992 году его книга «Кто расскажет людям?» с подзаголовком «Предательство американской демократии», где анализируется сомнительная политическая система его страны, оказалась в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме».
Существуют крайне правые республиканцы, тесно связанные с разного рода неонацистами и закладывателями бомб из самозваных «ополчений», затем так называемые «бешеные», которые призывают к созданию «независимых штатов» в пику центральной власти в Вашингтоне и часто являются обычными неудачниками, не добившимися благосостояния, и, наконец, секты вроде сайентологической, считающиеся экспертами «новой формой политического экстремизма». Вся эта смесь представляет собой исключительно вредоносное варево [333]. «Фашизм проистекает из определенных тенденций в экономике и финансовой политике. Любой вызывающий к себе доверие американский политический деятель авторитарного толка, который пообещает дать людям хлеб и в чьих посулах прозвучит отчетливый расистский подтекст, будет быстро продвигаться наверх», — пророчествует Грейдер.
Это едва не произошло в 1996 году, когда Пэт Бьюкенен, националист и сторонник протекционизма, одерживал одну победу за другой на праймериз (предварительных выборах) республиканцев для выдвижения кандидата в президенты. Политолог из Гисена Клаус Леггеви, ныне преподающий в Университете штата Нью-Йорк, считает, что «не будет преувеличением сказать, что в программе Бьюкенена слышны отголоски ранних разновидностей европейского фашизма» [334]. В конце концов истэблишмент республиканцев и превосходно организованная Христианская коалиция (ставшая с ее 1,7 миллиона членов главной силой республиканской партии) сочли содержащие элементы антисемитизма и ксенофобии популистские нападки Бьюкенена на практику большого бизнеса чересчур радикальными, и его кампания была заблокирована.
Тем не менее «движение Бьюкенена» имеет много общего с современными европейскими национал-популистами, такими как Йорг Хайдер, Умберто Босси и Жан-Мари Ле Пен, которые тоже выставляют себя аутсайдерами, агрессивно выступают против иммигрантов и шумно требуют радикальной приватизации и морального очищения, — проводит параллели Леггеви. — Для них Вена, Рим, Париж или Брюссель то же, что для Бьюкенена Вашингтон, и они так же, как и он, призывают к коренному преобразованию системы налогообложения». Силой новых правых являются не столько их лидеры, сколько соблазнительность их идей. Когда предвыборная борьба 1996 года в США вступала в решающую стадию, сам Бьюкенен уже никого не интересовал, но его тезисы по-прежнему играли немаловажную роль.
Авторитаризм является реакцией на избыток неолиберализма, подобно тому как пересохшие поля охватывает пожар. К примеру, Новая Зеландия, распахнувшая двери перед дерегулированием довольно давно, теперь вынуждена бороться с иррациональным, расистским движением протеста «Новая Зеландия превыше всего», лидер которого, Уинстон Питере, совершил серьезный прорыв на выборах осенью 1996 года. Соседняя Австралия, обычно не привлекавшая особого международного внимания, в середине августа того же года стала одной из центральных тем в масс-медиа, поскольку ее новое консервативное правительство планировало настолько драконовское трудовое законодательство и такое сокращение общественных расходов, что аборигены, рабочие и студенты штурмовали парламент [335]. Ксенофобы идут в наступление даже в Швеции, которая прежде славилась своей открытостью, равно как и в Швейцарии, Италии, Франции и Бельгии.
Как видно из этих примеров, проблема фундаментализма отнюдь не ограничивается исламом. «У всех нас есть свои Зюгановы», — написал один обозреватель «Интернэшнл геральд трибюн», имея в виду «назадсмотрящего» российского коммуниста Геннадия Зюганова [336]. И вновь дальше всех в этом направлении ушли австрийцы. Начиная с 1986 года крайне правый популист Йорг Хайдер завоевывает популярность в темпе, который, как полагает не только он сам, уже к концу тысячелетия приведет его на пост канцлера. Единственным реальным тормозом на этом пути для него до недавних пор (впрочем, недолго) являлись его обмолвки, пробуждающие в тысячелетней Австрии воспоминания о тысячелетнем рейхе.
Этот профессиональный популист, выглядящий в свои сорок пять исключительно моложаво, продвинулся дальше всех своих единомышленников в мире благодаря особому, намеренно культивируемому изоляционизму своей страны. Вступив в январе 1995 года в Европейский Союз (шаг, которому Хайдер яростно противился, несмотря на отсутствие альтернативы), эта альпийская республика подверглась мощному, вызванному субъективными причинами шоку адаптации к общеевропейским стандартам эффективности. Одновременно ей, как и остальным странам ЕС, пришлось справляться с последствиями глобализации. Для большинства австрийцев, которые в неоднозначных ситуациях неизменно прячут голову в песок, этот двойной вызов оказался невыносимым бременем. «Нас изберут здравомыслящие люди», — говорит Хайдер, не осознавая, что, будучи избранным, он поставит своих избирателей в еще более затруднительное положение. Ибо сей обольститель сам является радикальным сторонником свободного рынка и хвалится, что научился у неолиберала Джеффри Сакса в Гарвардском университете «готовить экономику к глобальным переменам». Осенью 1996 года, во время предвыборной кампании, улицы Вены были увешаны плакатами следующего содержания: «Вена не должна превратиться в Чикаго», «С нами Вена останется нашим домом» и, самое эффектное, «День выборов — день расплаты». Государственный секретарь, социал-демократ Карл Шлёгль признал: «Мы в опасности». А Петер Марицци, секретарь центрального комитета этой когда-то «красной» партии, предсказал: «Это будет катастрофой» [337].
Если бы возникла необходимость определить на основании существующих тенденций и анализа прошлых выборов тех счастливчиков, которые в будущем будут жить лучше всех на свете, то жители Вены, бывшей столицы императорско-королевской монархии, лидировали бы в этом прогнозе с большим отрывом. Да, сегодня этот мегаполис, бывший в начале прошлого века седьмым по величине на земном шаре, находится далеко внизу списка 325 городов с населением свыше миллиона. Но скоро он, вероятно, сможет извлекать такую же выгоду из своих компактных размеров, как и из былого великолепия.
Если, согласно прогнозам, самое позднее в 2050 году вызванный изменением климата подъем уровня мирового океана будет представлять угрозу для большинства городов-монстров мира, а на горные районы всей планеты обрушатся неописуемые селевые потоки, то Вена, эта колыбель модернизма, благополучно избежит означенных напастей, обладая, несмотря на глобальное потепление, умеренным континентальным климатом и находясь вдали от морей, среди пологих холмов неоднократно воспетого и уже однажды защищенного от турецких войск Венского леса.
Нынешние правители сделали выводы из ошибок Габсбургов. Памятуя о беспорядках конца прошлого века, они остановили наплыв нежеланных инородцев, прежде чем тот смог начаться. И никакая боснийская голытьба, никакие цыганские таборы и даже чернокожие дельцы черного рынка из Африки не нарушат идиллического существования новой венской элиты, населяющей район Пратер, рядом с которым сто лет назад свыше 100 000 евреев нашли убежище от дальнейшего обнищания и новых погромов в Восточной Европе.
