Собственность и государство - Чичерин Борис Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Глава I. СВОБОДА
Человек - существо общежительное: таков первый, несомненный всеобщий факт, от которого отправляется всякое исследование общественных отношений. В животном царстве, ближайшем к человеку, мы находим множество пород, живущих одиноко; человек живет не иначе как в обществе, ибо только в обществе могут проявляться и развиваться собственно человеческие способности.
Однако и в животном царстве мы встречаем общества, даже с весьма сложным устройством, доходящим до постоянного разделения занятий. Отсюда необходимость сравнения, ибо только этим путем можно выяснить особенности человеческого общежития.
Существенное, кидающееся в глаза различие между обществами животных и союзами людей, заключается в том, что первые, в каждой отдельной породе, имеют всегда одинаковое устройство и управляются одними и теми же законами. Эти законы установлены не ими, а самою природою, которая вложила в животных известные инстинкты, неизменно направляющие их к предуставленной цели. В силу этих прирожденных инстинктов, которые составляют для них внутренний, непреложный закон, животные всегда действуют одинаковым способом. В их обществах, поэтому, не замечается развитие. Взявши всю совокупность животного царства, мы скорее найдем даже попятный ход. Самые сложные и совершенные общества встречаются у животных низшего разряда, у пчел, у муравьев; напротив, млекопитающие, ближе всего стоящие к человеку, живут или стадами, без всякой определенной организации, или даже в одиночку. Звери, занимающие, если не высшую, то во всяком случае весьма высокую ступень в животном царстве, как то львы, тигры, лисицы, живут одиноко. Объяснения этого явления следует, по-видимому, искать в том, что с высшим развитием сила инстинкта слабеет. Животное освобождается из под его власти; оно индивидуализируется, а с тем вместе слабеет и связь, соединяющая его с другими. Чтобы воссоздать эту связь путем сознания, нужно высшее, духовное развитие, которого мы не находим в животном царстве.
Это высшее начало дано в удел человеку. В противоположность животным, человеческие общества по существу своему изменчивы.
Не только каждое отдельное общество имеет свой тип и свои законы, но одно и то же общество с течением времени проходит через совершенно различные формы общежития. Причина та, что человек сам себе дает закон и меняет этот закон по своему произволу.
Это не значит, однако, что устройство человеческих обществ и управляющие ими нормы являются делом случайной прихоти людей. Природа не лишила человека руководящих начал для его жизни. И в нем есть вложенный в его душу естественный закон, который должен служить ему нормою для деятельности; но этот закон не налагает на него непреложного образа действий, которому он необходимо следует; человек может от него уклоняться. Исполнение естественного закона вверено не слепому инстинкту, всегда действующему одинаковым образом, а сознанию и свободе. Человек настолько исполняет естественный закон, насколько он его сознает и насколько он хочет его исполнять. А так как сознание и воля подлежат изменению и развитию, то и законы, управляющие человеческими обществами, изменяются и совершенствуются.
Итак, коренной признак человеческого общежития, полагающий глубокую пропасть между царством животных и царством духа, есть свобода. Человек сам себе дает закон, и по своему произволу исполняет его или не исполняет. Отсюда ясно, что всякое учение о человеческом общежитии должно начать с исследования свободы. Что такое свобода? где се корень? где ее границы? какие вытекают из нее последствия? Таковы вопросы, которые возникают перед нами, как только мы приступаем к исследованию общественных отношений, вопросы, которые имеют решающее значение для всего нашего воззрения на человеческое общежитие.
Эти вопросы носят на себе чисто философский характер. С одним опытом тут далеко не уйдешь. Опыт представляет нам одинаково и свободу, и рабство. В истории мы видим даже высоко просвещенные народы, которым человечество обязано лучшим своим достоянием и у которых, однако, все общественное устройство покоилось на рабстве. Которое же из этих двух начал согласно с природою человека? К чему мы должны стремиться? И если человеческая природа требует свободы, то откуда явление рабства и чем оно оправдывается?
Ясно, что мы от жизненных явлений должны взойти к исследованию внутренней природы человека. Чем же мы будем руководствоваться в этом изучении? Покинутые внешним опытом, который представляет нам противоречащие явления, станем ли мы опираться на внутренний опыт? Но сами приверженцы опытной методы скажут нам, что внутренний опыт в этом случае более нежели когда-либо может быть обманчив. Если мы сошлемся на то, что каждый внутри себя сознает себя свободным, то нам ответят, что это сознание происходит оттого, что мы часто не сознаем внутренних побуждений своих действий, которые влекут нас в ту или в другую сторону по законам естественной необходимости. Внутренний опыт, так же как и внешний, дает нам одни явления; он не раскрывает нам внутренних их причин; а в вопросе о свободе требуется именно постижение внутренней причины действий. Надобно понять самую сущность свободы и ее связь с сокровенною природою человека, без этого мы не в состоянии будем определить ни ее требований, ни ее границ.
Для решения этого вопроса необходимо, следовательно, возвыситься в сверхопытный мир, перейти в область метафизики, которая одна в состоянии уяснить нам нашу задачу. Если же этот мир для нас закрыт, если метафизика не что иное, как пустой бред человеческого ума, то и вопрос о свободе должен вечно оставаться для нас неразрешимым; но тогда и самое исследование человеческого общежития лишается всякого руководящего начала. Наука об обществе превращается в хаос противоречащих друг другу явлений. Именно это мы видим в современной литературе. С упадком философии устранился вопрос о существе и об источнике свободы. Одни признают ее как факт и на этом факте строят свое учение; но так как факт не исследован в своем существе и не утвержден на надлежащих основаниях, то очевидно, что и вытекающие из него последствия лишены прочного фундамента. Это - здание, построенное на совершенно произвольном предположении. Другие исследуют свободу только в ее внешних проявлениях: но так как внутренняя ее природа остается нераскрытою, то ясно, что отсюда нельзя вывести никаких руководящих начал: все ограничивается туманными представлениями, которые не выдерживают критики. Третьи, не пытаясь даже вникнуть в существо предмета, просто отвергают внутреннюю свободу на основании чисто логических соображений, и при этом, к удивлению, крепко стоят за свободу внешнюю, как будто последняя не почерпает свою силу и значение единственно из первой. Четвертые, наконец, держась чисто опытного пути, совершенно устраняют вопрос о свободе и при этом воображают, что они в состоянии сказать путное слово о человеческом общежитии. Можно встретить обширные социологические и даже юридические трактаты, в которых о свободе нет даже речи, или она упоминается вскользь, как предмет несущественный. Читатель, раскрывающий подобную книгу, может быть уверен, что он не найдет в ней ни единого слова, которое имело бы серьезное научное значение.
Итак, в исследовании законов человеческого общежития мы без философии не обойдемся. На самом пороге возникает перед нами вопрос о свободе, который должен быть решен на основании философских доказательств. Как же мы к этому приступим? Прежде всего необходимо установить самое понятие.
Свобода понимается в двояком значении: как внешняя и как внутренняя, как свобода действий и как свобода воли. Первая состоит в независимости действий от чужой воли, или в определении их собственною волею лица, короче, в возможности делать что хочешь; вторая состоит в независимости воли от внешних побуждений, или в существующей для нее возможности определяться чисто из себя самой.
Некоторые философы отвергают самое понятие о внутренней свободе, признавая существование исключительно свободы внешней. Сюда принадлежит главный представитель сенсуализма нового времени, Локк. Он утверждает, что свободою можно назвать единственно способность делать или не делать что хочешь, то есть сообразовать свои действия с определениями разума; но нелепо говорить о свободе хотеть или не хотеть, как будто воля может определяться еще новою волею. Локк уверяет даже, что возбуждать вопрос о свободе воли все равно что спрашивать: может ли сон быть быстрым или добродетель квадратною? Свобода, по его мнению, принадлежит не способности, а деятелю, то есть разумному существу, которое свободно, насколько его действия согласуются с его хотением, и несвободно, насколько эти действия вынуждены внешнею силою [5].
