Кризис либерализма - Рормозер Гюнтер (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Эту концепцию нового человека социалистического типа невозможно понять без знания христианства. Рассуждения о новом человеке составляют специфику и основное содержание Нового Завета. В этой связи становится ясно, что марксизм характеризовался не только утопизмом и ориентацией на определенную экономическую систему, но это была, кроме того, некая форма религии эпохи Нового времени. Его огромная способность мобилизовывать в нужный момент духовные силы людей, их коллективную веру определялась главным образом тем, что марксизм был своего рода эрзац-религией.
Реальный социализм всегда выполнял также функции религии. Обещанием этой религии было создание "нового человека". И если вести речь о действительном, духовном преодолении этой религии, то оно возможно лишь путем утверждения другой религиозной или подобной ей силы. Иначе после утраты всякой веры остается лишь интеллектуальный цинизм, а в конечном счете - нигилизм.
Самые значительные экономические достижения в новых землях ФРГ ничего не изменят в этом глубочайшем нигилизме, оставшемся в наследство от рухнувшей религии социализма. Либерализм до сих пор был не в состоянии заполнить образовавшийся здесь духовный вакуум. Поэтому не следует удивляться, если нам доведется еще пережить повсеместное пробуждение ностальгической тоски по погибшему социализму.
Вспомним о том, что происходит в других странах Восточной Европы. Если западный капитализм не выполнит в обозримом будущем своих обещаний, то здесь всерьез может быть заново поставлен вопрос: а не попытаться ли нам еще раз пойти по пути социализма, только используя новые методы и другие организационные формы? Не достать ли нам труп из подвала и не воскресить ли его?
Эта притягательная сила социализма обусловлена не его собственной природой. Она является следствием того, что люди не видят иной альтернативы больной либеральной системе, не знающей ничего другого, кроме бессмысленного материального воспроизводства, осуществляемого к тому же несправедливым образом. Либеральный капитализм не чувствует никакой ответственности за то, чтобы дать людям образ будущего, определить перспективу. Его занимает только касса. Поэтому исходя из всех вышеназванных обстоятельств так важно, чтобы мы не забывали о крушении социализма, а вновь задались вопросом: почему же он, собственно, потерпел крах? Что было решающей причиной?
Мы на Западе не верили в возможность его краха. Еще двадцать лет тому назад, когда Ричард Никсон посетил Москву в 1972 г., Соединенные Штаты признали за Советским Союзом статус равноправной державы такого же ранга - второй великой гегемониальной державы в мире. Благодаря этому признанию Советский Союз достиг своей важнейшей цели, которую он преследовал десятилетиями, проявляя удивительную выдержку и настойчивость. Менее двадцати лет назад тогдашний глава внешнеполитического ведомства США Киссинджер предсказывал, что пройдет, вероятно, еще лет пятнадцать, пока марксизм не завоюет и Западную Европу.
Не будем забывать также о том, как очарованы были марксизмом интеллектуалы Франции и Германии. Говорят, Брежнев сказал как-то, что к началу девяностых годов Германия упадет к ногам Советского Союза как созревшее и загнивающее яблоко. Такой взгляд вовсе не был пустой выдумкой. Достаточно вспомнить в этой связи, что в крупных университетах ФРГ марксизм был своего рода доктриной. Не забуду, как меня порицали тогда как идеолога капитализма на том основании, что я выступал за права человека. Идея прав человека, говорили мне марксисты, это мелкобуржуазная идеология, которую капиталисты поддерживают потому, что она соответствует их интересам.
Иногда полезно еще раз вспомнить и представить себе, какую картину представляла собой ФРГ, когда будущее страны представлялось в духе некоего подлинного социализма, который должен принести освобождение человека. Уже по одной только этой причине немцы в западных землях ФРГ должны были бы проявить больше самокритичности и снисходительности по отношению к людям из новых земель, которым довелось все-таки испытать социализм на собственной шкуре. Сегодня с поразительным лицемерием, с чувством собственной непогрешимости и предав забвению историю некоторые люди ведут себя у нас так, будто Запад, с полным осознанием своих ценностей, добродетелей и принципов, стойко противостоял тогда искушениям, исходившим от социализма. Так вот, это чистая легенда.
Отсюда и вопрос: почему же социализм потерпел теперь крушение? А потерпел он крушение в конечном счете только вследствие своей собственной природы. Он лопнул. Социализм рухнул как карточный домик или как обваливается вдруг сгнивший дом. Когда Михаил Горбачев начал обосновывать необходимость реформ, то первое его заключение касалось того, что реальный коммунизм превратился в неподвижную систему, блокирующую и парализующую саму себя. Коммунизм потерял способность к обновлению. Аналитические исследования, в которых советские ученые вскрывали ошибки и недостатки системы и давали предложения по ее исцелению, не могли помочь делу, потому что система была против изменений. Так она была устроена. Она не была способна учиться и извлекать уроки из опыта. Сколь бы насущным ни было верное понимание ситуации, оно не имело уже практических последствий. Этот факт должен был бы вызвать у нас самый жгучий интерес, потому что может случиться, что не только коммунистическая, но и наша либеральная система окажется в таком же состоянии.
Михаил Горбачев обращал также внимание на то, что самой глубокой причиной того жалкого состояния, до которого дошел социализм, является кризис морального сознания. Признание, которое само по себе весьма примечательно, если вспомнить, что согласно марксизму в обществе должны господствовать социально-экономические факторы, а не мораль, которой отводилась лишь роль слабого рефлекса на обстоятельства.
Впрочем, именно этот вопрос показывает, в какой значительной мере вульгарно-материалистическое мышление получило распространение также и на Западе. Ведь для нас мораль тоже перестала быть чем-либо иным, как рефлексом на социальные условия. Когда у нас задумываются над причинами определенных явлений, сомнительных в моральном отношении, то интересуются прежде всего именно социальными причинами. Причину находят как правило, - точно так же, как марксисты - в неудовлетворительных социальных условиях. Так, например, после покушений, направленных против иностранцев в Германии, единодушное мнение сводилось к тому, что молодых людей, совершивших эти акты насилия, побудили к этому лишь невыносимые социальные условия. Однако, как выяснилось позднее, к большинству этих молодых людей данное обстоятельство не имеет отношения, они происходят из сравнительно зажиточной среды немецкого бюргерства.
Но тогда тем более важно понять, что и Горбачев вразрез со всем социалистическим учением пришел к выводу, что решающей причиной гибели реального социализма был упадок морали. Он имел в виду при этом то обстоятельство, что исчез дух личной ответственности, готовности взять на себя ответственность и риск за принятые решения.
Сюда же относятся жалобы Горбачева на упадок трудовой морали, на преступность, достигшую невероятных размеров, на распространение в стране такой повсеместной эпидемии как алкоголизм. Социализм потерпел крушение, потому что, несмотря на осознание роли морального фактора, являющегося причиной также и экономической неэффективности, сама система уже не располагала средствами, чтобы противостоять упадку морали или преодолеть его.
Мы знаем ныне, какие духовные силы надобны даже для того только, чтобы выявить сам факт распада морали и дать ему оценку. Противостоять моральному разложению можно было, обратившись к русскому национальному самосознанию или напоминая о великой всемирно-исторической миссии Советского Союза, других духовных сил для такого противодействия не было. Во всяком случае, в идею социализма, призванного спасти мир, советские люди давно уже не верили.
Россия еще очень далека сегодня от решения проблем, доставшихся ей в наследство от потерпевшего крушение социализма. Будет ли создана в России демократия, как на Западе, и либеральная рыночная экономика, пока это только надежда или мечта. Есть опасение, что тут мы снова можем допустить ту же ошибку, что и прежде.
