Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или... - Кагарлицкий Борис Юльевич
Наилучшие возможности действительно эффективно использовать бюджетные деньги будут у наиболее сильных учебных заведений, известных театров, художественных коллективов и т. д. Но доступны они будут всё меньшей доле населения, во-первых, потому, что находятся преимущественно в столичных городах или немногих крупных региональных центрах, а, во-вторых, потому, что «адаптированная», то есть коммерциализированная и редуцированная система образования будет всё меньше развивать потребность в подлинных знаниях и культуре. Хорошее образование будет всё больше и больше элитарным, хотя, конечно, возможность прорваться туда за счёт таланта и работоспособности будет. Но именно прорваться. Но и за государственную поддержку этого по факту элитарного образования будет платить своими налогами и то население, которое объективно окажется отлучено от этого образования.
Чтобы закамуфлировать процесс сокращения реальных социальных прав в области образования и культуры, мудрые чиновники придумали «адаптацию к рынку».
Что касается системы бюрократических формальных требований, то они только на первый взгляд могут выглядеть противовесом или компенсацией давлению рынка. На практике всё происходит наоборот. Мало того, что эти две внешние логики прекрасно сочетаются между собой, именно их сочетание делает давление на систему образования столь разрушительной и невыносимой.
Все попытки внешнего контроля, критерии которого придумывают, пыхтя и отдуваясь, чиновники, не приводят к заявленным ими результатам. Требуются ведь бумаги, гладкие отчёты, а не реальная работа. Чем больше бумаг и показателей они будут изобретать, тем больше получат ложных отчётов. Если их наберётся некоторая критическая масса, то все они станут фальшивыми, потому что иначе учить и учиться, совершенствоваться в профессии у преподавателей не будет времени. Формалистически-бюрократический подход к оценке качества образования заложен в основу ЕГЭ. На основании таких же подходов пытаются реформировать и университеты, оценить деятельность преподавателей. Цитирование, которое предполагается как существенный момент контроля качества работы преподавателя и вуза, можно обеспечить значимыми научными открытиями, а можно — системой личных связей, контроль ВАКа можно обойти тем же способом. Чем больше контроля такого рода, тем разветвленней эта система связей, тем больше она становится похожа на паутину, в которой так легко запутаться.
Бюрократический формализм прикрывается не только ссылками на контроль качества (который должны обеспечить структуры, самой своей повседневной практикой доказавшие, что понятия о качестве и эффективности к ним самим неприменимы), но и заботой о социальной справедливости. Причём эту заботу в данной сфере почему-то проявляет правительство, в других сферах данным вопросом не слишком занятое.
Так, например, главными аргументами в пользу пресловутого ЕГЭ были его антикоррупционная направленность и демократичность. Однако эти аргументы не выдерживают критики. Каждая волна сдачи экзамена порождает новые коррупционные скандалы. Кроме того никакие, даже самые совершенные организационные схемы не помогут пресечь коррупцию, если в обществе для неё есть социально-экономические условия. Сегодня российская экономика не предъявляет спрос на научные разработки, в обществе не востребовано гуманитарное знание, научные учреждения работают в основном вхолостую. Нет спроса на образованность, но есть спрос на дипломы об образовании, которые становятся необходимым аргументом в жёсткой конкуренции за сколько-нибудь приличные рабочие места. Такая ситуация неизбежно порождает коррупционные схемы, позволяющие получить вожделенные дипломы без особого труда. Любая организационная инициатива в такой ситуации приведёт только к трансформации таких схем, но не к их исчезновению.
Демократичность ЕГЭ — такая же фикция. Сегодня главное препятствие для того, чтобы хорошее, тем более элитное образование, стало доступным, — не необходимость приехать на сдачу вступительных экзаменов, а огромная разница стоимости жизни и уровня дохода в разных регионах, высокая стоимость железнодорожных и авиабилетов по сравнению с региональными заработными платами, дефицит или отсутствие мест в общежитиях. Социальноэкономическое расслоение, региональная дифференциация образования и культурной среды не преодолеваются формой вступительных экзаменов. Перефразируя Маркса, можно сказать, что, когда принадлежащие к «поколению ЕГЭ» учителя будут учить новые поколения сдавать ЕГЭ, варварство в нашей стране встанет на собственные ноги.
Удары, наносимые по вузовской системе, не менее существенны и эффективны. Слияние вузов, резкое увеличение нагрузки на преподавателей, чудовищные бюрократические формальности — всё это должно в идеале парализовать работу университетов или, по крайней мере, резко ухудшить условия, в которых она ведётся. Разрушительной является и практика финансирования системы высшего образования, сложившаяся сегодня. Дифференциация вузов, присвоение ряду вузов в столичных и наиболее развитых регионах статуса федеральных, национальных, научно-исследовательских университетов, дающего значительное преимущество в финансировании по сравнению с остальными, неминуемо приведёт к отчуждению значительной части россиян от качественного образования. Кроме того, это самым губительным образом скажется на социально-экономическом и социально-культурном развитии большинства российских регионов. Маниакальное стремление Министерства образования провести в жизнь идею Президента о сокращении численности педагогических вузов, одновременно переведя большую часть из них на региональное финансирование, приведёт к катастрофическому снижению качества педагогического образования в регионах, что может привести в дальнейшем к окончательному разрушению регионального школьного образования.
Государственная политика в отношении заработной платы работников образования является сегодня в России политикой сверхэксплуатации квалифицированных кадров при одновременном углублении дифференциации в оплате труда. Государство прикармливает немногих «умников», необходимых ему для идеологического обслуживания, остальных же держит в чёрном теле, лишая их даже той относительной независимости, которую давал статус доцента или профессора в советском вузе.
Усилилось многократно и бюрократическое давление на систему высшего образования. Вузы вынуждены сегодня производить ещё больше отчётности, чем в советское время, имея объективно меньше возможностей для реальной деятельности. Качество преподавания страдает из-за перегрузки преподавателей, научная деятельность затруднена из-за трудностей с финансированием и резким сокращением востребованности реальных научных результатов.
Реальный внешний контроль может обеспечить только внятный социальный запрос на подлинные знания, который подкреплён наличием соответствующих рабочих мест, загруженных по-настоящему нужной работой и оплачиваемых с учётом потребностей социального воспроизводства специалистов и профессионалов.
Образование зачастую рассматривается как обезличенный процесс, но ведь именно учитель или преподаватель и являются тем механизмом, который переводит общесоциальные цели в цели образовательного процесса. И делает он это не механически, а в зависимости от своих знаний, совести, понимания смысла профессии. И никто, повторяю, никто не может проконтролировать меня, когда я закрываю за собой дверь аудитории, кроме меня самой. Всё, что я делаю в аудитории, — это мой личный выбор, моё решение и мой труд. А уж как оформить его для настырных чиновников, можно придумать и потом. И формирование адекватных общественным потребностям мотивов этого личного выбора — есть ядро в подготовке учителя.
Но для этого, как минимум, нужно иметь социально значимую цель, способную консолидировать общество.
ИНТЕРВЬЮ
Модернизация на кухне
Ирина Глущенко
