Конец означает начало - Роговин Вадим Захарович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
В середине июня была поднята газетная шумиха и по поводу якобы враждебного отношения к СССР со стороны правительств Латвии и Эстонии. В ночь на 17 июня Молотов вызвал к себе посланников этих стран и ультимативно заявил им о переходе на рассвете того же дня советскими войсками государственной границы [452]. Хвастливо рассказывая Чуеву в 80-е годы о своих действиях в то время, Молотов вспоминал: «Я вам должен сказать по секрету, что я выполнял очень твёрдый курс. Министр иностранных дел Латвии приехал к нам… я ему сказал: „Обратно вы уже не вернётесь, пока не подпишете присоединение к нам“… Из Эстонии к нам приехал военный министр… мы ему то же сказали» [453].
После того, как советское вторжение в Прибалтийские республики, не встретившее никакого сопротивления, состоялось, Молотов счёл нужным известить о нём своего германского союзника. Вечером 17 июня он пригласил Шуленбурга и передал ему от имени Советского правительства «самые сердечные поздравления в связи с замечательными успехами германских вооружённых сил». Вслед за этим Молотов сообщил Шуленбургу о «советской акции против Прибалтийских стран». Эта «акция», по его словам, сводилась к тому, что «Советский Союз договорился с Латвией, Литвой и Эстонией о смене правительств этих стран и о вводе советских войск на их территорию». Шуленбург ответил, что «это дело исключительно только Советского Союза и Прибалтийских стран» [454].
Для установления новых порядков в Прибалтике Сталин направил туда своих наиболее свирепых сатрапов: в Эстонию — Жданова, в Латвию — Вышинского, в Литву — Деканозова. По их указке были немедленно образованы угодные Москве новые правительства и назначены выборы в сеймы, причём в списках кандидатов значились только представители спешно созданных Союзов трудового народа.
Многие факты свидетельствуют о том, что эти акции были поддержаны значительными слоями рабочих, так что события июня — июля 1940 года в Латвии, Эстонии и Литве нельзя безоговорочно относить к разряду «инсценированных» революций. Однако сталинские наместники сделали всё, чтобы подавить революционную самодеятельность трудящихся. Так, Жданов 21 июня отдал приказ «прекратить революционные действия и разоружить рабочие дружины» [455]. Многотысячные демонстрации трудящихся с требованиями образования в Литве, Латвии и Эстонии советских республик происходили под строгим контролем со стороны советских войск. Ещё до выборов начались аресты и депортации оппозиционных по отношению к происходящим переменам лиц. Так, в Литве за одну лишь ночь с 11 на 12 июля было арестовано около 2 тысяч человек [456].
Избирательные платформы Союзов трудового народа не содержали положений о провозглашении советской власти и вступлении в состав Советского Союза. Однако избранные 14 июня Сеймы и эстонская Дума включили соответствующие положения в свои декларации, создававшиеся на основе одного и того же исходного документа, выработанного в Москве. В этих декларациях Прибалтийские страны были провозглашены Советскими социалистическими республиками, банки и крупные промышленные предприятия были объявлены национализированными, а земля — государственной собственностью, правда, при этом было обещано, что «всякие попытки посягнуть на личную крестьянскую собственность или против воли трудящихся крестьян навязать организацию колхозов будут решительно пресекаться, как идущие во вред интересам государства и народа» [457].
На сессии Верховного Совета СССР, состоявшейся в начале августа, были «удовлетворены просьбы» новых парламентов Прибалтийских республик о включении последних в состав СССР. В результате этих мер, а также присоединения к СССР Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины население СССР увеличилось более чем на 23 млн человек [458].
В мае и июне 1941 года ЦК ВКП(б) и СНК принял и постановление об «очистке» республик Прибалтики, Молдавии, Западной Украины и Западной Белоруссии от «антисоветского, уголовного и социально-опасного элемента». Данные категории лиц арестовывались и направлялись в лагеря сроком от 5 до 8 лет с последующей ссылкой на 20 лет, а члены их семей высылались в отдалённые местности Советского Союза. При этом происходила конфискация их имущества. После войны все высланные лица были освобождены от административного надзора, но компенсации за конфискованное имущество не получили.
Всего в предвоенный и послевоенный период было выселено 618 084 человека, из них 49 707 человек — арестовано. Из Украины за 1940 — I половину 1941 года было выслано 163,6 тыс. человек, из Белоруссии — 105,3 тыс. Только за первую половину 1941 года из Молдавии выслали 29,9 тыс. человек, из Латвии — 15,2 тыс., из Эстонии — 9,2 тыс. человек [459].
Перенесение в Прибалтийские республики худших сторон сталинского режима, массовые депортации, осуществлённые в 1940—1941 годах, подорвали дружеское отношение к СССР даже той части местного населения, которая с энтузиазмом встретила летом 1940 года вторжение Красной Армии, социально-политические преобразования и вступление этих республик в СССР. Недоброжелательность, стойко удерживавшаяся на протяжении шести десятилетий, выплеснулась в конце 80-х — начале 90-х годов и привела к выходу этих республик из СССР и установлению там реакционных националистических режимов.
Действия СССР в Прибалтике проходили при политической поддержке Германии и при отсутствии сколько-нибудь серьёзных протестов со стороны правительств и государственных деятелей буржуазно-демократических стран. «Англия не имеет оснований возражать против действий СССР в Прибалтике,— говорил ещё в октябре 1939 года Майскому Черчилль.— Конечно, кое-кто из сентиментальных деятелей сможет пустить слезу по поводу русского протектората над Эстонией или Латвией, но к этому нельзя относиться серьёзно». Заявив, что СССР должен быть хозяином на восточном берегу Балтийского моря, Черчилль прибавил, что он очень рад включению Балтийских стран в советскую, а не в германскую государственную систему. «Это исторически нормально и вместе с тем сокращает возможный „лебенсраум“ [жизненное пространство] для Гитлера» [460].
Завершение советской экспансии в Прибалтике не вызвало серьёзных возражений в германских руководящих кругах. Об этом свидетельствуют записи в дневнике Геббельса: «17 июня. Вчера: литовские министры и президент бежали через германскую границу. Деликатное дело, к которому мы относимся весьма тактично… 9 августа. Мы говорим [с фюрером] о Прибалтийских государствах, в которых русские устанавливают свою террористическую диктатуру. Но нам нечего проявлять к этим государствам сострадание» [461].
XI
«Бессарабский поход»
По-иному была встречена нацистскими вождями новая аннексионистская акция, последовавшая вскоре после присоединения Прибалтики и связанная с территориальными претензиями СССР к Румынии. 23 июня Молотов впервые сообщил Шуленбургу о намерениях Советского правительства относительно отторжения от этой страны части её территории. Он сделал заявление, согласно которому «решение бессарабского вопроса не терпит отлагательства. Советское правительство… решило использовать силу, если румынское правительство отклонит мирное урегулирование». К изумлению Шуленбурга, Молотов добавил, что советские притязания распространяются также на Буковину и что Советское правительство рассчитывает на то, что Германия не будет мешать советским акциям и даже поддержит их. Молотов особо подчеркнул, что Советское правительство считает вопрос о Бессарабии и Буковине «чрезвычайно срочным» [462].
В Берлине известие об этом демарше Молотова вызвало такое беспокойство, что Риббентроп счёл нужным немедленно направить меморандум Гитлеру, в котором указывал, что при подписании секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 г. «Советский Союз подчеркнул свою заинтересованность в Бессарабии» [463]. На следующий день Риббентроп послал телеграмму Шуленбургу, в которой просил передать Молотову, что Германия, оставаясь верной московским соглашениям, «не проявляет интереса к Бессарабии», но зато считает «притязания Советского Союза на Буковину чем-то новым» [464]. Выполняя это поручение Риббентропа, Шуленбург заявил Молотову, что «присоединение к СССР Буковины, которая никогда не принадлежала даже царской России, вряд ли может содействовать мирному решению проблемы». Молотов в ответ выдвинул чисто геополитический аргумент, сказав, что «Буковина является последней недостающей частью единой Украины и по этой причине Советское правительство хотело бы, чтобы этот вопрос был решен одновременно с бессарабским» [465]. На следующий день Молотов сообщил Шуленбургу, что, учитывая возражения германской стороны, Советское правительство «решило ограничить свои требования северной частью Буковины» и надеется, что «германское правительство… срочно посоветует румынскому правительству подчиниться и принять советские требования, так как в противном случае война окажется неизбежной» [466].
