О геополитике: работы разных лет - Хаусхофер Карл (первая книга .TXT) 📗
В связи с такими исследованиями естественно стремление выяснить виды образцово защищенных границ и границ, через которые проходят коммуникации, где дает волю своим страстям та или другая пригодность, а противоречия чахнут. Как интенсивно пульсировало, например, железнодорожное сообщение на некоторых пролетах узкой [с.89] бельгийско-германской границы старого Германского рейха, пока она не была искалечена к обоюдному ущербу, но какой не представляющей ценности в качестве барьера оказалась там технически совершенная крепость! Напротив, с каким вялым биением пульса происходило движение через русскую границу, несмотря на девять существовавших линий, но какой прочной была ее заградительная способность по ту и другую сторону. Однако как к тому же шутит искусственное пренебрежение, а именно на польско-русских коммуникациях на Висле перед 1914 г. или по Верхнему Рейну сейчас. Чем был Диршау (Тчев) перед перекройкой границ в Версале в сношениях между Западной и Восточной Европой, а также с Данцигом и чем стал: некогда важный распределитель кровяного давления на охраняемой продольной связи под защитой границы, ныне структурная помеха в ней. Аналогичные движения вспять наблюдаются в Зундгау, в Меце, а также в бывших опорных пунктах пограничных коммуникаций Туле и Вердене, весьма разочарованных в своих послевоенных ожиданиях.
Однако это не местно возникшее препятствие особого польского или французского недоверия, а всеобщее проявление изменившегося геополитического положения, которое теперь особенно рельефно проявилось в Диршау, где заглох огромный транзитный железнодорожный вокзал, постепенно зарастающий травой и сорняками. Повсюду, где царит недоверие, полицейская и юридическая формальная точка зрения противостоит коммерческой, переступающей формальные границы, продвигающей избыток энергии и благ; в сущности это столь часто проявляющееся противоречие действия и мнения “lex lata” в противовес предоставляющему свободу действий в будущем “lex ferenda”! При этом несомненно форсированно развивается в качестве коммуникационно-географического закона признанная тенденция растягивания мировых коммуникаций, естественная наука и стремительный, восстающий против препон дух идут рука об руку с торговцем, со способным к расширению народным духом, против пограничных и таможенных окаменелостей, против ограниченных уже в момент сооружения, во многом устаревших, изживших себя форм и преград любого рода.
Непосредственная аналогия с гидравликой — попытайтесь хоть раз перекрыть большим пальцем руки свищ на водопроводной трубе и посмотрите, как долго удастся это выдержать! — учит каждого, способного к естественно-научному наблюдению, что застывшая оборона (Defensive) против всякого текущего, даже осязаемого флюида бесперспективна! Как безнадежны чисто запретительные попытки блокады против духовного и экономико-географического движения и стремления, которое должно восприниматься лишь культурно-географически! Им успешно противостоит только более сильно устремленная вперед жизнь, удерживающая в любом случае продолжительное время благоразумную раздробленность, выход наступательных сил по образцу укрепленных откосов горного ручья. [с.90]
Этот общий вывод доказывает, что любая попытка подрыва и рассечения естественных сухопутных и водных путей искусственными, насильственно проведенными и установленными границами на длительный срок в ущерб обоим заключившим договор государствам, так же как и участвующим в общении дальнейшим соучастникам, рано или поздно благодаря неутомимой встряске непризнанных коммуникаций приводит к устранению таких препятствий. Так происходит с известной попыткой обойти “Центральные державы” окольным путем в европейских сношениях Запад — Восток. Но так происходит и в более широких рамках с пренебрежением к проблеме Трёхречья в указанном Р. Челленом месте в Центральной Европе между Рейном, Дунаем и Вислой . Сказанное справедливо для любого другого важного переходного или промежуточного ландшафта между Советами и древними культурными государствами Восточной Азии: в Маньчжурии, между Амуром, Ляохэ и Ялуцзян, где существует совершенно аналогичная проблема Трёхречья и где проявляется в ставших столь актуальными спорных вопросах относительно Китайско-Восточной железной дороги ее постоянное коммуникационно-географическое воздействие. И здесь русскими была сделана даже попытка обхода с помощью Амурской железной дороги, но и здесь, в Маньчжурии, зона напряжения между океанскими островными державами и замкнутыми степными государствами только тогда может остаться в своих границах, если она сильна как самостоятельная жизненная форма и является хозяином своих основных магистралей — точно так же, как во Внутренней Европе! Многие выводы можно провести оттуда к столь сильно в своей геополитике затуманенному силовому полю между Рейнской областью, расположенными уступами землями Дуная и ландшафтом Вислы!
Во всех трех ситуациях большую роль играет также вопрос о том, насколько широко можно сдерживать блокаду границы в областях с высокой плотностью коммуникаций, с высокоразвитыми основными магистралями против давления населения извне, против по необходимости неизбежного, незаметного переселения наряду с контролируемой иммиграцией, которые можно отразить с помощью силы, оборонительной охраны или войск.
Задача несомненно облегчается, если удается создать промежуточную зону в виде таможенных границ, отделяющих пограничные области и округа от хинтерланда; если, следовательно, можно создать организации, промежуточные структуры, о которых мы уже упоминали как о понятии особой замкнутости — “confinatio”, пограничного сообщества внутри более крупных общин, “замкнутого пространства” — “confinium”.
Итак, следует сразу же прояснить отношение между fines — рубежом и confinium — замкнутым пространством. Confinium! [с.91] Это многозначное слово, переводимое как пограничный рубеж, пограничная полоса, пограничная земля, совокупность отграниченности, передает естественное ощущение труднопостижимого единства жизни.
В старой Австрии, в Южном Тироле имелись “романские замкнутые пространства”; confinium называлась также славонская военная граница , чисто пограничный орган, творение принца Евгения против турок. Существовало устройство “приграничного округа”, порожденное верным пограничным инстинктом старых господствующих слоев имперского государства, который позже им был утрачен в процессе быстрого отмирания. Аналогичное происходило, отразившись в именах, с “имперской землей” Эльзас-Лотарингия; аналогичное — с областью Босния, которая управлялась общим министром финансов: защитный орган Венгрии, в основном оплачиваемый Австрией с ее более высокой квотой. Однако собственная организация рубежа вводит опасное понятие буфера, понятие зоны гласиса, которая не принадлежит органически к целому, может быть отторгнута от него извне без существенного ущерба, потому что именно она не была органически включена. Это следует особо принимать в расчет при образовании пограничных транспортных узлов, транзитных железнодорожных вокзалов (Вервье-Гербешталь! Верхняя Силезия, Одерберг)! Как неизменно продолжающие привлекать противоположную сторону удобные осязаемые сооружения, они легко пробуждают на той стороне страстное влечение, особый соблазн к действию близ границы, чей пульс — протекающее все время перед глазами богатство.
Политическая мудрость римлян завещала нам наказание замкнутым пространством: изгнание, заключение, ограничение, которое запрещает объявленным вне закона все выходы из окруженного пространства, т.е. в первую очередь подчеркивает враждебность такой границы сношениям. Оно возродилось снова как интернирование, как пребывание в определенном крае, в определенном месте, как обязательность своевременной прописки в самой мягкой форме, а обернулось его самой грубой формой — концентрационным лагерем бурской войны , национальным изгнанием немцев в результате англосаксонского колониального господства и благодаря Франции . Только следуя обстоятельствам, можно увидеть здесь аналогию. Во всех устроенных по имперскому образцу, растущих в силовом отношении державах есть “пределы” (fines) и “фронты” (frontes), каковыми уже всегда ощущались государственные границы Римской империи, в качестве переменчивых предполий, по меньшей мере в добрые времена биологической жизненности. “Limes”, Реннштейг , ряды окопов — более поздние виды несостоятельной жизненной силы. Хорошие времена позволяли добиваться своих прав перед заграждениями и пограничными валами путем окрашивания кровеносной системы империи на дорожных картах в более яркие тона, но без указания самих границ. Как внушительна, например, [с.92] мраморная карта римских дорог в музее на Капитолии! Только постепенно становящаяся все более замысловатой сеть дорог показывает конечные стадии и переходные пространства империи. Это позволяет в отношении “fines” узнать огромное значение понятий “дороги” — римские (via), китайские (tao-do), о чем напоминает выражение: “All human progress resolves itself into the building of new roads” . Но каждая новая дорога, разумеется, пересекает, преодолевает границу по меньшей мере в представлении поколения, при жизни которого она была построена.
