Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - Кампфнер Джон
Месяцем позднее, в следующий уик–энд после того, как Гордон Браун сменил Блэра в особняке на Даунинг–стрит, посол Брентон на свой страх и риск полетел в Лондон. Он настоял на встрече с новым премьер–министром и министром иностранных дел Дэвидом Милибэндом. Брентон рассказал им, что путинская Россия опасна, что убийство Литвиненко было только началом, и попытался убедить в необходимости придерживаться жесткой линии.
Британия оказалась вовлечена в еще одно, не менее важное сражение — за контроль над обширными энергетическими ресурсами России. Западные нефтяные транснациональные компании, в том числе «Би–Пи» и «Шелл», заключившие ряд контрактов на условиях, которые россияне позднее сочли абсурдно щедрыми, перешли дорогу Кремлю. «Би–Пи» учредила вместе с рядом олигархов совместное предприятие ТНК -BP, в котором последней полагалось 50%. В этой связи россияне позднее предъявили претензии: доля неоправданно высока. Российское участие в значительной степени обеспечило рост акций «Би–Пи» в этот период. Компания получила значительную прибыль, а Кремль захотел забрать ее и отдать своим союзникам. Большинство иностранных нефтяных компаний прогнулось под давлением. Компания «Шелл» продала «Газпрому» значительную долю своего пакета (20 миллиардов долларов) в проекте «Сахалин-2». «Би–Пи» держалась до конца. За ее сотрудниками следили, на них нападали на улицах. В офисах проводились облавы. Двух молодых россиян, получивших британское образование, обвинили в шпионаже. Всем заправляли лидеры российского бизнеса и политики. Они знали, что «Би–Пи» придется подчиниться. Это и произошло. Британская компания понимала: это лучше, чем ничего. От внимания английского правительства не ускользнуло, что деловые отношения двух стран процветают вне зависимости от того, насколько плохи их дипломатические отношения. Двусторонние финансовые связи были слишком тесными и приносили слишком большую выгоду обеим сторонам, чтобы жертвовать ими ради принципов или высоких политических целей.
Британские компании редко демонстрировали высокие моральные принципы, когда речь шла о бизнесе с Россией. Когда бы ни возникала надобность в их услугах у российских энергетических гигантов, они всякий раз были рады пойти навстречу. Когда некоторые активы ЮКОСа, компании, отнятой у брошенного в тюрьму Ходорковского, всплыли на Лондонской фондовой бирже, это привлекло ряд конкурирующих покупателей. Финансист Джордж Сорос оказался единственным, кто призывал бойкотировать это предложение. Андрей Илларионов, бывший советник Путина по экономике, перешедший в лагерь критиков режима, назвал первичное размещение акций на фондовом рынке «преступлением против российского народа». Эти голоса никем не были услышаны. К концу 2007 года акции более 20 крупнейших российских компаний с суммарной рыночной капитализацией около 625 миллиардов долларов котировались на бирже в Лондоне (это гораздо больше, чем на Нью–Йоркской фондовой бирже, где требования раскрытия информации строже). Американцы, какие бы неудачи ни преследовали их по части регулирования финансовых рынков, были далеко не так одержимы готовностью пресмыкаться перед российскими «денежными мешками».
Многие россияне, с которыми я общался, были озадачены жалобами на неприглядные сделки с участием олигархов. Англичане сами виноваты, говорили они. Если они не хотели, чтобы кого‑нибудь травили полонием, если они не хотели экономического шантажа, не следовало с таким энтузиазмом приветствовать российские деньги.
В марте 2008 года было объявлено, что Брентон покинет Москву. Министерство иностранных дел Великобритании отрицало, что выбросило белый флаг, и утверждало, что срок пребывания посла в России просто подошел к концу. Кремль представил отъезд Брентона как свою победу, намекая, что Лондон решил помириться. Работающие в России британские компании, которые закулисно выражали недовольство непримиримой позицией Брентона, облегченно вздохнули.
Феномен «Лондонграда» подразумевает, что прохладные политические отношения не обязательно мешают тесным деловым узам. Большинство западноевропейских стран придерживается еще более лояльного подхода, рассматривая эти два аспекта в неразрывной связи: они уступают, не желая вступать в конфликт. Государства вроде Германии и Италии, в наибольшей степени зависящие от российских нефти и газа, реже всего задают Кремлю неприятные вопросы о соблюдении прав человека. Не прошло и нескольких месяцев после того, как Герхард Шредер покинул пост канцлера Германии, как он уже занял пост главы комитета акционеров чрезвычайно важного для России проекта — самого дорогого в истории газопровода «Северный поток». Одним из последних шагов, предпринятых Шредером в качестве главы государства, стало подписание несколькими неделями ранее соглашения на 5 миллиардов долларов о поставках в Германию природного газа. Когда Гидо Вестервелле, лидер оппозиционной Свободной демократической партии, указал на это странное совпадение и раскритиковал новое назначение Шредера, тот добился судебного запрета в попытке заткнуть Вестервелле рот. «Я не могу понять, за что меня критикуют», — заявил он на пресс–конференции, состоявшейся в центральном офисе «Газпрома», в Москве. Аналогичное предложение было сделано и Романо Проди, как только тот ушел с поста премьер–министра Италии. Его попытались заманить на пост главы «Южного потока», параллельного проекта «Газпрома». Проди, по крайней мере, отверг предложение. Еще одним человеком, отклонившим подобные авансы, стал Дональд Эванс, бывший министр торговли США и близкий друг Джорджа Буша. Путин лично предложил ему занять руководящий пост в компании «Роснефть» как раз в тот момент, когда вопрос о незаконном присвоении ею активов ЮКОСа изучал Европейский суд по правам человека.
Удручает, что многие злоупотребления властью происходили не вдали от любопытных глаз, не в секретной тюрьме где‑либо в сибирской глуши. И не в сталинском Советском Союзе, а в стране, полностью интегрированной в глобальную экономику. Насилие возникло на порогах нуворишей. В декабре 2008 года милиция совершила налет на маленькие санкт–петербургские офисы «Мемориала» — правозащитной группы и исследовательского центра, где составляются списки жертв коммунистических чисток. Омоновцы в черных масках ворвались в головной офис «Мемориала» и изъяли архив. Налет совпал с беспрецедентной публичной кампанией по обвинению «Мемориала» в искажении истории России с целью подрыва патриотизма. Кампанию проводили лояльные Кремлю интеллектуалы. Глеб Павловский, один из приближенных политологов Путина, жаловался, что Россия уязвима перед «иностранными» подходами к своей истории. Российские СМИ почти не заметили налет на «Мемориал». Большинство людей эти события не обеспокоили. В любом случае у общества не было особого желания продолжать копаться в злодеяниях прошлого. Опросы общественного мнения неизменно показывали, что респонденты приветствовали восстановление старого советского гимна и что по крайней мере 50% опрошенных рассматривали роль Сталина в истории как положительную. Новая (или, скорее, традиционная) версия истории составляет теперь содержание школьных учебников.
Вскоре после налета на «Мемориал» посреди дня, на людной улице в центре Москвы были застрелены Анастасия Бабурова, 25–летняя журналистка, и Станислав Маркелов, адвокат–правозащитник. Маркелов, в частности, представлял интересы «Новой газеты» в нескольких судебных процессах. Но в день гибели он был занят другим: обжаловал досрочное освобождение из тюрьмы российского армейского офицера, обвиненного в изнасиловании и убийстве молодой чеченки. Маркелова застрелили в упор. Когда Бабурова, находившаяся рядом, попыталась вмешаться, ее тоже убили. Она стала четвертым журналистом «Новой газеты», погибшим за 10 лет. Их оплакало немногочисленное сообщество правозащитников. Подавляющее большинство москвичей, как обычно, осталось безразличным. «Нет страха у убийц. Потому что они знают, что их не накажут. Но нет страха и у их жертв. Потому что, когда защищаешь других, перестаешь бояться, — написала Елена Милашина, коллега Бабуровой. — Страх есть у тех, кто устранился и тихо пытается пережить плохие времена, которые почему‑то все никак не кончаются».
