Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или... - Кагарлицкий Борис Юльевич
Если быть объективным, то следует отметить, что в современном мире одновременно действуют две противоположные тенденции. С одной стороны, растёт число учащихся начальных классов, средних школ и вузов, т. е. повышается уровень образованности населения земного шара, следовательно — и уровень его культуры (в том числе и политической). Столь положительная тенденция благоприятно сказывается на общественной активности молодёжи, что находит своё выражение, например, в движении «зелёных» (40 миллионов добровольцев ежегодно занимаются деятельностью по улучшению окружающей среды на местном уровне в более чем 100 странах). С другой стороны, почти половина населения планеты живёт в условиях крайней нищеты. По данным МОТ, с 1993 по 2003 год возрос уровень безработицы среди молодёжи с 11,7 % до 14,4 % (88 миллионов человек). Причём в Западной Азии и Северной Африке уровень безработицы составляет 25,6 %. Страшные цифры! Нищета и безработица влекут за собой преступность, наркоманию, алкоголизм, ВИЧ/СПИД, проституцию. Нищета и безработица, порождаемые глобальным капитализмом, ещё более усугубляются сокращением государственного финансирования на социальные программы (спорт, активный отдых, занятия музыкой, обучение различным искусствам, сокращение различных внешкольных занятий, не говоря уже о социальном обеспечении и здравоохранении). Кроме того, молодые люди с самого детства попадают в сети коммерции, которая растлевает неокрепшие души. Эти две тенденции в сфере нравственности, корни которых уходят в экономический базис, тесно переплетаются друг с другом, а также с другими элементами надстройки. Например, во многих государствах политические партии испытывают трудности с привлечением молодых членов. Уменьшается число молодых людей, участвующих в избирательных кампаниях. Многие молодые не видят какой-либо связи между популизмом политиков и реальными заботами в повседневной жизни. А с другой стороны, мы видим участившиеся вспышки протеста молодёжи против власти, переходящие в акты насилия и вандализма. Всё очень тесно переплетено между собой: капитализм — нищета и безработица — преступность — насилие — отчуждение от государства и политики. Всё это — ягодки с одного поля. Однако в то же время им противостоит иной образ жизни, видимо, ещё не очень большой части молодёжи, для которой приоритетами являются учёба, творчество, высокая культура, общественные интересы.
Ясно только одно, что разрешение накопившихся противоречий в общественной жизни не может совершаться автоматически, без активного участия человека, без кардинальной ломки нравственных норм, т. е. без отказа от буржуазной морали, основанной на принципе «Счастье одних неизбежно порождает несчастье других». И то поколение революционеров, которое возьмётся за «снятие» этих противоречий, открывая новую страницу Истории, должно вдохновляться такими высокими моральными ценностями, как свобода, доброта, взаимное уважение и толерантность к мнению других людей, честность и правдивость, любовь к природе, отвращение к накопительству и мотовству. Благодатная почва для такой преобразующей, созидательной деятельности существует, в частности, благодаря развитию производительных сил в недрах капиталистического общества (о чём подробнее см. в 7-й главе моей книги).
Однако как показали революции конца XIX и XX века, многие трудящиеся вступали в социалистические и рабочие партии не столько из этических соображений, сколько от отчаяния, связанного с нищетой и бесправием. Вместе с тем далеко не все граждане принимали активное участие в революционных событиях, руководствуясь передовыми нравственными убеждениями. Огромным массам людей пришлось менять свои моральные убеждения уже в ходе самих революционных преобразований. Как писал В. Ленин, обобщая опыт Октябрьской революции, «нельзя, не из чего, строить коммунизм иначе, как из человеческого материала, созданного капитализмом, ибо нельзя изгнать и уничтожить буржуазную интеллигенцию, надо победить, переделать, переварить, перевоспитать её — как перевоспитать надо в длительной борьбе, на почве диктатуры пролетариата, и самих пролетариев, которые от собственных мелкобуржуазных предрассудков избавятся не сразу, не чудом, не по велению божьей матери, не по велению лозунга, резолюции, декрета, а лишь в долгой и трудной массовой борьбе с массовыми мелкобуржуазными влияниями» [81]. История, к счастью, сохранила в людской памяти великолепный пример той удивительной трансформации, которая произошла в сфере нравственности в процессе формирования советского народа, который вступил на путь созидания бесклассового общества — совершенно уникального явления в общественных отношениях. В США был издан 4-томный труд психологов, проводивших в 1960-е годы прошлого столетия международные сравнения школьных систем. Авторов этого отчёта поразило примерное поведение детей в советских школах, их почтительное отношение к родителям и учителям. Отношения между воспитателями и детьми носили характер нежной дружбы. Исследователи отмечали крайне редкое нарушение правил и малочисленность фактов антиобщественного поведения учащихся. В СССР пропагандировался Моральный кодекс строителя коммунизма. Сегодня в различных публикациях нередко можно встретить пренебрежительно-издевательское отношение к этому Кодексу. На самом же деле, он может служить своеобразным эталоном системы нравственности будущего, его черновым наброском, контуром. Более чем 70-летний опыт СССР доказал, что в короткий исторический срок вполне возможна перестройка буржуазной системы нравственности в новую систему морали, близкую к идеальной, общечеловеческой, и этот опыт не может не вдох [88] [82] новлять будущие поколения. Пора человечеству освободить себя от «первородного греха» частной собственности, которая породила безнравственную цивилизацию или цивилизацию безнравственности. Современная наука и производительные силы, созданные Разумом и Трудом человека, позволяют уже сегодня сделать людей свободными от гнёта нищеты и оков эгоизма. Рано или поздно люди придут к выводу, что счастье невозможно в одиночку, что личное счастье возможно лишь тогда, когда будут счастливы все вокруг него. Однако чтобы смести всю накопившуюся за века грязь и безнравственность, которые сегодня окружают человека, нужна глубокая революция.
Евангелие от Мамоны
Иван Овсянников
Я восхищаюсь Российской Православной Церковью. В отличие от своей католической соперницы, она не желает оппортунистически подстраиваться под то, что старомодные прогрессисты, недобитки Просвещения, до сих пор именуют «современностью». Напротив — она сознательно культивирует имидж той самой гадины, раздавить которую призывал ещё Вольтер. Не адаптироваться к XXI веку, но превратить его в XI. Не приспосабливаться к обществу, а изменять его по своему образу и подобию. В то время как ветхий Рим вынужден то и дело произносить «Меа Culpa!», православное духовенство не стесняется вновь и вновь задирать рясу, дабы продемонстрировать запуганной либеральной публике ещё более махровое, заскорузлое и волосатое мракобесие.
Вынесенный 12.07.2010 приговор организаторам выставки «Запретное искусство-2006» Андрею Ерофееву и Юрию Са-модурову вызвал законное возмущение свободомыслящей части интеллигенции. Действительно, осуждение деятелей искусства за «оскорбление чувств» заядлых мракобесов-погромщикоа живо напоминает судилища инквизиции и репрессии против арт-диссидентов 60-70-х гг. Проблема, однако, в том, что либеральная критика религиозного обскурантизма абсолютно неубедительна и насквозь противоречива, в то время как доводы традиционалистов являются прямым продолжением либерального дискурса 90-х.
В расширяющейся экспансии Церкви: всё более наглых попытках РПЦ подмять под себя сферы образования, воспитания, культуры; ввести цензуру в СМИ и Интернете, окончательно подорвать позиции научного знания, терроризировать оппонентов из числа светской интеллигенции, — видят покушение на демократические свободы и права личности. Фокус, однако, состоит в том, что «демократические» критики клерикализма на самом деле выражают мнение весьма узкого круга интеллектуалов и представителей среднего класса. Большинство общества либо полностью безразлично к проблеме, либо не усматривает в действиях церковников ничего угрожающего. Донкихотские попытки светской науки или тем более артистической богемы бросить вызов агрессивному наступлению РПЦ на новые рынки напоминает безнадёжную борьбу китайцев против поощряемой западными державами торговли опиумом. Если обыкновенному российскому трудящемуся предъявить «актуального» художника, с одной стороны, и батюшку — с другой, и заставить выбирать между этими двоими, то перевес, очевидно, будет не за богемным снобом, а за невежественным попиком. В итоге либеральные императивы легко выворачиваются наизнанку церковными софистами, примерно так же, как это делают неорасисты с догмами либерального мультикультурализма. «На сегодняшний день школа — это антиконституционный институт, — заявляет известный идеолог РПЦ протодьякон Андрей Кураев, — потому что в Конституции РФ ясно сказано: запрещается устанавливать любую идеологию в качестве обязательной. Но школа никак этого не может расслышать, и до сих пор идеология воинствующего сциентизма оказывается единственно допустимой в образовании. Сциентизм (от лат. scientia — знание, наука) — мировоззренческая позиция, в основе которой лежит представление о научном знании как о наивысшей культурной ценности и достаточном условии ориентации человека в мире. Сциентизм — это вера в науку. Это вера в то, что язык естествознания и математики является единственным достойным языком, с помощью которого человек может познавать мир и самого себя» [82]. А вот высказывание другого известного пастыря, иерея Александра Шумского: «Интернет есть беспредел, прежде всего, в духовно-нравственном отношении. И вот здесь мы как раз видим действие цензуры очень жёсткой. Не той, которая желательная нам, христианам, и вообще людям здравомыслящим, не цензуры государственной, защищающей интересы своих граждан и их нравственное здоровье, а видим действие цензуры, не имеющей центра, сетевой либеральной цензуры. Собственно эта либеральная интернетовская цензура и есть то, что я называю либеральным фашизмом. У этого фашизма нет своего Берлина, своего бесноватого фюрера, нет одного центра, нет одной вертикали, которую можно было бы уничтожить… Необходима строжайшая государственная цензура вообще и в Интернете в особенности. Но цензура не либерального меньшинства, а традиционного большинства» [83].
