Содержательное единство 2001-2006 - Кургинян Сергей Ервандович (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Как только "рабская традиция" была отменена сверху, молниеносно Россия стала развиваться по капиталистическому пути. 70% сегодня существующих российских железных дорог построены при царе. А ведь царь Александр II не только традицию рабства сломал, но и традицию "закон – что дышло". Он провел судебную реформу. Была проведена земская реформа, сокращен срок службы в армии. Царь готовился подписать первую русскую Конституцию. И за два дня до этого его убили… Вот еще, кстати, наша русская традиция – традиция интеллигентской борьбы с государством! Русская интеллигенция боролась и с царским государством, и с советским.
А главный смысл жизни не борьба, как утверждал Маркс, а работа, конструктивная, позитивная деятельность. Так что если уж сохранять и поддерживать традиции, то только такие, которые улучшают жизнь людей. Японцы ничего не стали возрождать, просто взяли западные технологии и пересадили на свою почву, оставив из традиций только кимоно для голливудского кино. Теперь эта нация занимает второе место после Америки по числу путешественников и по продолжительности жизни своих граждан.
Нужно проститься с прежней Россией. Нам нужна Россия новая. Нужно осознать, что всему – и советскому, и дореволюционному – конец. И чем дольше мы будем затягивать агонию, тем хуже. Новое поколение – я внимательно наблюдаю – уже это стихийно понимает. Я знаю настроения студенчества. Они – западники. Они хотят жить комфортно сейчас и здесь – хорошо одеваться, свободно ездить по миру, иметь деньги, не зависеть от жуткой государственной машины.
– Но для того, чтобы русский человек имел чистый сортир, нужно полностью поменять его ментальность. Приземлить его парение и небрежение к телесному низу.
– Одна из моих помощниц снимала комнату у старухи. Той было за 75, не очень образованная больная женщина. А посередине комнаты у старухи стояла роскошная, абсолютно новая, с бронзовыми инкрустациями кровать под роскошным же покрывалом, вся завернутая в полиэтилен. При этом сама старуха спала на полу. Секретаршу к своей кровати старуха не подпускала, говорила: я всю жизнь мучилась, всю жизнь копила и специально купила эту кровать, все сбережения на нее потратила, я на ней буду помирать… Вот разница менталитета. Нормальный европейский человек лег бы на кровать и получал удовольствие, а у нашей жизни цель – помереть красиво.
К счастью, уже приходят новые люди, молодежь, которая не хочет прыгать на амбразуры, а хочет жить красиво. Это здорово! Приходит молодежь, не ориентированная на устаревшие традиции. И это вдвойне здорово. Главное, чтобы она была энергичной, образованной, доброжелательной, культурной и профессионально подготовленной и хотела бы жить с максимальным комфортом. Современная цивилизация живет ради комфорта. Комфорт – та национальная идея, которая в состоянии вытащить страну к цивилизации. Потому что цивилизация – это и есть материальный и духовный комфорт.
– Есть ли связь между нравственностью и технологиями?
Конечно. Чем выше уровень технологии цивилизации, тем нравственнее носители этой цивилизации. Человечество гуманно настолько, насколько может себе это позволить. Именно новые политические и социальные технологии вкупе с чисто техническими решениями заставляют человека быть нравственным. Человек становится гуманным и нравственным потому, что это ему выгодно. Потому что его потери от проявления безнравственности будут в сто раз больше выгод. Потеря лица грозит современному западному человеку потерей комфорта – то есть социального положения, денег, будущей пенсии, знакомств, хороших предложений… Несколько лет назад в Баварии жена и дочь одного высокого чиновника сели в личный самолет одного богатого человека – друга семьи – и полетели отдыхать в Рим. Газеты тут же подняли шум, что это коррупция. И хотя ничего за этим не стояло, кроме старой дружбы, на следующий день министр подал в отставку. Неудивительно, что на Западе уровень коррупции на порядок меньше, чем у нас. Другие технологии… Направьте все усилия на освоение новых технологий, на фундаментальную науку, на развитие экономики – и через два поколения у вас вырастут совсем другие люди. Нам нужно позитивное, конструктивное отношение к жизни.
Беседовал Александр НИКОНОВ".
А дальше привожу свое оппонирование Ракитову. Тезисно – поскольку большего это все не заслуживает.
Люблю чистые сортиры не меньше, чем господин Ракитов.
Помимо разных высоких материй, я больше всего, как и любой человек, люблю быть счастливым. Каждый из нас помнит эти редкие моменты счастья. И знает, что они никак не соотносились с чистотой в сортирах.
Комфорт и счастье – это вещи вообще разные. Об этом написано невероятно много. Так много, что мне даже не стыдно за Ракитова, который делает вид, что этого не понимает, а просто смешно.
Я был счастлив в геологических палатках, где сортиров вообще не было и приходилось идти под кустик справлять нужду (комары, всякие прочие неудобства – по Ракитову, я должен был бы страдать, как Гамлет, но я был абсолютно счастлив). Я был счастлив в дешевых гостиницах, и не потому, что там плохие сортиры, а потому, что там было нечто, по отношению к чему эти сортиры отходили на второй план.
Вообще, есть такое свойство творческой жизни (а любая жизнь человеческая есть жизнь творческая) – если ты в порыве творчества что-то постигаешь и с чем-то соединяешься, то тебе абсолютно безразлично, что ты ешь и (прошу прощения перед дамами) где ты справляешь нужду. А если в тебе возникает некий "сортироцентризм", – значит, с жизнью что-то не в порядке.
Есть огромная категория людей, которая превратила комфорт в невроз, потому что они глубоко несчастны и хотят компенсаций. Хотят вытеснить это несчастье с помощью материальных инструментов, свидетельствующих о крайней степени благополучия и комфорта.
Это бывает с очень пожилыми людьми (знаю твердо, что не со всеми). Это бывает с больными людьми, и тут нельзя проявлять избыточную резкость вплоть до одного-единственного момента. Когда старость и болезнь начинают что-то навязывать молодости и здоровью. Ну, да и хватит об этом.
Начинала наша интеллигенция с Дудинцева ("Не хлебом единым"), захлебывалась Граниным ("Эй вы, люди, знаете ли вы, что вас ждет? А я знаю. Я только что оттуда"). Обливалась слезами над "В поисках радости", где герой борется с мещанским комфортом с помощью отцовской шашки. Цитировала Слуцкого: "И какое нам было дело, Чем нас кормят в конце концов, Если будущее глядело На меня с газетных столбцов".
А кончилось все "сортироцентризмом".
Люди могут быть ужасающе несчастны при абсолютном комфорте до тех пор, пока они люди.
Когда они автоматически становятся счастливыми по причине комфорта, они уже роботы.
Поскольку они все равно люди, то они становятся не роботами-машинами, а гибридами кукол и зверей.
В этом гибриде зверь все равно сожрет куклу.
Господин Ракитов все время адресуется к Тойнби. Пусть он что-то перечтет или вспомнит. И тогда (если есть какая-то честность) ему придется признать, что для Тойнби любая цивилизация, обоготворившая комфорт (а Ракитов делает буквально это) – это умирающая цивилизация. Если уж господину Ракитову нужна авторитеты, то пусть оставит в покое Тойнби. И цитирует апологетов потребительского общества, которые тоже все понимают, но делают вид, что не понимают.
Поскольку человек не робот, то он знает, что он смертен. Смерть так или иначе функционирует в культуре.
В "культуре обоготворения комфорта" (ракитовский предельный случай – сортира) смерть становится абсолютной хозяйкой.
Пока есть алтарь или его "иное" в виде светской идеи восхождения рода человеческого – человек и смерть сосуществуют. Когда место алтаря и великой идеи занимает сортир, то смерть абсолютно оседлывает разумного скота, прославляющего сортир как свое высшее. Это и называется "постмодернизм": жизнь как длящаяся смерть. Еще это называется "ад". Тут можно оперировать светскими категориями, можно религиозными.
