Введение в конституционное право - "Внутренний Предиктор СССР" (читаем книги бесплатно .txt) 📗
Фактически государственность от иных участников рынка в либерально-рыночной экономике отличается одним единственным - правом на «узаконенный рэкет», т.е. правом на сбор налогов, таможенных и прочих сборов и т.п.; если кто-то другой из участников рынка займётся чем-то подобным, то это будет незаконным нарушением государственной монополии.
И право эмиссии денег в либерально-рыночной модели не за государственным казначейством. Даже если в законодательстве прописано, что эмиссию осуществляет центробанк соответствующего государства, подчиняющийся его законам и работающий на его интересы, а его руководство назначается именно этим государством, то всё же де-факто вопреки этим декларациям центробанка на основе отрицания оглашений умолчаниями оказывается полномочным представителем ростовщического сообщества на территории этого государства и действует неподконтрольно ему.
Всё это прослеживается и в структуре «десяти заповедей» «Вашингтонского консенсуса», что и позволяет сделать вывод, что он - инструмент ликвидации экономического суверенитета подчинившихся ему государств, разрушения их экономических систем и интеграции их обломков в глобальную экономическую систему, подконтрольную глобальному сообществу ростовщиков, узурпировавших банковское дело. В силу зависимости жизни людей от экономического обеспечения, принятие «Вашингтонского консенсуса» политиками государства обращает его население в невольников-заложников, а политиков - в рабов-надсмотрщиков за рабами.
Осознанию этого искренними приверженцами экономического либерализма препятствует сформированное у них предубеждение о том, что ростовщики это - только ростовщики-единоличники [171], а вот «банки - это банки!!! - совсем другое дело: и их воздействие на экономику исключительно положительное, поскольку экономика развивается на основе инвестиционных кредитов, предоставляемых банковским сектором предпринимателям в реальном секторе». [172] Но в действительности на экономику воздействуют не столь различные «имиджи» ростовщиков и банков, а ссудный процент, воздействие которого не зависит от того, взята ссуда у ростовщика или в банке. А если говорить об истории возникновения банков и банковской системы, то всё это выросло из ростовщичества «единоличников», и, прежде всего, из ростовщичества иудеев, предписанного им Ветхим наветом (на Бога, который этой мерзости не заповедовал).
Воззрения о том, что «банки - это банки!!!, а не ростовщичество» поддерживаются такими введёнными в употребление оборотами речи, как «линейка кредитных продуктов», который подразумевает, что нет никакой особой организационно-технологической разницы между, с одной стороны - добычей угля и производством стали, и с другой стороны - предоставлением кредита.
И вообще вся пропаганда направлена на стирание в восприятии обывателей какой бы то ни было разницы между ростовщиками, которых уважительно именуют «банкирами» и предпринимателями-производственниками реального сектора: все они - якобы однокачественны как предприниматели (организаторы экономической деятельности других людей), и разница между ними якобы только в сфере приложения капиталов и предпринимательской инициативы каждым из них.
При этом, если Аристотель пользовался двумя терминами («экономика» - искусство управления хозяйством; «хрематистика» - искусство стяжать личное богатство, в том числе и за счёт разрушения хозяйства общества), разграничивая эти явления в жизни общества, то ныне термин «хрематистика» предан забвению, но финансово-экономическое образование в «развитых» и в «недоразвитых» [173] странах носит по существу хрематистический характер.
Кроме того, буржуазно-либеральные воззрения складывались в эпоху, когда так называемое «натуральное хозяйство», характеризуемое качеством самодостаточности производства и потребления в нём самом, если и не было доминирующим типом предприятий в хозяйственной системе обществ эпохи перехода от феодализма к капитализму, то определяло во многом психологию предпринимателей. Такие хозяйства обладали самоценностью и их производительность определяла ценность каждого из них.
От той эпохи либерализм унаследовал:
· восприятие исключительно частных предприятий (объектов частной собственности) в качестве самодостаточной ценности;
· практически полное невосприятие хозяйственной системы государства в целом в качестве именно целостной макроэкономической системы и объекта собственности, обладающей ценностью, вне которых ни одно частное предприятие ценностью не обладает;
· восприятие денег исключительно как сумм в кошельке и на текущем счету - его собственном или других частных физических и юридических лиц,
· неспособность воспринимать кредитно-финансовую систему и законодательство, регулирующее финансовые вопросы, как инструмент макроэкономического управления, который не может быть бесхозным, но собственником которого не является никто из частных предпринимателей.
Вопреки такого рода мнениям ни одно частное предприятие в наши дни не обладает качеством самоценности, поскольку всё, чем мы пользуемся, - продукт профессионального труда коллективов многих предприятий разных отраслей, расположенных в разных регионах разных государств и в разных регионах планеты (исключения - крайне редки и малозначимы в нашей жизни).
Самоценностью в таких условиях обладает как минимум макроэкономическая система государства, достаточно большого и развитого в научно-техническом отношении для того, чтобы взаимодействовать с экономиками других государств и глобальной экономикой без отказа от своего суверенитета, прежде всего - экономического суверенитета.
Если экономическая мощь государства для этого недостаточна, то его макроэкономическая система и любое частное предприятие в её составе может обладать ценностью только как компонента успешно и устойчивого функционирующих объемлющих её макроэкономических систем (объединений государств - типа таможенных союзов, ЕЭС и т.п.) вплоть до уровня глобальной экономики человечества.
В финансовых аспектах ценностью обладает не та или иная сумма денег в той или иной валюте, а кредитно-финансовая система как инструмент макроэкономического управления той или иной макроэкономической системой. И это сразу же приводит к вопросу о субъекте, осуществляющем это управление.
Но такая реальность не укладывается в либеральное миропонимание, вследствие чего макроэкономические системы государств и регионов планеты, кредитно-финансовые системы представляются им даже не как бесхозные самоуправляющиеся автоматы, а как разновидности естественных стихий, у которых в принципе не может быть хозяев. Из такого миропонимания проистекают такие термины, как «финансовый климат»: ну какой у климата может быть хозяин или управитель? - глупость несусветная, по крайней мере, в эпоху до появления «геофизического оружия».
Утверждение о том, что государства - лидеры научно-технического прогресса и экономического развития - достигли своего положения на основе либерально-рыночной экономической модели в её полноте, - не соответствует действительности не только потому, что их экономики управляются трансгосударственным банковским сектором, но и потому, что в каждом из них есть свои системы государственного планирования социально-экономического развития, а также - и системы регулирования рынков посредством законодательства о финансовой и хозяйственной деятельности, определяющего характер распределения налогов, дотаций, субсидий, стандарты, которым должны отвечать продукция, технологии и организации её производства, транспортировки, хранения и предоставления конечным пользователям.
Но эти системы государственного планирования и регулирования рынков, действующие в развитых в научно-техническом отношении государствах, не воспринимаются в качестве инструментов макроэкономического государственного управления обывателями, порабощенными либерально-рыночными воззрениями и своим бездумным верхоглядством. А кроме того:
