В схватках с врагом - Соколенко Н. (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

— С какого часа вы были на работе сегодня? — спросил ее Баваров.

— Как обычно, с восьми.

— А с работы никуда не отлучались?

— Да что вы, товарищ лейтенант! Как пришла на фабрику, так и не выходила никуда.

Баваров не ожидал такого оборота: привез пропажу, а ее брать не хотят!

— А в ГУМе не были?

— Я в нем, пожалуй, с полгода уже не была.

Почерк Тани, как оказалось, не имел сходства с почерком на неотправленном конверте. Да и писать в Голландию ей было некому.

Дело запутывалось. Одно было ясно — Таня Скобченко не имеет к письму никакого отношения.

Проверка в Центральном адресном бюро не внесла никакой ясности. Во всей Москве была лишь одна Таня Скобченко.

Подождали еще день. Запросили все отделения милиции. Однако потерпевшая не давала о себе знать. Тогда проверили по больницам и моргам — не попала ли в какие-либо дорожные происшествия хозяйка сумочки — женщина в черной каракулевой шубке. Снова безрезультатно. Оставалось заподозрить, что она по каким-то причинам не хочет разыскивать пропавшую сумочку и находившуюся в ней крупную сумму денег.

…Оперативный работник Комитета государственной безопасности выслушал Баварова, осмотрел содержимое сумочки и попросил никаких самостоятельных мероприятий по розыску пока не проводить, а в случае появления хозяйки немедленно поставить его в известность. Прокурор дал санкцию на вскрытие письма. Изучение его содержания ясности не прибавило. Письмо было написано по-немецки, размашистым почерком, с большими интервалами между строчками. Татьяна писала какому-то Яну о молодежном фестивале в Москве, но, кроме упоминания двух немецких имен, — ничего конкретного о таком замечательном и интересном событии. Какое-то нескладное, надуманное письмо. Оно лишь усилило подозрения чекистов. Попробовали уловить подстрочный смысл — безуспешно. Тогда решили проверить письмо на возможное наличие тайнописи. После специальной обработки бумаги поперек строчек письма вначале слабо, а затем явственно проступили группы цифр.

Теперь стало понятно, почему хозяйка похищенной в ГУМе сумочки предпочла поступиться немалой суммой денег, лишь бы уйти.

Но как теперь разыскать «потерпевшую»? Кто она? Зацепиться не за что. Баваров и Кадет запомнили лишь каракулевый жакет. Других примет в их памяти не запечатлелось.

Чекисты вновь и вновь исследовали конверт, каждую строчку письма, каждую денежную купюру в надежде найти какую-нибудь зацепку. Все безуспешно. Оставалась последняя нить: адрес на телеграфной квитанции.

Работники государственной безопасности написали своим коллегам в ГДР подробное письмо, в котором изложили существо дела и попросили разыскать в Нордхаузене получателя телеграммы Шмельцера и выяснить, с кем из советских граждан или лиц, временно проживающих в Советском Союзе, он имеет переписку.

Немецкие друзья энергично взялись за розыски. Соблюдая секретность поиска, они в короткий срок выявили в Нордхаузене и окрестностях несколько десятков Шмельцеров, в их числе и Генриха Шмельцера, который поддерживал переписку (правда, крайне редкую) со своей внучатой племянницей Мюллер Инге, проживающей в Москве. Однако точного места службы и московского адреса ее он не знал и переписку вел на Московский почтамт до востребования.

И все-таки это был серьезный сдвиг. Теперь оставалось найти Мюллер Инге через Центральное адресное бюро и установить ее местожительство. Но неожиданно бюро сообщило: Мюллер Инге проживающей в Москве не значится!

Проверили по отделу виз и регистрации иностранцев, где на нее могли быть въездные документы. Мюллер не было и здесь. Оперативные работники КГБ просмотрели все листки прибытия иностранцев за последние несколько лет — возможно, Мюллер становилась на временный учет.

Нашу страну ежегодно посещают тысячи иностранцев. Груды материалов. На листках мелькали «Майер», «Мёллер», «Миллер»… и наконец:

Чекисты вздохнули с облегчением. Через Министерство иностранных дел СССР обратились с письмом в посольство Германской Демократической Республики в Москве. Вскоре получили ответ, что гражданка ГДР Инге Мюллер работает секретарем-переводчицей при представительстве ГДР в Совете Экономической Взаимопомощи. Немедленно ориентировали органы государственной безопасности ГДР и попросили командировать своего представителя в Москву для дальнейшей проверки Мюллер. Вскоре к нам прибыл капитан Крёгер.

…На первый взгляд секретарь-переводчица Инге Мюллер ничем не отличалась от своих сослуживцев по аппарату Совета Экономической Взаимопомощи. Вовремя приходила на работу, хорошо знала свои служебные обязанности. Разве только одевалась понаряднее, была всегда при деньгах да время от времени выезжала в Берлин, якобы к больным родственникам. И все же… При более внимательном изучении поведения Мюллер в рабочей обстановке и во внеслужебное время постепенно, по крупицам, стали собираться едва уловимые, но чрезвычайно важные детали.

Так, выяснилось, что она, будучи довольно привлекательной и жизнерадостной женщиной, ведет замкнутый образ жизни, близких подруг и знакомых не имеет; во взаимоотношениях с сослуживцами неоткровенна; на праздничных вечерах иногда без видимых причин неожиданно начинает плакать и уходит домой. По должности Инге Мюллер имеет доступ на заседания Совета Экономической Взаимопомощи; секретные документы печатает в отдельной комнате, без учета копирки и чистой бумаги.

Конечно, каждый штрих, взятый отдельно, сам по себе еще не бросал какой-либо тени на Мюллер, поскольку мог иметь совершенно безобидное объяснение.

Но вот немецкие товарищи выяснили, что родители Мюллер давно умерли, а других каких-либо родственников в ГДР, кроме престарелого Генриха Шмельцера, она не имеет; что единственным источником ее доходов могла быть скромная зарплата рядового служащего. Мюллер находилась в близких отношениях с одним из переводчиков, который в конце 1953 года бежал в Западный Берлин; там она несколько раз встречалась с ним. В последние годы Инге Мюллер проявляла усиленную активность в общественной жизни, изучала русский язык, стремилась устроиться на работу в СЭВ и выехать в Советский Союз. В 1955—1957 годах она приобрела несколько носильных вещей, стоимость которых значительно превышала ее заработную плату. В отделе, где она работала, имел место случай утраты совершенно секретного документа.

Однако и эти материалы еще не вносили полной ясности, они лишь усиливали подозрение, удваивали энергию советских и немецких контрразведчиков. Прежде всего нужно было выяснить, кому принадлежит загадочное письмо, похищенное у Мюллер в ГУМе. Мюллер ли является автором тайнописного сообщения? Что в нем зашифровано — шпионские сведения или личное послание?

Следовало уточнить, является ли Инге Мюллер той женщиной в каракулевом жакете, у которой Кадет украл сумочку с письмом. Кадет и Баваров заявили, что она очень похожа на потерпевшую, но категорически утверждать не могли. Тогда осторожно навели справки. Удалось установить, что у Мюллер есть каракулевый жакет и черная сумочка и она может отлучаться с работы.

Провели и графологическую экспертизу, чтобы идентифицировать почерк Мюллер и почерк письма. Достать образец ее почерка было нелегко. Владея машинописью и стенографией, Инге редко бралась за перо. Выручили снова немецкие друзья. В учреждениях, где Мюллер когда-то работала, они нашли несколько собственноручно исполненных ею документов. Эксперты-графологи после долгих и особо тщательных исследований дали заключение, в котором категорически утверждали, что письмо, содержащее тайнописный текст, и найденные в ГДР документы написаны одним и тем же лицом.

Это было очень важное обстоятельство! Значит, Мюллер сама составила письмо в Голландию и собственноручно написала на конверте вымышленный обратный адрес. Зачем? Не потому ли, что маскировала письмо, зная о наличии в нем шифровки? А может быть, она и была автором шифрованного текста?