Собственность и государство - Чичерин Борис Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Общий уровень заработной платы во Франции в последние 50 лет поднялся на 80 и даже на 100 процентов. Вследствие этого постоянно увеличивается благосостояние рабочего класса. Об улучшении жилищ свидетельствует постоянное уменьшение количества Домов с 1, 2 и 3 отверстиями и умножение имеющих 4 или 5. В Мюлузе с 1854 до 1877 г. Общество рабочих домов продало 945 домов, более нежели на 4 миллиона франков, и все эти дома были куплены рабочими. Около четверти народонаселения в них живет. Об удешевлении всех предметов, производимых на фабриках или привозимых издалека, и говорить ничего. Конкуренция капиталов и удешевление средств перевозки делают их доступными для массы.
Рядом с этим уменьшается и количество рабочих часов. Лет сорок тому назад рабочий день простирался до 15, 16 и даже 17 часов; ныне он не превышает 11 и даже 10. Работа женщин и детей ограничена законом. Вообще, рабочий имеет более досуга при больших средствах. Хороший рабочий всегда может сделать сбережения. В Англии в последние десять лет при далеко не благоприятных условиях промышленности депозиты в сберегательных кассах возросли с 51 миллиона на 76 миллионов фунтов, то есть они равняются почти 2 миллиардам франков. В Австрии они доходят до 1 1/2 миллиарда; во Франции они равняются 1 миллиарду 621 миллионам франков, но здесь кроме того рабочий класс имеет привычку на свои сбережения покупать различные фонды, преимущественно государственные.
С этим связано, наконец, и уменьшение пауперизма. В Англии, где ведется на этот счет весьма точная статистика, было в 1849 г. 934419 человек, получавших пособия, на народонаселение в 17552000 душ, а в 1878 г. получавших пособия было всего 742703 на народонаселение в 24854000 душ. Таким образом, количество бедных уменьшилось на 20%, тогда как народонаселение увеличилось на 30%. С 1849 по 1859 г. было 5 бедных на 1000 жителей, с 1869 по 1878 — всего 4, а в последние четыре года этого десятилетия даже не более 3-х. Эти цифры ясно доказывают, что крайность бедности не увеличивается с развитием общего богатства, а наоборот.
Столь же несомненно и преуспеяние средних классов. Относительно фермеров выше было уже замечено, что и в Англии и во Франции благосостояние их, а вместе и жизненные требования значительно возвысились. Они живут лучше, тратят больше и все-таки имеют излишек, из которого образуются их сбережения. Что касается до движимых капиталов, то постоянно размножающиеся акционерные общества доставляют самым мелким капиталистам участие в барышах обширных предприятий. Через это мелким капиталам дается возможность конкурировать с крупными, и если последние и тут остаются средоточием промышленной деятельности, то они достигают своей цели, только призывая к себе на помощь средние состояния, составляющие массу вкладов.
Можно было бы думать, что по крайней мере количество самостоятельных хозяев уменьшается с развитием крупной промышленности; но и тут статистические цифры опровергают это предположение. Во Франции в 1791 г. число лиц, имевших промышленные патенты, равнялось 659812; в 1822 г. их было 955000, в 1878 — 1631000. Из числа патентованных в 1872 г. было 1302000 лиц, принадлежавших к мелкой и средней торговле и плативших 51000000 франков налога, тогда как в списке крупных торговцев было не более 16710 лиц с 6000000 франков налога. По исчислению Блока, из 1000 лиц, занимающихся земледелием, 524 работают на себя и 476 на других; в числе последних находятся 143 фермера, 56 половников и только 277 поденщиков. В Англии в 1845 г. было 148000 промышленников и торговцев, плативших подоходный налог; в 1877 г. их было около 382000. В Пруссии по промышленной переписи 1875 г. было 1667104 промышленных предприятия (кроме сельскохозяйственных) с 3625918 занятых в них лиц. Из этого числа 1623951 предприятие (то есть 97%) с 2246959 лицами (62%) принадлежали к мелким промыслам, занимающим не более 5 лиц, и только 43513 предприятий с 1378959 лицами относились к разряду более или менее крупных.
Ввиду всех этих фактов возможно ли утверждать, что экономическая свобода ведет к развитию двух противоположных крайностей богатства и бедности? Если мы взглянем на богатые страны, которые ранее других ввели у себя экономическую свободу, то нас поражает, напротив, постепенное распространение благосостояния в массах. В первую пору развития крупной фабричной промышленности можно было еще ошибаться на этот счет. В ту эпоху действительно, с одной стороны составлялись громадные состояния, а с другой стороны, развивался фабричный пролетариат, представлявший ужасающие явления. Но теперь можно уже убедиться, что накопившееся богатство не осталось в руках немногих, а разлилось повсюду, поднимая в особенности благосостояние тех, которые сперва служили ему как бы механическими орудиями. Не станем говорить об Англии, где искусственные стеснения мешают свободному передвижению поземельной собственности. С другой стороны, не станем указывать и на Соединенные Штаты, где рабочее население при полной экономической свободе стоит на высоте, неизвестной в других местах. Могут возразить, что в Америке необыкновенно благоприятные условия противодействуют пагубному влиянию свободы: непочатые еще силы природы, необъятные тучные пространства, а рядом с этим обилие капиталов и чрезвычайная энергия населения, все это поднимает заработок рабочего в большей степени, нежели это возможно в иной среде. Но и в старой Европе есть страна, которая ранее других ввела у себя полную экономическую свободу и которая однако пользуется неслыханным материальным благосостоянием. Эта страна есть Франция. Тут не только мы не замечаем крайностей богатства и бедности и проистекающих отсюда смут, но видим напротив, что социальные вопросы, здесь впервые возбужденные, теряют всякую почву вследствие того, что уровень массы поднимается сам собою, без всяких искусственных мер. В особенности же процветают средние классы, составляющие главное зерно современной французской демократии. Тут является стремление не к развитию крайностей, а напротив, к постепенному уравнению состояний. В целом обществе разлита такая масса материального богатства, как, может быть, ни в одной другой европейской стране. Особенно этот подъем обнаружился с тех пор, как к внутренней экономической свободе присоединилась внешняя. Не всякая страна в состоянии ее вынести, но нет сомнения, что при высоком материальном развитии возможно широкая свобода составляет идеал экономического быта. Именно вследствие этих условий Франция после войны 1871 г. могла без труда выплатить такую громадную контрибуцию, которая представлялась почти сказкою, и затем в несколько лет подняться снова на такую степень материального процветания, которая поражает нас изумлением.
Современная Франция служит самым сильным фактическим доводом против социализма. Она доказывает, что для врачевания бедности и для поднятия уровня массы не нужно никаких искусственных мер, никакого общественного переустройства; достаточно свободы. Если временно свободное отношение экономических сил вызывает прискорбные явления, если массы как будто понижаются под давлением гнетущего их капитала, то в дальнейшем движении самый этот капитал сообщает им неслыханный подъем. Противоречия разрешаются действием тех самых законов, которыми они были названы. И разлад и примирение составляют последующие периоды одного и того же исторического процесса, управляемого началом экономической свободы.
Окончательный результат этого процесса состоит в относительном уравнении состояний, не задержанием высших сил и не возвращением к первобытному безразличию, а медленным, хотя и верным поднятием общего уровня и в особенности умножением средних классов, составляющих посредствующее звено между крайностями. Этим водворяется гармоническое отношение сил, а между тем сохраняется бесконечное разнообразие жизни, составляющее плод высшего развития; здесь каждой деятельности открывается самый широкий простор и достигается возможно полное удовлетворение всех потребностей, тогда как искусственные меры, подавляющие свободу и ограничивающие собственность, способны произвести только обращение промышленности вспять и возвращение к первобытной нищете среди несравненно худших условий.
