Холодная война 2.0. Стратегия русской победы - Калашников Максим (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
Теории Шарпа всегда сопутствовал некий флёр мошенничества. Ведь, начиная ненасильственные действия, оппозиция, революционеры и гражданские активисты ВСЕГДА провоцируют власть на неоправданное насилие или на неадекватное насилие. А когда это происходит, выдвигают лозунги о необходимости ВООРУЖЕННОЙ борьбы с «кровавой» властью. Поэтому грань между ненасилием и вооруженным мятежом провести сложно, а зачастую она вообще отсутствует. Если власть не делает ошибок, то ей помогают это сделать. В принципе, такие провокационные методы известны давно. И не Шарп – их основоположник. Достаточно вспомнить, например, деятельность Александра Парвуса во время русской революции 1905 года.
Особенностью сегодняшнего момента в переходе от ненасилия к вооруженному мятежу и перевороту следует признать разве что использование современных ИНФОРМАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ. Онлайн-трансляции с места событий мгновенно втягивают в сами события огромные массы людей. Недавний пример арабских революций и «евромайдана» – наглядное тому подтверждение.
Летом 2013 года в ведущем учебном центре по подготовке специалистов по «оранжевым» революциям, во Флетчеровской школе Университета Тафтса, (Массачусетс, США) совместно с Международным центром по ненасильственным конфликтам (ICNC), который является ведущим центром по разработке методов сопротивления власти, была проведена в полузакрытом режиме большая конференция «Ненасильственное сопротивление: вчера, сегодня, завтра».
Работа конференции была выстроена вокруг обсуждения доклада М.Стефан и Э.Ченовез «Why Civil Resistance Works: The Strategic Logic of Nonviolent Conflict». В докладе излагались результаты статистического исследования всех гражданских конфликтов в мире за 1985–2013 годы. По итогам анализа выяснилось, что движения гражданского сопротивления добились успеха в 55 % зафиксированных случаев, тогда как военные противостояния власти имели успех только в 28 %. В итоге был сделан вывод о том, что «гражданские ненасильственные кампании обеспечивают устойчивый переход к демократии в два раза чаще, чем вооруженное противостояние с властью».
Однако, наряду с этим привычным выводом, на конференции выяснилось, что за последние 15 лет наиболее эффективными (почти в 70 % случаев) оказались смешанные стратегии. К смешанным стратегиям относились гражданские ненасильственные кампании, которые сопровождались либо угрозой силового противостояния с властью, либо точечными вооруженными акциями. Соответственно, был сделан вывод о необходимости разработки теории, а главное детального практического инструментария для гибридного гражданского сопротивления, включающего как ненасильственные методы, так и целевые вооруженные акции или угрозы применения силы против власти.
В конце 2013 года один из самых известных и авторитетных американских военных теоретиков генерал Стэнли МакКристелл, на презентации своей книги «My Share of the Task: A Memoir» сказал: «Если наши силы специального назначения, морская пехота, армия, флот, сухопутные войска справляются со своими задачами, то их усилия полностью сводятся на нет политиками и экспертами. У нас негодная доктрина противоборства. Пора засучить рукава и браться за разработку новой».
Изложенное выше полностью относится и к теме формирующейся военной доктрины США и Запада в целом. В конденсированном, целостном виде она не представлена на сегодняшний день ни в одном открытом, в т. ч. платном источнике. Поэтому попробуем осуществить сборку сведений о формирующейся доктрине, ее инструментарии и методах из тех фрагментов, которые можно обнаружить в различных, в том числе неожиданных источниках.
В августе 2014 года генерал Филипп Бридлав, командующий НАТО в Европе, дал развернутое интервью ведущей германской газете Die Welt, где, в частности, сказал: «Наша большая проблема на самом деле – новый вид ведения войны. Мы работаем над этим… На военном жаргоне это называется DIME: дипломатия, информация, вооруженные силы, экономика» [27].
Бридлав впервые на официальном уровне презентовал DIME-войны для широкой публики. Однако, еще в мае 2014 года австралийский Институт стратегической политики, один из главных «мозговых танков» (think tank) Запада в сфере стратегической и тактической военной мысли, провел конференцию «Стратегия и ее недостатки». В конференции участвовали ключевые политические деятели Австралии, включая членов правительства, а также старшие офицеры вооруженных сил, эксперты и аналитики не только из «страны кенгуру», но также Австралии, США, Великобритании, Южной Кореи. В ходе конференции был обозначен новый подход к военным конфликтам. По мнению участников, западные страны должны взять на вооружение концепцию «комплексных насильственных противоборств», включающих в себя как единое целое политическое силовое доминирование, военные конфликты в традиционном виде, информационные операции, а также меры по финансовоэкономическому принуждению противника к миру на условиях западных стран [28].
Ключевым для понимания данной доктрины является материал, подготовленный бывшим командующим войсками в Афганистане, а ныне одним из руководителей института Брукингса полным («четырёхзвёздным») генералом Джоном Алленом и генерал-лейтенантом в отставке, известным военным теоретиком, членом совета директоров нескольких крупнейших корпораций Дэвидом Дептулой к конференции, проведенной летом 2014 года Брукингским институтом (Вашингтон) и фондом Петера Петерсона «Новая оборонная стратегия США для новой эры: военное превосходство, быстрота и эффективность» [29], где впервые был введен концепт «DIMET-операций на основе эффектов» как основного типа гибридных войн в обозримом будущем.
Рассмотрим этот концепт более подробно. Аббревиатура DIMET расшифровывается как: дипломатия, информационные операции, вооруженные силы, экономика (включая финансы) и технологии. Понятно, что это – расширенная версия концепции, публично обнародованной генералом Ф.Бридлавом, который «умолчал» об аспекте технологий.
Использование термина «операции на основе эффектов» связывают новый подход с одним из господствующих направлений военной мысли и практики на Западе. Впервые концептуальные основы и практические формы реализации «операций на основе эффектов» были разработаны полковником ВВС США Джоном Уорденом в ходе подготовки операции «Буря в пустыне». В развернутом виде этот подход получил название «Теории пяти колец», которая была впервые опубликована в статье «Враг как система» в 1995 году [30]. Концепция «операций на основе эффектов» построена на модели современного государства-нации, представляющей собой структуру из пяти концентрических колец. Центральное кольцо или круг олицетворяет лидеров и руководящие органы государства – наиболее критический и важный элемент, окруженный и защищенный четырьмя остальными. Во второе кольцо входят производственные объекты и структуры, которые в значительной мере определяют национальную мощь. Третье кольцо – это логистическая, транспортная и энергетическая инфраструктуры. Четвертое кольцо – народонаселение и основные формы его деятельности. И наконец, пятым, внешним кольцом являются вооруженные силы [31]. В рамках «операций на основе эффектов» реализуется принцип «изнутри-вовне». Иными словами, чем ближе к сердцевине пяти кругов нанесен удар, тем быстрее, с меньшими затратами ресурсов и с большими результатами может быть завершен конфликт.
В начале нынешнего века генерал Дэвид Дептула, один из авторов данной концепции, значительно расширил теорию и практику «операций на основе эффектов». В своей работе он предложил рассматривать любой военный конфликт не только с точки зрения традиционных военных действий, но и включая в него дипломатический, информационный и экономический аспекты. Он предложил рассматривать врага как целостную систему и главной целью операции ставить разрушение связей внутри этой системы. По его мнению, «это расширенное представление обеспечивает более эффективные пути к достижению национальных целей и позволяет рассматривать формирование среды для сведения любой острой проблемы к минимуму в интересах США» [32].