О геополитике: работы разных лет - Хаусхофер Карл (первая книга .TXT) 📗
Далее, из выражений “mare nostrum” и “orbis terrarum” , присущих мышлению Древнего Рима, понятно, что в господствовавшем там латинском языке нет общепринятого обозначения для понятия “наднародный”, “наднациональный”, воспроизводимого как международное. Однако примечательно: ведь органически живущая линия развития, которой принесли политико-морфологическую жертву и централизованно сплоченные нации, а не только прочие, чужда латинскому пространственному мышлению. Об этом напоминает принимавшая разные формы, потерпевшая крах панидея, слишком трудная в его восприятии.
Германское государственное мышление (Staatsdenken) испытало на собственном опыте одно такое панобразование, ставшее неуемным (panlustig) лишь благодаря норманнской закваске анг-лосаксонства, хотя и весьма способном к преобразованиям. Вопреки всем воплям по поводу Пангерманского союза и его влияния, которое было весьма скромным, это мышление никогда не проникало на европейскую континентальную почву в виде некоего панпредставления. В своей старинной “Священной Римской империи германской нации” собственную народную энергию к огромному ущербу для себя оно принесло в жертву “наднациональной” имперской идее, пока та не превратилась в иллюзию.
Из столь различных опытов становится ясно, что уже в Центральной Европе в этом коренном вопросе — о возможности будущего панъевропейского образования — нет понимания и еще меньше его в выработке понятия “права меньшинств” , в связи с чем Мелло Франко обнародовал потрясающе простое в латинском восприятии решение: целесообразно как можно быстрее ассимилировать меньшинства! Вероятно, Южная Америка еще познает в связи с проблемой цветного населения, как такое решение скажется на ее собственной шкуре; но пока, правда, обнаруживается, что правомочие чуждых региональных сил участвовать в разработке пан-Европы на пути, проходящем через Лигу Наций, должно быть так же отклонено, как его отклонила пан-Америка и ему отказывает пан-Азия.
Поэтому из многих трудностей, противостоящих образованию пан-Европы после создания Лиги Наций, с непредвзятой, географической точки зрения, выделены особенно легко постижимые.
Внутри и вне Европы слишком мало осознали, насколько важен вопрос о том, могут ли из ее круга предложить некое более или менее удовлетворительное региональное решение для Европы (как бы оно ни называлось ныне — пан-Европой, или Соединенными Штатами Европы (СШЕ), или всего лишь панъевропейским Таможенным союзом) наряду с подтверждением пригодности, свидетельством оправданности существования Лиги Наций, чтобы поспешное учреждение пан-Европы не стало все больше и больше работающей на холостом ходу говорильней, ярмаркой тщеславия на фоне поистине эффективных региональных крупных организаций. [с.334]
Ибо принципиальное содействие жизнеспособной структуре панорганизации человечества (Pangliederung der Menschheit) должно быть все-таки свидетельством способности новых жизненных форм включиться в происходящий на поверхности планеты процесс становления и исчезновения! Конечно, пространство для развития от территорий к государствам, от недостаточно жизнеспособной, нуждающейся в опеке части земель к практичному союзу земли и народа — даже и в США! — ограниченно. Но доминирующим процессам роста — повсеместно рассматриваемым в сравнении (карта жизнеспособности Заппера!) — противостоят все же процессы истощения, все еще далекие от состояния равновесия.
Итак, кто же представляет в Лиге Наций право, которое родилось вместе с нами и рождается ежедневно с новыми поколениями? В пантихоокеанском, в паназиатском движениях имеются форумы, где это право на существование может быть доказано. И при этом также необычайно трудная разграничиваемость основных азиатских жизненных форм! Как велик, к примеру, Тибет? Имеет ли он 1,5 млн. жителей (Gotha), 3-4 (Sven Hedin) , 8 (Chin. Jahrbuch)? Кому принадлежат с точки зрения международного права Танну-Тува, Монголия, Тибет? Какова территория самого Китая — менее 4 или же 10 млн. кв. км? Такие вопросы наводят ужас на панъевропейца. Однако поборники других панидей стараются найти приближенное значение, разумно правдоподобное для компромиссных договоренностей, исследовать, какая сила стоит за новыми образованиями. Но кто раскусит с этих точек зрения, с таким широким “видением” (“Vision”) индийский, китайский, центральноевропейский вопросы, во многом столь родственные территориально, или же только динамику 562 индийских земель размером от государства до деревни, которая (динамика) должна обрести свое право при формировании панструктуры (Pan-Gestalt). Учитывая региональный характер панидей и возможность их трансформации, существующая структура Лиги Наций, следовательно, слишком формальная, окостеневшая, противоречащая также неуправляемой жизни, которая — при всех эксцессах — пронизана национализмом. Это должно внушать сомнение по поводу будущей силы и одного, и другого образований, и наиболее жизнеспособные панидей все больше склоняются к поиску согласия и компромисса с национализмом, чем с Лигой Наций и творчеством ее юристов и дипломатов. Что же из этого получится, если вдруг за ее спиной будут стоять не народы, а лишь правительства и юридические фикции? Как бесследно исчезли из современной истории бюрократически выродившийся германский бундесрат, несмотря на все собранные в нем таланты, и многие иные немощные собрания, даже если “Золотая (почетная) книга” о наследниках завершена и изгородь из параграфов поручилась за их вечность, за продолжение списка бессмертных?
Географическая наука выполняет компромиссную, посредническую роль между миром природы и миром духа, жизнью [с.335] и бумагой, но проявляет недоверие там, где она обнаруживает, что природа улетучивается из конструкций, а неудовлетворенные пытаются на свой страх в другом месте взять свое. Она следит за проявлениями жизни на нетронутой Земле с большим доверием, чем за явлениями на бумаге, и находит в нынешней международной организации слишком много бумаготворчества, слишком много “ценного материала” и слишком мало жизни, а в развивающихся панобразованиях больше жизни, зато меньше бумаги, что иногда затрудняет их охват, их историческое разъяснение. Это с особой силой проявляется в паназиатском вопросе, от значения которого в китайских делах в противовес автору, однако же, долго отмежевывались, пока священный огонь с Юга в 1927 г. не перекинулся через Янцзы. Тогда, разумеется, негодовали по поводу противоправных способов борьбы Советов, младокитайцев, младоиндийцев, а также, конечно, геополитики, но лишь тогда научились сопоставлять себя с ней, ибо она существовала в гуще жизни, в мире, хотя еще и не в делах.
Истолкование международного права применительно к Лиге Наций содержится во многих публикациях, наиболее выразительно это сделал, например, Штрупп ; вместе с тем имеются многочисленные жизненные проявления на поверхности Земли, о которых не говорится в книгах, но которые тем не менее следует знать и описать: они существуют, как существовали драконы острова Комодо, хотя наука отрицала это.
Налицо антропогеографический и геополитический факт: две из великих держав планеты, наиболее настойчиво занимающиеся внедрением панидей, вероятно, поэтому остались вне Лиги Наций — Советский Союз и Соединенные Штаты Америки; по каким прочим причинам, оставлю здесь неисследованным. И еще один факт в том, что одна великая держава — Советский Союз — не хотела пожертвовать своим местом в панрусской, вероятно, в еще незабытой панславистской, а также в евро-азиатской и паназиатской идеях без переходного периода (Ubergang) между великой державой и планетарным союзом; другая — Соединенные Штаты Америки — не хотела пожертвовать своим отношением к панамериканскому, и прежде всего к пантихоокеанскому, кругу идей; она придавала значение американскому Срединному морю и Тихому океану, а не трансатлантическим связям.
