Большая восьмерка: цена вхождения - Уткин Анатолий Иванович (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
Смысл подобных интерпретаций — в утверждении, что коммунизм был социально болен изначально и требовалось лишь время и выдержка Запада, чтобы свалить великана. Неэффективность идеологии была заложена в учение и в порожденную этим учением реальность с первых же лет господства коммунизма в России, и лишь энтузиазм, помноженный на насилие, позволял коммунистическому строю держаться на плаву. Такое явление не могло существовать исторически долго. Неадекватность коммунизма нуждам конца XX в. явилась причиной крушения Советского Союза.
Но такое объяснение краха СССР немедленно вызывает вопрос: если коммунизм — это болезненное извращение человеческой природы, то почему (и как) он позволял Советскому Союзу в течение пятидесяти лет превосходить по темпам развития самые эффективные страны мира? Даже самые суровые критики вынуждены признать, что «советская экономика сама по себе не погрузилась в крах. Население работало, питалось, было одето, осваивало жилье — и постоянно увеличивалось»526. Более того, эта экономика позволила создать первый реактор, производящий электричество, первое судно на воздушной подушке, первый спутник, выход в космос, реактивную авиацию и многое другое, отнюдь не свидетельствующее о научно-технической немощи. Неизбежен вопрос, если коммунизм был смертельно болен, почему он болел так долго? И не имел видимых летальных черт.
При этом удивительно, с какой легкостью диагностируют неизлечимую смертельную болезнь коммунизма те, кто всего лишь несколько лет назад ужасался его могуществу и призывал сдерживать его непреодолимую мощь. Такие всегда убежденные в своей правоте идеологи, как 36. Бжезинский, не моргнув глазом говорят о Советском Союзе как об аберрации истории, говорят о смертельной внутренней болезни коммунизма, делавшей его обреченным на гибель527. Но многие десятилетия до того они устрашали мир картинами феноменальной крепости коммунизма. Эти идейные подвижники еще вчера призывали бороться с неумолимой «ясно выраженной угрозой», которую могли остановить только самые масштабные контрусилия. Внезапно эта «ясно выраженная угроза» стала подаваться смертельно больным обществом. Поражает легкость перемены взглядов. Можно ли одновременно быть и всесильным и бессильным? Зафиксируем, как минимум, что мощь коммунизма была преувеличена, а степень западного воздействия на него завышена чрезвычайно.
Погубила внутренняя эволюция
Третья мощная интерпретационная волна исходит из примата внутренних процессов в СССР. Все прежние объяснения характеризуются этой волной как «не учитывающие транснациональных процессов, не объясняющие внутрисистемных перемен»528. Приверженцы этого вида интерпретации придают первостепенное значение распространению (посредством радио, телевидения, всех форм массовой коммуникации) либеральных идей, привлекательных идеологических конструктов, они подчеркивают воздействие либерального мировидения на замкнувшееся в самоизоляции общество. И, одновременно, «более агрессивная внешняя политика Рейгана подорвала нервы кремлевского руководства и дискредитировала доминирующую парадигму советско-американских отношений среди советской политической элиты»529. От этой волны следует призыв сосредоточиться на том. что фактически определяло действия отдельных лиц, на мировоззрении новой когорты коммунистических лидеров, обратить первоочередное внимание на психологию определивших исход соревнования Восток-Запад фигур, на их определяющие персональные черты, на их амбиции, предлагаемый ими идейный выбор, на логику внутрифракционной борьбы.
В фокус анализа должны попасть произошедшие в СССР и восточноевропейских обществах перемены — такие, как возникновение своего рода среднего класса (со своими новыми претензиями), формирование либерального подхода к экономике, культуре, идеологии. Критически важны те либеральные идей, которые получили массовую поддержку. «Решающим оказалось моральное переосмысление семидесяти с лишним лет социалистического эксперимента, потрясшее нацию, а вовсе не «Звездные войны» Рональда Рейгана. Сказался поток публикаций о правах человека в Советском Союзе, об искажениях моральных и этических принципов, которые дискредитировали систему, особенно когда эти публикации вошли в повседневную жизнь граждан посредством органов массовой информации. Именно это сфокусировало движение за перемены и побудило население голосовать против морально коррумпированной прежней элиты»530.
Именно движение за мир — как на Востоке, так и на Западе покончило с холодной войной: противодействуя ей, поднялась невиданная волна сторонников более взвешенной политики531. Возмущенные Рейганом американцы выступили за переговоры с Советским Союзом, за нулевое решение, за отмену производства ракет MX, за изменение военного планирования, за отмену противоспутникого оружия, за ограничения на СОИ, за предотвращение интервенции в Центральной Америке. Норвежец Й. Галтунг полагает, что «то, что случилось 9 ноября 1989 г., явилось триумфом народного движения, ненасильственных действий»532.
Развитие многосторонних контактов — вот что создало базу для формирования в СССР слоя, заинтересованного в улучшении отношений с Западом. На неофициальном уровне представители СССР вовсе не вели холодную войну. СССР развалился не из-за слабости, а потому, что ожидал от Запада компенсации за свои шаги навстречу. Растущее чувство бессмысленности холодной войны подорвало ее сильнее, чем любые ракеты. Негосударственные организации внесли свою лепту. Экология стала могущественным фактором отношений Востока и Запада533.
Отсюда следует вывод, что именно «внутреннее неудовлетворение играло главную роль в приходе советского лидера к убеждению идти на те меры, которые уменьшили военную мощь его страны больше, чем мощь США». Такие интерпретаторы, как П. Реддавей, концентрируются на «открытых выражениях массового недовольства» — оно-то и пошатнуло гиганта. Но если бы это было так, то мы видели бы гораздо более широкое стремление реформировать страну в советском правящем классе. Однако кроме Горбачева и (позднее, под воздействием) Шеварднадзе и Яковлева высший эшелон так и не выделил жрецов разрядки — это неоспоримый факт. Только удалив к 1988 г. основных политических соперников, Горбачев мог смело проводить свой курс.
Целая литература существует о роли диссидентов. Особенно эффективными исследователям кажутся критики марксизма внутри самого марксизма. Американец Р. Тарас пишет: «Сокрушило марксизм существование «двух марксизмов» — «научного» марксизма, признанного социалистическими государствами, и «критического» марксизма, воспринятого всеми противниками идеологии московитов»534. Теоретики указывают, что впервые на востоке Европы к 80-м годам стало складываться гражданское общество и именно оно (а ничто другое) бросило в конце 1980-х годов вызов коммунистической системе (А. Кунатас, Р. Миллер). Особую роль в этом процессе сыграли просвещенные слои общества. Изменения, начатые сверху, «получили критически важную поддержку снизу. Советская интеллигенция встретила гласность с величайшим энтузиазмом и начала увеличивать пределы допустимого»535.
Личность в истории
Четвертая интерпретационная парадигма покоится на привычной теории героев в истории, на решающей роли лидеров в историческом процессе. «На протяжении менее семи лет Михаил Горбачев трансформировал мир. Он все перевернул в собственной стране… Он поверг советскую империю в Восточной Европе одной лишь силой своей воли. Он окончил холодную войну, которая доминировала в международной политике и поглощала богатства наций в течение полустолетия»536. Эту точку зрения аргументируют такие западные контрпартнеры советских лидеров, как госсекретарь Дж. Бейкер: «Окончание холодной войны стало возможным благодаря одному человеку — Михаилу Горбачеву. Происходящие ныне перемены не начались бы, если бы не он»517. Постулат этой школы — один человек изменил мир. Окончание холодной войны — это вовсе не история о том, как Америка изменила соотношение сил в свою пользу, а история того, как люди в Кремле потрясли базовые условия прежнего мира.
