Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT) 📗

Какова бы ни была политическая слабость лидеров КПИ, можно с уверенностью утверждать, что, если бы Айдит и Лукман являлись вдохновителями Унтунга, ситуация не выглядела бы такой непродуманной. КПИ подготовила бы восстания на Яве, Бали и Суматре, и вооружила своих сторонников, вместо того чтобы пассивно наблюдать, как их убивают, словно жертвенных ягнят [186].

Генерал Сухарто, получивший карт-бланш, мобилизовал армию и за 24 часа взял ситуацию под контроль. С первой же недели армия настаивала на том, что события 30 сентября были спланированы и выполнялись КПИ, но никаких серьезных доказательств предоставлено не было. Д.Н. Айдит был арестован в деревне, где скрывался, и казнен. Свидетельские показания, полученные под пыткой, от Ньоно, профсоюзного и коммунистического лидера, были крайне противоречивыми. Он также был казнен. Тогда Сухарто и его коллеги-военные отдали приказ об уничтожении остальных лидеров КПИ и приступили к полномасштабному погрому индонезийских левых. По всему архипелагу были созданы т. н. исламские комитеты бдительности, молодые волонтеры из радикального крыла «Нахдлатул Улама» объявили джихад «красным дьяволам». С октября 1965 года до января 1966 года Индонезия утопала в крови, ужасная резня произошла в Хинду (Бали). «Маленькая перестрелка» действительно имела место, доведя культуру страны до одичания и создав гигантский вакуум в ее политической жизни. Почти в каждом регионе армия спровоцировала безжалостную резню.

Большинство СМИ в США и Австралии были не слишком озабочены массовыми убийствами. Да и зачем, если их дело — пожинать плоды? Даже напротив, ЦРУ даже не пытались скрыть масштабы произошедшего. В секретном документе записано следующее:

Грубо говоря, потери среди гражданского населения в Хиросиме, Нагасаки и Корее в 1945–1953 годах были одинаково ужасающими — оценка была точной, за исключением одного важного фактора. Управление более чем поскромничало о своей роли в деле. В 1958 году румынский эмигрант Гай Паукер, консультант ЦРУ, советник Совета национальной безопасности и преподаватель университета Беркли, предложил усилить индонезийскую армию и использовать ее в качестве поставщика экономической, а также военной помощи. Он описывал офицеров как людей с «высокими лидерством, патриотизмом и преданностью нравственным идеалам», которым можно было доверить «нанести удар и произвести чистку родного дома, а затем посвятить себя вновь более высоким целям». Паукер, умерший в 2002 году, до недавнего времени характеризовался коллегами, в частности одним из американских академиков, как «настоящий подонок и оппортунист». Но тогда его совет был воспринят абсолютно серьезно, и три монстра американской империи — Пентагон, ЦРУ, Разведывательное управление Министерства обороны США — рекомендовали генералу Сухарто быть дерзким, кровавым и решительным [188].

«Возможно, мои руки в крови, но это не так уж плохо. Бывают времена, когда вам необходимо нанести в решающий момент тяжелый удар». Об этом Роберт Джей Мартенс, бывший «офицер-политик» при посольстве США в Индонезии, рассказал внештатному журналисту Кэти Кадэйн о том, как дипломаты США и офицеры ЦРУ передали около 5000 имен карателям индонезийской армии в 1965 году, а потом проверяли, убиты ли или арестованы те лица, которые были указаны в данном списке [189].

Последствия непрерывных репрессий в отношении индонезийских левых потрясли страну политически, экономически и психологически. До 1965 года политическая культура Индонезии с грехом пополам существовала. Даже после того, как Сукарно распустил парламент, дебаты и дискуссии не прекращались. Новый режим не запрещал политику, если она была строго официальной.

А как обстояли дела с экономикой? Ответ дан в тюремных записках Прамудьи Ананта Тура:

«К 1965 году, когда Сукарно был свергнут, появилась новая конкурентоспособная сила в виде многонационального капитала, нашедшая в Индонезии источник сырья, дешевой рабочей силы и широкого рынка сбыта. Это был рычаг, который использовал Сукарно, но даже он, мечтавший об Индонезии, обладающей политическим суверенитетом, экономической независимостью и культурной целостностью, не был способен контролировать многонациональный капитал» [190].

Как и КПИ, многонациональный капитал набросился на Яву, как голодный хищник. Сухарто и толпа, поддерживающая новый режим, были счастливы жить за его счет. Но высотные здания, вскоре закрывшие горизонт в Джакарте, не могли залечить глубокую травму, от которой все еще страдала страна. Призраки убитых коммунистов, политзаключенных, семьи выживших, немногие ссыльные, которым удалось бежать за границу, малочисленные интеллектуалы, чувствовавшие вину за то, что существуют, и настоящие виновники, совершившие убийства, — все они способствовали усилению эскапистских [191] фантазии о новом режиме, держащимся на западном капитализме и здешнем страхе, который Бенедикт Андерсон позднее окрестил «гнилой режим» [192].

Семья экзарха [193] и его ближайшее окружение богатели день ото дня. Политические чистки 1965–1966 годов создали фундамент для систематической деполитизации страны. Политика строго контролировалась, и граждане были напуганы.

Сухарто регулярно «переизбирался подавляющим большинством голосов». В «Нью-Йорк Таймс» было подчеркнуто, что никаких серьезных нарушений избирательного процесса в Индонезии не зафиксировано. Большинство инакомыслящих были в тюрьме, и только изредка их слова мелькали в прессе. Следующая беседа на Буру в 1978 году между журналистом из Джакарты и Прамудьей Ананта Туром была если и не типичной для того времени, то весьма поучительной. Стремление разделить политику и культуру было почти безрассудным: