1937 - Роговин Вадим Захарович (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
В-седьмых, полководцы Красной Армии лучше, чем кто-либо иной, знали истинную цену «подвигов» Сталина в гражданской войне, о которых всё громче говорилось в официальной печати. Эта пропагандистская кампания была открыта, по существу, самим Сталиным, который на заседании Политбюро и Президиума ЦКК в сентябре 1927 года, отвечая на критику Троцким его многочисленных ошибок в годы гражданской войны, заявил: «Имеется ряд документов, и это известно всей партии, что Сталина перебрасывал ЦК с фронта на фронт в продолжение трёх лет на юг и восток, на север и запад, когда на фронтах становилось туго» [959]. Эта хвастливая самохарактеристика была перефразирована и усилена Ворошиловым в угодливой статье «Сталин и Красная Армия», где утверждалось: Сталин «являлся, пожалуй, единственным человеком, которого Центральный Комитет бросал с одного боевого фронта на другой, выбирая наиболее опасные, наиболее страшные для революции места» [960].
Из сознания советских военачальников не могла изгладиться память о том, что, вопреки официально культивируемой версии о «героической» роли Сталина и Ворошилова в боях под Царицыным, Центральный Комитет вывел их из состава Военного совета Южного фронта, а затем отозвал из Царицына за самоуправство, партизанщину и отказ считаться с решениями ЦК и подчиняться Реввоенсовету республики.
Вплоть до середины 30-х годов предметом непрекращающихся дискуссий в военных кругах был вопрос о причинах поражения Красной Армии в польской кампании 1920 года. Участникам этой кампании было хорошо известно, что Сталин, занимавший тогда пост члена Военного совета Юго-Западного фронта, отказался выполнить решение ЦК и директиву главкома о переброске 1-й Конной и 12-й армий на помощь возглавляемому Тухачевским Западному фронту, ведущему наступление на Варшаву. Это явилось одной из главных причин срыва наступления и неудачи всей польской кампании. Начиная с 1923 года, был выпущен целый ряд военно-исторических трудов, посвящённых этой главе гражданской войны. В некоторых из них, например, в книге бывшего командующего Юго-Западным фронтом Егорова «Львов — Варшава», вина за поражение Красной Армии возлагалась на Тухачевского. Такого рода суждения были высказаны и во время прошедшей в 1930 году дискуссии о советско-польской войне, на которой один из выступавших заявил: «Тухачевского за 1920-й год вообще надо бы повесить» [961].
В других трудах, в том числе в третьем томе «Истории гражданской войны», при анализе причин поражения Красной Армии говорилось об ошибках командования Юго-Западного фронта (Егоров и Сталин). Последней из работ, объективно освещавших историю польской кампании, была книга Кутякова «Киевские Канны», написанная в 1935 году. В дневниковых записях конца 1936 — начала 1937 года Кутяков писал о неминуемой расправе, которая должна постигнуть его за эту книгу: «Мои „Канны 1920 г.“ есть петля на моей шее, они загубят при первом удобном случае. Значит к этому нужно быть готовым»; «„Канны“ написаны моей кровью, потом и всем сердцем, несмотря на это, они мне как в прошлом, так и теперь, кроме страшного несчастья, ничего не дали и не дают» [962].
На заседании Военного Совета 2 июня 1937 года Сталин разразился грубой бранью в адрес Кутякова, назвав его книгу «дрянной штукой», цель которой состоит в том, чтобы «разоблачить Конную армию». Попутно Сталин лягнул командарма 2 ранга Седякина за то, что он написал к этой книге «сомнительное предисловие и даже подозрительное» [963].
Как видим, у Сталина было достаточно причин для того, чтобы испытывать недоверие и враждебность к советскому генералитету.
К этому следует прибавить, что в зарубежных и эмигрантских кругах непрерывно фабриковались провокационные версии о намерении советских военачальников свергнуть Сталина. В создание этих версий, призванных непрерывно будоражить подозрительность Сталина, немалый вклад внесла книга белоэмигрантского писателя Романа Гуля «Красные маршалы», выпущенная в 1932 году (включенный в эту книгу очерк о Тухачевском был впервые опубликован несколько ранее). Обладавший бойким пером Гуль утверждал, что «головка» Красной Армии «высвобождается из-под контроля партийного аппарата. Думается, верно мнение, что смена террористическо-коммунистической диктатуры выйдет из группы военных — руководителей Красной Армии, которая обопрётся в первую очередь на крестьянство» [964].
В книге Гуля, представлявшей причудливую смесь подлинных фактов с явными выдумками автора, претендентами на «ликвидацию коммунистической диктатуры» были объявлены Тухачевский и Блюхер. При этом Гуль называл Тухачевского ставленником Троцкого, всецело обязанным последнему своим продвижением по службе. Ещё более фантастической была написанная Гулем биография Блюхера. Автор называл официальные советские данные о Блюхере «фальшивыми» и в противовес им выдвигал версию о таинственности судьбы Блюхера, которого именовал «полководцем под псевдонимом», «выбравшим себе имя победителя Наполеона при Ватерлоо». В книге приводились разноречивые суждения зарубежной и эмигрантской печати, включая такие перлы: «Блюхер говорит с сильным немецким акцентом», «Блюхер — военнопленный немецкий офицер, бывший правой рукой полковника Бауэра», «Блюхер — выхоленный человек с отполированными ногтями» и т. п. [965]
Высоко оценивая полководческие успехи Блюхера в гражданской войне и в Китае, где Блюхер работал в середине 20-х годов военным советником Гоминдана, Гуль далее излагал провокационную версию о связи Блюхера с лидерами т. н. «право-левацкого блока», изгнанными со своих постов в 1930 году. Демонстрируя знание некоторых действительных обстоятельств деятельности этой оппозиционной группы, Гуль превращал её в «заговор», происходивший в «темнейшей конспирации» и ставивший цель организации «дворцового переворота». Он сообщал, что «заговорщики» даже составили список нового правительства, в котором Блюхер намечался на пост наркомвоенмора. После раскрытия Сталиным «заговора», как уверял Гуль, Блюхер остался на своём посту лишь в результате заступничества Ворошилова. «Такие люди, как неведомо откуда появившийся, но прочно вошедший в русскую историю маршал Блюхер,— заключал своё повествование автор,— если не умирают, то заставляют говорить о себе» [966].
«Ненадёжным» Тухачевскому и Блюхеру ловкий белоэмигрантский писака противопоставлял Ворошилова, явно преувеличивая в угоду Сталину его военные заслуги. Зная об особом расположении Сталина к Первой Конной армии, Гуль утверждал, что «самую крупную роль в победе красных над белыми в гражданской войне сыграла 1-я Конная армия Будённого», в которой Ворошилов выполнял роль комиссара. По словам Гуля, эта армия не имела ничего общего с коммунистическим духом: «подлинно национальной, ярко антикоммунистической степной казацкой мужицкой силой Ворошилов разбил считавшиеся национальными армии белых генералов».
Называя Ворошилова «подлинным первым маршалом республики», Гуль намекал, что он является единственным советским полководцем, не представляющим опасности для Сталина. «Ворошилов может „схватиться в споре“ в Политбюро со Сталиным, стукнуть кулаком по столу, нашуметь. Но Сталин, мастер макиавеллиевских комбинаций, умеет укротить хоть и буйного, хоть и стучащего по столу Ворошилова» [967].
Подобные писания противников Советской власти оказали несомненное влияние на Сталина. Ворошилов и его соратники по 1-й Конной явились единственными командирами гражданской войны, пережившими большой террор. Именно они были поставлены Сталиным во главе Красной Армии в начальный период Отечественной войны, и их «военному искусству» советские вооружённые силы были в немалой степени обязаны своими поражениями.
XLVII
В преддверии армейской чистки
Понимая, что в случае с армией неосторожность может обернуться серьёзным контрударом, Сталин готовил армейскую чистку исподволь, медленно и терпеливо.
На февральско-мартовском пленуме Ворошилов сообщил, что до сих пор арестовано шесть человек в «генеральских чинах»: Примаков, Путна, Туровский, Шмидт, Саблин и Зюк, а также двое офицеров: полковник Карпель и майор Кузьмичёв [968]. Это была незначительная цифра по сравнению с числом арестованных к моменту пленума в любом другом ведомстве.
