Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России - Кургинян Сергей Ервандович (книги без регистрации txt) 📗
Продвижение радикального ислама стимулируется, во-первых, «Аль-Каидой» и подобными ей организациями, включая Талибан. По сути, они представляют собой внешний для региона фактор. Для них выигрыш битвы за Пакистан – это важнейший этап в деле торжества уммы и установления исламского господства.
Во-вторых, эта тенденция подстегивается активностью разномастных внутренних религиозных экстремистских групп. Причем практически каждая из них в той или иной степени поддерживается государством (ведь Пакистан является и должен остаться родиной для мусульман субконтинента, оказавшегося разделенным в результате событий 1947 года).
Важное различие применительно к этим процессам и представляющим их группам состоит в том, какими именно символами или идеологическими догмами они вдохновляются.
Вторая группа (давайте для удобства назовем ее «могольской» – только потому, что появление мыслей о джихаде было спровоцировано идеей восстановления славы ислама, пик которой пришелся на могольский период) возникла на базе учения и философии Мауланы Абдуль Ала Маудуди и его предтечи Шаха Валиуллы из Дели (XVII век).
Маудуди, который основал «Джамаат-е-Ислами» (JI) в Индии до ее раздела, верил, что конечная цель возрождения ислама – «предоставление ему возможности стать господствующей силой в мировой культуре и завладеть умами нравственных, интеллектуальных и политических лидеров человечества»1. Несмотря на то, что раздел нанес удар по его взглядам на мир и до конца жизни вселил в него отвращение к Индии, политическая партия Маудуди – JI – стала активным сторонником преобразования «религиозных идеалов в политическую власть», что привело к возрождению ислама в Пакистане2.
Если говорить об идеологических установках первой группы (давайте назовем ее «группой "Аль-Каиды"»), то, по крайней мере, вначале это было учение двух членов организации «Братья-мусульмане» – Сейида Кутба (преданного последователя Мауланы Мау-дуди и Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба из Саудовской Аравии) и палестинского араба Абдуллы Азама. Азам преподавал в Университете имени короля Абдель Азиза в Саудовской Аравии, где вместе с Кутбом ему удалось повлиять на пылкого студента Усаму бен Ладена. Именно призыв Азама освободить мусульманские земли от захватчиков побудил бен Ладена начать кампанию протестов против присутствия американских войск в Саудовской Аравии в 1991 году. Азам верил в глобальный джихад и считал сведение счетов с местными или региональными оппонентами пустой тратой времени (на чем настаивали другие близкие бен Ладену люди, например, доктор Айман аль-Завахири из Египта).
Есть еще одна важная отличительная особенность (вывод о ней можно сделать на основании вышесказанного): в то время как второй группой руководят местные исламские организации, стремящиеся охранять и пропагандировать интересы своей страны, первая группа («группа "Аль-Каиды"») не претендует ни на что подобное. Напротив, она рассматривает Пакистан с его 150-миллионным населением в качестве «оплота ислама» (после того, как внедрение подобной концепции потерпело поражение в Ираке) – территории, которую нужно завоевать и использовать как базу для возрождения проекта глобального джихада. Оплот Талибана в южном Афганистане и доминирование «Аль-Каиды» у западных границ Пакистана – это два шага на пути к реализации данного проекта.
Все это, казалось бы, должно означать, что в какой-то момент в Пакистане деятельность данных групп неизбежно войдет в противоречие, а это приведет к столкновению между ними.
Однако существует еще один фактор, который усложняет и усугубляет картину. Речь идет о сложившихся со времен афганского джихада связях и союзах названных групп с третьими силами. Рассматриваемые группы по-разному видят степень необходимой радикализации ислама.
Например, Талибан (от араб. талиб - «ищущий знания», то есть учащийся, студент), вышедший из деобандийских медресе Северо-Западной пограничной провинции и провинции Синд в Пакистане, ставил перед собой совершенно четкие цели превращения Афганистана в исламское государство. Однако после 11 сентября в группе произошел раскол как на идеологическом, так и на оперативном уровнях. И теперь ее различные осколки не брезгуют сотрудничеством даже с отпетыми бандитами3.
Подобным образом и деобандийские группы (такие, например, как «Лашкар-е-Джангви»), которые являются яростными противниками шиитов и возникли во времена религиозного всплеска при Зия-уль-Хаке, поставляют пушечное мясо для «Аль-Каиды» и Талибана. Большое число их членов – это мелкие преступники и безработные, а вовсе не религиозные фанатики.
Можно смело утверждать, что данные союзы не имеют под собой идеологической почвы, а являются следствием оперативных потребностей, подогреваются корыстными побуждениями. И что возникали эти союзы, в первую очередь, на основе «братства», сложившегося в террористических лагерях Хоста, Кунара и Пак-тии в Афганистане4.
Все это заставляет задуматься о, мягко говоря, пугающей возможности того, что траектории развития двух процессов радикального ислама в Пакистане совпадут и выльются в фактический переворот, в результате которого государство исчезнет, а граждане окажутся заложниками некой разновидности радикального ислама, и чуждой им, и агрессивной. Подобный сценарий чреват незамедлительными пагубными последствиями также и для соседей, имеющих большое мусульманское население, а затем и для всего немусульманского мира.
Прежде чем рассмотреть некоторые из сценариев, важно проанализировать, сколь вероятно совершение государственного переворота в Пакистане, допустим, «Аль-Каидой» (что проще всего себе представить). Дать корректный ответ на такой сложный вопрос можно только уяснив, существуют ли исторические причины, приведшие к тому, что Пакистан сделался уязвимым для экстремистской идеологии и практики.
Существуют три фактора, имеющие непосредственное отношение к нашему исследованию:
1. Влияние исламских партий (таких как JI) на гражданское общество и их использование государственными структурами.
2. Рост экстремистских и террористических групп и согласие значительной части общества с их существованием и деятельностью.
3. Уровень радикализации вооруженных сил и использование ими вышеупомянутых структур (часто называемых «негосударственными исполнителями» или «негосударственными акторами») в качестве тактических и стратегических наступательных средств.
Из 58 религиозных политических партий, существовавших на момент основания Пакистана, двумя самыми мощными являются JI (до недавнего времени – под руководством Кази Хуссейна Ахмеда), а также отколовшаяся от нее «Джамиат Улема-и-Ислам» (под руководством Мауланы Фазлура Рахмана). Ахмед, ярый приверженец идеологии Маудуди, входил в делегацию, направленную Беназир Бхутто для встречи с Усамой бен Ладеном в Хартуме (Судан) по просьбе тогдашнего руководителя Службы общей разведки Саудовской Аравии принца Турки аль-Фейсала. В ходе данной встречи Ахмеду было поручено создание в Пакистане сети для поддержки операций «Аль-Каиды» со штабом в Карачи.
Когда же JI не удалось завоевать благосклонность других основных политических партий, а также армии, она прибегла к насильственным методам, чтобы навязывать населению свою волю. Наиболее заметной стала серия убийств членов секты Ахмадийа в Пенджабе в 1951-1952 годах. JI считала последователей Мирзы Гулама Ахмада, который провозглашал себя пророком, неверующими. В результате насильственных действий тогда погибло более 2000 человек (в основном ахмадийцы), что вынудило правительство ввести в Пенджабе военное положение, а армию – в целях восстановления порядка – взять приступом мечеть Вазир Хана в Лахоре (события, весьма схожие с тем, что случилось в исламабадской мечети Лал Масджид в июле 2007 года). Это положило начало радикализации мусульманского сообщества в Пакистане5.
