Гитлер и Сталин перед схваткой - Безыменский Лев Александрович (книги онлайн полные версии TXT) 📗
В свою очередь разведка НКВД на первых порах занималась специфическими вопросами, связанными с борьбой против контрреволюции. На ее счету к 30-м годам тоже было немало блестящих операций – знаменитый «Трест», в результате действий которого в СССР заманили «супершпиона» Его Британского Величества Сиднея Рейли, похищение генерала Скоблина.
Судя по всему, сначала между обеими службами – военной и чекистской – существовало сотрудничество, нечто вроде мирного сосуществования. Менялись они и способными сотрудниками. Так, талантливый разведчик Сэмуэль Гинзбург (будущий Вальтер Кривицкий), найденный Берзиным, в начале 30-х годов перешел в ИНО. Но вскоре ситуация изменилась. Сталин и его «правая рука» – ОГПУ начали великую и кровопролитную битву против своих наиболее убежденных и честных соратников – в первую очередь, против военных. Пришелся удар и по ГРУ. Первым пал Ян Берзин. Началась «карусель начальников». Берзина сменил Урицкий, Урицкого – Гендин, Гендина – Орлов, Орлова – Проскуров. В 1940 году пришел Голиков, в разведке мало понимавший и малоподвижный, но «верный». Итак, за три года – с 1938 по 1941-й – сменились пять начальников военной разведки. Если учесть, что были репрессированы почти все заместители начальников ГРУ, а во всем управлении (как об этом Проскуров доложил Сталину в 1940 году) исчезло больше половины личного состава, то можно оценить силу удара по военной разведке, нанесенного ей ее соперниками. Но и сами «соперники» не убереглись от сокрушительных ударов: были расстреляны Слуцкий, его заместитель и преемник Шпигельглас. Особо сильный удар – просто загадочный парадокс! – был нанесен по резидентуре в Берлине, где только перед самой войной появился знающий и умелый человек – Александр Михайлович Коротков. Сравнительно легче отделался Лондон – здесь знаменитая «кембриджская пятерка» продолжала работу, хотя к ее донесениям порой относились с недоверием. Не говорю уж о Зорге, которого Сталин и Голиков зачислили в разряд «провокаторов»…
Если попытаться определить основные каналы, по которым шла в Москву «неприятная» информация, то она была многослойной. К донесениям спецслужб добавлялись шифрограммы и шедшие фельдсвязью письменные документы полпредств. На эту тему доклады направлял не только Деканозов из Берлина, но и полпреды из других стран – из Англии, США, Румынии, Болгарии, Японии.
Но вот очередной парадокс: Деканозов – человек Сталина, Сталин не желал слышать и читать о готовящемся на СССР нападении. А Деканозов, начиная с конца 1940 года вплоть до 21 июня 1941 года, посылал одно предупреждение за другим – вплоть до того, что за день до войны Берия писал Сталину:
«Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня „дезой“ о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил мне, что это нападение начнется завтра».
Но Сталин не верил. При этом поступило Сталину подобное донесение не из какого-либо сомнительного источника, а непосредственно от народного комиссара государственной безопасности В. Н. Меркулова. Резолюция вождя: «Товарищу Меркулову. Можете послать ваш „источник“ из штаба Герм. авиации к е… матери. Это не „источник“, а дезинформация. И. Ст.».
Коротко и ясно! А ведь сегодня мы знаем: «источником» были Харро Шульце-Бойзен (из штаба люфтваффе) и Арвид Харнак (министерство экономики) – высокоинтеллигентные люди, самоотверженные антифашисты, которые вскоре сложили свои головы на эсэсовской плахе по делу легендарной разведывательной группы, названной гестаповцами «Красная капелла».
Мне особенно резануло слух подобное грубое выражение Сталина по адресу «источника» – ибо много лет назад я имел возможность беседовать с человеком, работавшим вместе с Шульце-Бойзеном и Харнаком. В 50-е годы в Берлине я познакомился с Гретой Кукхоф, входившей в эту разведывательную организацию. Мы часто встречались в Берлине и Москве. Я даже собирался писать книгу о ней, однако вскоре мы пришли с Гретой к мнению, что делать этого пока не стоит. Я уже упоминал, что в те суровые годы руководство СЕПГ и сам Вальтер Ульбрихт ни в коем случае не желали признавать подвиги советских разведчиков и хотели изобразить их членами некой подпольной группы, действовавшей под непосредственным руководством ЦК КПГ. Кривить душой ни Грете Кукхоф, ни мне не хотелось, а шансов на публикацию вопреки воле Ульбрихта тогда было мало.
Грета Кукхоф подробно рассказывала о том, как заблаговременно разведчики-антифашисты стали сообщать о подготовке Германии к операции «Барбаросса».
– Собственно говоря, – говорила моя собеседница, – для этого было нужно лишь внимательно смотреть за всем, что происходит вокруг нас. Например, в нашей организации были люди из метеорологической службы. По поступающим к ним заявкам они точно знали, куда направляется тяжелая авиация. Особенно обширные сведения по этому вопросу имелись у Харро Шульце-Бойзена, который служил в имперском министерстве авиации. Он поддерживал связи с широким кругом хорошо информированных высших офицеров.
Если мне память не изменяет, то уже в октябре 1940 года мы знали, что намечается нападение. Зато с полной определенностью могу сказать, что в начале апреля 1941 года нам удалось точно узнать срок. Мы о нем сообщили, потому что мы считали, что готовится чудовищное преступление против народов Советского Союза, которое будет стоить жизни десяткам тысяч людей – в том числе и десяткам тысяч немецких солдат.
– Арвид Харнак, – продолжала Кукхоф, – имел хорошую информацию об экономической подготовке войны, так как он работал в имперском министерстве экономики. Там составлялись точные статистические данные о потребности в бензине и других ресурсах, необходимых для ведения войны. Так, один камешек к другому, складывалась мозаика нашей информации о подготовке к нападению.
– Получили ли вы ответы на ваши сообщения, переданные Советскому Союзу?
– Разумеется. Наши друзья были нам очень благодарны, например, когда мы смогли им сообщить направление первых ударов. Тем больше мы были потрясены в первые, самые тяжелые недели всей войны, когда снова услышали названия тех самых населенных пунктов, которые мы указывали в наших сообщениях. Оказалось, что на тех самых направлениях, о которых мы заранее сообщали, вермахт добивался самых больших успехов. Нам это было совершенно непонятно…
Что я мог сказать моей собеседнице, перенесшей в своей жизни труднейшие мгновения, уцелевшей просто чудом (смертная казнь ей была заменена тюрьмой, и она была освобождена советскими войсками)? Да ничего. Мы сами сегодня с недоумением читаем архивные публикации об объеме развединформации на пороге войны. Конечно, был необходим «критический глаз» при оценке подобной информации. Конечно, защитники сталинской непогрешимости могут возразить – мог ли Сталин входить в подробности и верить любому донесению? Но если таких донесений десятки? Сотни? Если даже начальник Генштаба был согласен с предупреждениями?
Историки и психологи могут спорить: как распределить вину между политиками, не хотевшими верить правде, и военными, которые не сумели эту правду довести до политиков? Например, существует мнение, что начальник Главного разведуправления генерал Ф. Голиков сопровождал донесения вышеприведенного сорта дискредитирующими резолюциями лишь потому, что иначе бы Сталин вообще не стал бы их читать. Однако такие ответственные военные руководители, как нарком Тимошенко и начальник Генштаба Жуков, могли и должны были настаивать на правде. Не настояли.
Это одна сторона событий. Но была и другая. Если взглянуть на постановления Политбюро ЦК ВКП(б) за предвоенные годы, то этому важнейшему органу государственного управления никак нельзя бросить упрек в том, что он не занимался подготовкой к будущим военным испытаниям. Вот лишь выборочный список (разумеется, на оригиналах стоял гриф «строго секретно», «сов. секретно», «особой важности»):
– 27 мая 1939 года было принято постановление о развитии промышленности искусственного жидкого топлива; 1-я очередь должна была быть пущена в 1940-м, 2-я – в 1941 году.