«Клубок» вокруг Сталина - Баландин Рудольф Константинович (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Надо учитывать, что в те времена агитационное воздействие на народные массы было существенно ограничено. Самые броские, зажигательные и убедительные на слух фразы могли воздействовать только на митингующую толпу, да и то на недолгий срок. Таких ораторов революционный период выдвинул немало (среди них одним из наиболее знаменитых был Троцкий). Электронных средств массовой пропаганды и агитации, воздействия на подсознание многомиллионной и разобщенной «телетолпы» тогда еще не было. Люди полагались главным образом на собственное разумение (принципиальное отличие от ситуации в России в последние десятилетия XX века).
Выступая на объединенном заседании Президиума ИККИ и ИКК в сентябре 1927 года, Сталин имел все основания сказать: «Троцкий не понимает нашей партии. У него нет правильного представления о нашей партии. Он смотрит на нашу партию так же, как дворянин на чернь или как бюрократ на подчиненных» (не проскальзывает ли тут намек на то, как смотрит Троцкий на русский народ?). Затем Сталин задает вопрос: почему Троцкому не удалось стать лидером в партии? «Разве у Троцкого нет воли, желания к руководству?.. Разве он менее крупный оратор, чем нынешние лидеры нашей партии?.. Чем объяснить в таком случае, что Троцкий, несмотря на его ораторское искусство, несмотря на его волю к руководству, несмотря на его способности, оказался отброшенным прочь от руководства великой партией, называемой ВКП(б)? Троцкий склонен объяснять это тем, что наша партия, по его мнению, является голосующей барантой (в данном тексте — угоняемым стадом. — Авт.), слепо идущей за ЦК партии. Но так могут говорить о нашей партии только люди, презирающие ее и считающие ее чернью… Это есть признак того, что Троцкий потерял чутье партийности, потерял способность разглядеть действительные причины недоверия партии к оппозиции».
Трудно возразить против этого. Как мы уже говорили (и не только мы), низы партии безоговорочно высказались против оппозиции… Сталину, прежде всего. И он это подчеркнул: «Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все сплетни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так-то легко… Да что Сталин. Сталин человек маленький… Более того, я считаю для себя делом чести, что оппозиция направляет всю свою ненависть против Сталина. Оно так и должно быть. Я думаю, было бы странно и обидно, если бы оппозиция, пытающаяся разрушить партию, хвалила Сталина, защищающего основы ленинской партийности».
Так, без дипломатических тонкостей, Сталин сумел не только завершить окончательный разгром оппозиции, но и закрепить свое положение партийного лидера, «маленького» по сравнению с Лениным, однако твердо продолжающего его курс. В октябре того же года на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Сталин напомнил, что после ХIII съезда он просил пленум ЦК освободить его от обязанностей генерального секретаря и эту отставку не утвердили. «Через год после этого, — продолжил он, — я вновь подал заявление в пленум об освобождении, но меня вновь обязали остаться на посту…» Действительно, так оно и было. (Вновь вспоминается недавняя история: когда Ельцина освобождали от должности кандидата в члены Политбюро КПСС, переводя на производственную работу министра, он впал в стрессовое состояние, имитируя или пытаясь совершить самоубийство, — вот какова была жажда высших должностей и власти!)
Итак, поражение оппозиционного блока Троцкий-Зиновьев-Каменев не только укрепило авторитет Сталина, но и сделало его бесспорным и единственным партийным вождем, а также ведущим государственным деятелем. С той поры бороться с ним приходилось с предельной осторожностью и скрытностью.
Первым, кто мог свергнуть Сталина в конце 20-х годов, был… сам Сталин!
Именно так. Ведь не кто-нибудь, а он ставил вопрос — и не раз! — о снятии Сталина с поста генсека партии. И это были не поза и не хитрость: нельзя было заранее знать наверняка, что просьбу эту не удовлетворят. В конце 1927 года Сталин напомнил:
«Я на первом же заседании Пленума ЦК после ХIII съезда просил Пленум ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря. Съезд сам обсуждал этот вопрос. Каждая делегация обсуждала этот вопрос, и все делегации единогласно, в том числе и Троцкий, Каменев, Зиновьев, обязали Сталина остаться на своем посту.
Что же я мог сделать? Сбежать с поста?.. Человек я, как уже раньше об этом говорил, подневольный, и когда партия обязывает, я должен подчиниться».
Партийцы, конечно, помнили, как двумя годами раньше Зиновьев и Каменев требовали немедленного исключения Троцкого из Политбюро, упрекая Сталина… за примиренческую позицию по отношению к Троцкому.
В декабре 1925 года на ХIV съезде партии Каменев предложил убрать Сталина с его поста, высказывая мнение ленинградской делегации, которую Зиновьев подбирал по принципу личной преданности ему. Однако аплодисменты оппозиции потонули в гуле возмущенных голосов подавляющего числа депутатов. Затем зал, выкрикивая имя «Сталин», стоя приветствовал своего вождя.
Победы Сталина над оппозицией во многом объясняются шаткостью идейных позиций и моральных устоев его противников. Перед самоубийством, 22 августа 1936 года, бывший оппозиционер, кандидат в члены ЦК ВКП(б) М.П. Томский в предсмертной записке, направленной на имя Сталина, признался в совершении «величайшей ошибки, борьбы против ЦК и его правильной линии, резких и грубых нападок на руководство и тебя (т. е. Сталина. — Авт.) как олицетворение этой линии и партийной воли». И утверждал, что не скатился до заговора против партии, что «с презрением смотрел, как Зиновьев и Каменев трижды каялись и трижды предавали…» Томский заявил: «Я глубоко презираю эту подлую банду!»
К своей записке он добавил: «Если ты хочешь знать, кто те люди, которые толкали меня на путь правой оппозиции в мае 1928 года, — спроси мою жену лично, только тогда она скажет». (Как видим, уже тогда, по-видимому, Томский стал примыкать к «правым» противникам Сталина, в числе которых был и Бухарин.)
Между прочим, тот же Томский, выступая на ХI съезде РКП(б), не без иронии заявил, что «за границей нас несправедливо упрекают за режим одной партии, но у нас партий много». При этом он попытался отшутиться, подчеркнув, что «в отличие от них, у нас одна партия у власти, а остальные в тюрьме». Практически все оппозиционеры на определенных этапах, утверждая верность генеральной линии партии, обрушивались на тех, кто находился в оппозиции. Скажем, летом 1927 года Бухарин громил позиции Троцкого и Зиновьева во имя «монолитного единства». Однако весной 1929 года он же возглавил «правую оппозицию» и говорил: продолжая взятый курс, «у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми».
В конце августа 1936 года Бухарин, стремясь дистанцировать себя от Каменева, Зиновьева, Рейнгольда, отозвался об их судьбе: «Моих обвинителей поделом расстреляли… Между тем, я… могу с гордостью сказать, что защищал все последние годы, и притом со всей страстностью и убежденностью линию партии, линию ЦК, руководство Сталина». По его словам: «Только дурак (или изменник) не понимает, что за львиные прыжки сделала страна, вдохновленная и направляемая железной рукой Сталина. И противопоставлять Сталину пустозвонного фанфарона или пискливого провизора-литератора можно только выживши из ума». И еще раз: «Что мерзавцев расстреляли — отлично: воздух сразу очистился».
А когда читаешь опубликованное на Западе письмо бежавшего туда Ф. Раскольникова, проникнутое ненавистью к Сталину и непримиримым отношением к его политике, полезно было бы вспомнить о том, что писал он лишь восемью месяцами раньше: «Дорогой Иосиф Виссарионович! После смерти Ленина мне стало ясно, что единственным человеком, способным продолжать его дело, являетесь Вы. Я сразу и безоговорочно пошел за Вами, искренне веря в Ваше качество политического вождя и не за страх, а за совесть разделяя и поддерживая Вашу партийную линию».
