Клинические разборы в психиатрической практике - Гофман Александр Генрихович (книги бесплатно txt) 📗
ВОПРОСЫ БОЛЬНОМУ
• Чем был продиктован отказ от наркотиков? — Отказ от наркотиков был в основном продиктован тем, что я должен нормально функционировать в обществе, в котором я нахожусь. Наркотики этому мешали очень сильно. Я должен нормально реагировать, вести какие-то беседы. — А под воздействием наркотиков Вы менялись? — Менялся, становился другим человеком. — Вы не хотите сейчас стать другим человеком? — Нет, я считаю, что я и так параллельно другой, но говорить об этом как бы значило то, что я не другой. Если я начну разговаривать о том, что я другой, то та, другая моя половина перестанет вообще существовать.
• Что Вы вкладываете в понятие «функционировать в обществе», и почему Вы должны функционировать? — Я вкладываю в понятие «функционировать в обществе» следующие моменты. Во-первых, общество — это очень жестоко организованная среда. Комьюнити, в котором, если человек будет участвовать, если он будет принимать правила игры, то он будет адекватен. Он может воздействовать на других. Он может как-то быть собой, выразить какие-то свои мнения. А если человек перестанет функционировать, то он, естественно, оторвется от этого сообщества, которое и дает ему повод почувствовать себя индивидуальностью. — А почему должен? — Вот мне так кажется, что должен. — Для кого? — Для себя.
ОБСУЖДЕНИЕ
Врач-докладчик. В начале, когда мы собирались представлять этого больного, мы имели в виду провести дифференциальный диагноз между шизоидной психопатией и вялотекущим эндогенным процессом. Но постепенно, в процессе обследования больного, у меня не осталось сомнения, что это вялотекущий эндогенный процесс, который начался в подростковом возрасте. Об этом говорит и вся его ситуация в детстве, и затем — в 15-летнем возрасте — очень ярко выраженные идеи дисморфофобии. После того как немного снялась наркотическая интоксикация, в статусе выявляется резонерство, вычурность, амбивалентность. Конечно, это давний больной. Мы его выписали немного раньше, и он 2 дня назад дома пытался убежать. Вырвался у матери, убежал и сделал инъекцию препарата. Потом под влиянием своей девушки препарат выбросил, и больше попыток пока не было. Убедить его, что он должен постоянно наблюдаться у врача в диспансере и проходить лечение, довольно сложно. Он верит только в иглотерапию. Это случай, часто встречающийся в практике, когда за маской наркомании скрывается душевнобольной человек.
Ведущий. Интерес состояния, которое было представлено, двоякий: прежде всего, это многократная смена вида наркотика с демонстрацией всех особенностей, которые свойственны интоксикации тем или другим наркотиком. Поэтому с самого начала следует говорить не столько о токсикомании, сколько о наркомании, сочетающейся с употреблением некоторых психоактивных веществ. Нельзя говорить просто о полинаркомании, хотя бы потому, что кетамин официально наркотиком не является. Это средство для наркоза, но не наркотик. Очень много препаратов, которые он принимал — это чистые наркотики: и гашиш, и кокаин, и ЛСД — однако это была смена наркотизма, проходившая не по тем закономерностям, по которым она происходит у чистых наркоманов. Там очень жесткая смена видов наркотизма. Например, начинается все с употребления гашиша, потому что это принято, потому что все знают, что это наименее тяжелый из наркотиков. Некоторые даже условно считают, что это и не наркотик. А потом, в связи с тем, что действие гашиша становится менее интенсивным или в компании гашишеманов появляется человек, обладающий кокаином, героином или другим опиатом, переходят на другой наркотик. Очень часто причина смены гашиша на морфий или героин, как это в последнее время происходит, — неудовлетворенность от того действия, которое вызывает первоначальный наркотик. Здесь смена и переход происходили по совершенно другим закономерностям. Он употреблял эти наркотики в необычном порядке. Обычно к кетамину не приходят после того, как употребляется героин, кокаин или ЛСД. Здесь такой хаос, что вывести это в какую-то систему развития наркомании или полинаркомании очень трудно. Второй момент, очень существенный и важный — это сама картина интоксикации. Несмотря на то что он очень своеобразный человек, вся картина интоксикации протекает так, как будто бы это абсолютно психически здоровый человек. Он не рассказал ничего такого, что нельзя было бы услышать от человека, который употребляет гашиш, ЛСД, кокаин, фенамин. Причем с такими деталями и тонкостями, которые может знать только человек, умеющий очень внимательно и хорошо оценивать свое состояние. Скажем, он дал очень тонкое и точное описание разницы стимулятора фенамина и кокаина. Точно также по поводу всего остального. Я не стал фиксировать его внимание на всех этих вещах, но он описывает то, что описывают наркоманы, которые банальны, примитивны, просты и начали употреблять наркотики потому, что нечем было заняться, в силу ограниченности интересов, в результате влияния окружающих. В этом смысле здесь ничего особенного и нового не появилось, за исключением единственного — это идеи отношения, которые появлялись во время курения гашиша. Это бывает редко, потому что своеобразие гашиша состоит в том, что идет повышение настроения. Он об этом и говорил. Смех — это повышение настроения. Но с другой стороны, возникали идеи отношения и мысли о недоброжелательном отношении, правда, на самых начальных этапах. В литературе есть ссылки, что когда привыкают к гашишу, возможен другой аффект, прежде чем, как говорят наркоманы, человек начинает «понимать» действие наркотика, возможно возникновение депрессивных и тревожных состояний. Видимо, в рамках тревожных состояний у него и возникали эти идеи отношения, кратковременные, которые за собой ничего не повлекли.
Теперь статус на сегодняшний день. С моей точки зрения, сегодня еще нельзя говорить о состоянии ремиссии. Для этого требуется длительное воздержание от употребления наркотиков. Статус говорит о том, что это достаточно измененный человек, который демонстрирует выраженные расстройства мышления, такую усложненность и такой набор формулировок, которые просто невозможно ни придумать, ни сделать в порядке украшательства своего «Я» для демонстрации своей необычности или для того, чтобы подыграть аудитории, представить себя в лучшем свете. Ответы на некоторые вопросы просто трудно понять, настолько все усложнено. Расстройства мышления очень хорошо зафиксированы и в патопсихологическом исследовании, где показано все своеобразие, с опорой на латентные признаки, с неумением элементарно классифицировать предметы. А ведь это человек с высшим образованием, журналист, и ни о какой недостаточности интеллекта речи быть не может. Еще — глубоко измененная эмоциональность и мотивация поведения. Понять мотивы некоторых его поступков в жизни очень сложно, особенно это касается тех периодов его жизни, когда он не общался или мало общался. Почему у него был только один-единственный друг? Трудно сказать. Очень необычные контакты, с очень необычными играми. Два мальчика, которые фантазировали так, что фантазии эти очень часто описываются, когда речь идет о детской шизофрении. Они, конечно, не были совсем нелепыми, но очень необычны для интересов детей в этом возрасте. Общение несколько облегчилось только после того, как прошел пубертат, когда он поступил в институт. Там контакты начали расширяться.
Теперь еще одно, что не было отмечено — это его мимика. На это всегда следует обращать внимание. Как больной говорит? Он говорит так, как говорит кибернетическое устройство, стремясь точно сформулировать понятие и ответить. Мимика при этом не меняется. И эта диссоциация между тем, что он говорит, и как при этом держится, обращает на себя внимание сразу. Это необычный человек, временами с диссоциированной мимикой, потому что «верхняя» мимика и «нижняя» мимика как-то не очень согласованы. А дальше уже содержание высказываний не находит адекватного отражения в мимике.
