ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход - Тэхкэ Вейкко (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Глава 10. Помощь в индивидуации: пограничные состояния
Начало психоаналитическим исследованиям пограничных состояний и их лечению было положено классическими работами Найта (1953а,Ь) и Стоуна (1954). Однако лишь после выхода в свет монографии Кернберга (1967,1975, 1976), систематизировавшей материалы на эту тему, теоретические и клинические проблемы, возникающие в связи с пограничной патологией, стали все сильнее интересовать психоаналитиков, что привело в течение последних лет к появлению обширной литературы на эту тему (Kernberg, 1966,1967,1975,1976,1980,1984; Blanck and Blanck, 1974, 1979; Tahka, 1974a, 1979,1984; Tolpin, 1978; Adler and Buie, 1979; Stolorow and Lachmann, 1980; Volkan, 1982, 1987; Abend, Porder and Willick, 1983; Meissner, 1984; Adler, 1985; Searles, 1986; Druck, 1989; Kernberg, Selzer, Koenigsberg, Carr and Appelbaum, 1989). В то время как большинство работ посвящены этиологии и метапсихологии пограничных состояний (в особенности Adler and Buie, Blanck and Blanck; Stolorow and Lachmann; Volkan), все еще редки попытки создания исчерпывающих психоаналитических теорий развития и описания движущих сил пограничной патологии (Кернберг, Тэхкэ). Что касается различных недавних обзоров по данной тематике, я не буду пытаться дать здесь свой обзор, а вместо этого приступлю к изложению собственного понимания первопричин и природы пограничных состояний.
О природе пограничной патологии
В данной работе пограничная патология рассматривается как происходящая в результате нарушений и задержек на стадии развития личности, которая начинается с дифференциации репрезентаций Собственного Я и объекту, характеризуемой «восьмимесячнойтревогой» (Spitz, 1965), и заканчивается в возрасте примерно трехлет, когда индивидуальная идентичность и индивидуальные объекты становятся дифференцированы и интегрированы в эмпирическом мире ребенка. Это приблизительно соответствует тому периоду, который Малер (1968) назвала периодом сепарации-индивидуации.
Во время рассматриваемого эволюционного периода происходят фундаментальные процессы структурализации личности, которые постепенно создают базисные структуры Собственного Я. Они включают в себя расширение и обогащение репрезентационного мира, что в конце этого периода делает возможным для ребенка воспринимать как себя, так и других как дифференцированных, независимых индивидов с собственными частными внутренними мирами. Считается, что такая структурализация эмпирического мира и установление различных функциональных способностей Собственного Я главным образом основываются на множестве идентификаций как с услугами ухаживающего объекта в качестве интроекта, так и с его функциональными репрезентациями как внешнего объекта. Нарушения и задержки в этом процессе структурообразующей идентификации рассматриваются здесь как специфическая причина нехваток и искажений в психической структуре пограничных пациентов, оставляя их зависимыми от функциональных услуг внешних объектов в качестве отсутствующих частей их структуры Собственного Я и таким образом неспособными к достижению константности Собственного Я и объекта. Тип объектной привязанности, предшествующий установлению репрезентаций индивидуального Собственного Я и объекта, а также предварительные условия и результаты структурообразующей идентификации во время этой стадии развития, детально рассматривались в части I этой книги и будут лишь кратко повторены в этой связи.
Репрезентация эволюционного объекта этого периода, представляющая аспекты будущего Собственного Я ребенка, которые еще не стали интернализованы, характерно переживается как очевидно существующая исключительно ради ребенка, а также эмпирически находящаяся в полном его владении и контроле. При нормальном развитии функции объекта будут примитивно идеализироваться ребенком и продолжать поддерживать всемогущество его Собственного Я как «всемогущество собственника» (см. главу 1). Собственное Я ребенка остается эмпирически всемогущим, так как владеет всемогущим слугой, который, подобно «джинну из бутылки» из арабских сказок «Тысячи и одной ночи», всегда доступен для полного и незамедлительного исполнения его желаний.
Я назвал такой способ объектной связанности, преобладающий в эмпирическом мире ребенка до того как станут интегрированы образы индивидуального Собственного Я и объекта, функциональным (Ta'hka, 1984). Такое название дано потому, что объект все еще представляет скорее группу функций, чем личность, и потому, что природа аффективного катексиса объекта полностью зависит от того, переживается ли его соответствующее функционирование ребенком как приносящее удовлетворение или фрустрирующее. Объектное переживание ребенка будет поэтому постоянно колебаться между «абсолютно хорошим» и «абсолютно плохим» с соответствующей и/или компенсаторной активацией его двойных внутренних образов объекта, а также их эмпирической регуляцией посредством интроекции, проекции и отрицания для сохранения дифференцированного переживания Собственного Я.
Хотя функциональный объект является пространственно от дельным человеком, он еще не может переживаться ребенком в качестве независимого человека с собственной жизнью и с собственным частным миром, который возбуждал бы в ребенке интерес и любопытство, а также такие эмоциональные отклики, как благодарность, триад-ную ревность и стремление к отдельному человеку. Любовь, ненависть и восхищение невозможны для индивида, прежде чем установятся образы себя и объекта как личностей в результате структурообразующих идентификаций в течение периода сепарации-индивидуации.
Эти структурообразующие идентификации, которые я назвал функционально-селективными и которые решающе важны для должного протекания сепарации-индивидуации, требуют для своего начала и прогресса, чтобы условия базисной безопасности в психическом переживании развивающегося индивида были наполнены адекватным прямым удовлетворением и достаточным запасом разряжающих тревогу интроектов. Далее для мотивации функционально-селективных идентификаций требуются полезные идеализируемые модели, а также терпимые фрустрации. Наконец, требуется адекватное отзеркаливание от объекта, для того чтобы обеспечить интернализованную функцию ценностью на длительный срок.
Как говорилось в главе 2, при нормальном развитии процессы функционально-селективной идентификации будут постепенно выстраивать базисную структуру Собственного Я, способствуя нейтрализации, устраняя примитивную амбивалентность и обеспечивая репрезентативный материал, требуемый для трансформации Собственного Я и объектных репрезентаций ребенка от функциональных к индивидуальным. По-видимому, точно таким же образом, как требуется достаточная масса недифференцированного мнемического материала, проистекающего от ранних переживаний удовлетворения, прежде чем смогут стать дифференцированы первые грубые конфигурации Собственного Я и объекта, эмпирическое появление идентичности и индивидуальных объектов требует достаточного набора информативных репрезентаций, приобретаемых через функционально-селективные идентификации. Поэтому интеграция информативных репрезентаций для сформирования индивидуальных образов Собственного Я и объекта склонна происходить скорее как эволюционный скачок в течение сравнительно короткого периода времени, а не постепенно прирастая.
Видимо, большинство психоаналитических авторов, работающих с пограничными пациентами, разделяют представленную здесь точку зрения, согласно которой пограничная патология в основном отражает расстройства, дефициты и искажения вышеописанного эволюционного периода (Kernberg, 1967, 1975; Blanck and Blanck, 1974, 1979; Stolorow and Lachmann, 1980), в то время как меньшая их часть отвергает ее преимущественно доэдипальное происхождение (Abend et al., 1983). Кохут и его последователи (Kohut, 1971; Kohut and Wolf, 1978), по-видимому, согласны со старой концепцией «псевдоневротической шизофрении»(Hoch and Polatin, 1949), предпочитая рассматривать и определять пограничную патологию по сути как замаскированный психоз.
