Военно-медицинская акаМЕДия - Орловский Михаил Сергеевич (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗

— А вы ещё боретесь за звание лучшего Флота, — закончил рассказ Виктор Сергеевич и, глядя на наши хмурые лица, добавил: — А нет, уже, похоже, не боретесь.

Повисла гробовая тишина, и только ветер разгонял пешеходов по улице. Через минуту очнулся Славик.

— Так что выходит, продали ваш поход, собаки?

— Продали! — подвёл итог Виктор Сергеевич и добавил: — А ведь на время военных действий планы и место локализации боевых точек тоже разрабатывает Центр, Масква. И тоже продаёт. А вы говорите: «секретики». Даже знаменитое «Руководство по борьбе за живучесть на подводной лодке 1982 года» перепродано сто раз. Так что опоздали вы. Двигайте лучше свою медицину и спасайте нормальных людей, каковых ещё хоть и немного, но осталось!

Лекция 72 О СТРАШНЫХ ЛЮДЯХ

Разом осознав, что на Флоте продать ничего не удастся, мы как-то приуныли. Шибко приуныли. Тоска смешалась с печалью и засолилась горькими слезами. И как один, всех в свои руки взяла обида. Обида брала за державу, за простых офицеров, за себя, в конце концов. И почему жизнь столь несправедлива?

Серёга Поньков, мой земляк и одногруппник, именующийся среди своих не иначе как Серый Гиря (за ежегодные победы в академических соревнованиях по гиревому спорту), опечалился больше остальных. Серый посерел, осунулся и превратился в нелюдя. Именно данный факт и стал объяснением тому, что он почти моментально согласился на выход в открытое море. Выход на одном из огромных атомоходов Флота Северного Моря.

Рядовой читатель, не сталкивающийся с подводными лодками, может не понять автора. Мол, ну, согласился на поход, и что с того. Тоже невидаль! Во все времена ходили и ничего. Не сломались. На то и Сооружённые Силы, чтобы походами свою мощь афишировать. Вот здесь именно для подобных читателей я и хочу сделать ссылку на первую часть повести, а для тех кому лень, просто повторюсь, что и у берега на подобной посудине находиться страшновато. Страшновато потому, как всё разваливается, осыпается и держится сугубо на военно-морском слове, которое в последние годы тоже не отличается особой крепостью.

Итак, Сергей согласился на автономный поход, собрал скромные манатки и ранним утром начала апреля 2005 года вышел в холодные воды Северного Моря. По стандартной причине нехватки всего вновь наплевали на план и ограничились сокращённым походом с короткой остановкой в Норвегии. И вперёд!

В пути железо трещало. Местами капала вода, реже — мазут. С потолка сыпалась штукатурка, которую, и подобное никак нельзя исключить, могли легко нанести чернорабочие из Стройбата. В общем, так, переваливаясь с правого борта на левый, спустя буквально несколько дней после отплытия вся команда атомохода, включая нашего академика Понькова, ступила на дружественный (пока) берег Норвежского Царства.

На берегу, разумеется, встречали. Тепло встречали. Норвежский флот рассыпался в лучезарных улыбках и счастливых глазах. Торжественный оркестр, фанфары, красная ковровая дорожка. Да, не часто встретишь нашего брата на чужеродной земле. Не встретишь не из-за того, что Родина дороже или заграница нам не снится. Нет. Причины иные. Ведь помимо шаткости лодок ещё и особисты (особый отдел) мешают покинуть родимое Царство. Всё выглядывают да вынюхивают, как бы кто чего не продал. Косят под дурачков, вроде как не знают, что распродавать уже нечего. Даже на самом Царском судне такой минимум миниморум деталей, что в случае обдирания и продажи чего-либо лодка незамедлительно пойдёт ко дну. По всем указанным причинам наши люди как раз и являлись редкими гостями заграницы. И именно по этим фактам редких заходов ближних соседей и организовали столь радужную и тёплую встречу. Ежели бы ходили чаще, то и встречи были бы прохладнее.

Итак, встретили. После дорожки и рукоприкладства (в хорошем смысле этого слова) пошли отобедать. Приличная столовая. Белые скатерти. Снедь с запахом первой свежести. Всё по-человечески. Расселись по группам. Отдельно матросы. Мичмана. Командование. Ранжир, так сказать. После оккупирования мест — еда. Банкет. Разговоры. О том о сём. Как и положено по общечеловеческому Уставу. Один говорил про политику, другой про семью, а иной, нейтрально, — про футбол. Так, за красным вином и чёрной икрой, дошли и до интимных вопросов. А они давно на язык просились.

— Уважаемый Дмитрий, — после третьего фужера обратился иностранный командир к нашему. — Очень познавательно было услышать про ваш быт, семью и службу. Увлекательная информация. Давайте начистоту. Если не секрет, то какое жалованье на своей службе вы получаете?

— Конечно, не секрет, — браво воскликнул наш командир, капитан первого ранга, который свято помнил, что секретов у нас уже давно и просто нет. — На ваши деньги моё жалованье достигает восемьсот евро.

— Восемьсот? Неплохо, — закивал норвежец, но здесь же осёкся: — Извините, восемьсот в час?

— Ага, щас, — возразил наш военный. — Восемьсот в месяц. И это в лучшем случае!

— Да ладно, — не поверил иностранец, — не может этого быть. Это нереально. Не юлите, пожалуйста. Ну, ладно, пусть не в час, ну хотя бы в день. Если восемьсот в день, то я ещё поверю.

— Нет, мой друг, не в день — вежливо возразил капраз. — И даже не в неделю. Подобное жалованье я получаю раз в месяц. Определённо не чаще.

Норвежский командир умолк, переваривая информацию. Было видно, что у него, как любят говорить бухгалтера, не сходится дебет с кредитом. Или, по-медицинскому, больной не складывался. Будто как по жалобам — панкреатит, а в анализах — инфаркт. В целом, как итог, иностранный начальник к нашему командиру более с личными вопросами не приставал. Он молча сидел в уголке и пил только красное, забывая про закуску чёрной. Иногда норвежец смотрел на небо. Реже в сторону моря. Но на нашего капитана он смотреть опасался. И даже складывалось впечатление, что он чуть-чуть отодвинулся прочь от русского, хоть и сидел за противоположным концом стола.

Утром состоялись проводы. Торжественные проводы. Вновь дорожка, оркестр, фанфары. Так обычно провожают в последний путь.

Дарственные подарки и обещания жить в длинной и бесконфликтной дружбе. Все улыбались, но из вежливости делали это более печально, нежели при встрече. Наши отвечали взаимностью и всем видом показывали, как тоскливо возвращаться на Родину. Даже, можно сказать, произошло скрытое соревнование в печали. Принимающая сторона не хотела выглядеть радостной, дабы не восприняли, что «русские сваливают, и слава богу». Наши же моряки сторонились жестов, обижающих хозяев, а посему избегали наличия на лицах выражения в стиле «Наконец-то мы расстаёмся, а то уже тошнит». В общем, держались достойно, грустно и непафосно, дабы никто не смог докопаться, что расставание в радость.

Однако самое тревожное лицо оказалось у норвежского командира. Лицо пахло серостью, и складывалось впечатление, что на него надета чёрная шапочка с вуалью аналогичного цвета. Ну, вы же знаете, как это бывает у женщин на похоронах своего мужа. Так и здесь. Хоть шапочки норвежский командир, разумеется, и не надевал (не вдова же он), а ощущение складывалось, что как будто он вдова. Да и поведение оказалось соответствующим. Импортный командир, помявшись на одном месте несколько минут, нерешительно подошёл к нашему и, не пожав руки, точно кинув горсть земли на крышку гроба мужа, произнёс:

— Я больше никогда не буду с вами общаться, Дмитрий. — Ещё одна горсть земли и слёзы, слёзы, слёзы.

— Почему? Что случилось? — удивился оппонент, помышляя, что собеседник уходит на пенсию и уезжает далеко-далеко. Правда наш Флот везде достанет. Хотя да, разворовали же. Так что не везде. Всё оказалось более прозаичнее.

— Да вы же страшные люди, — раскрыл нашему свои карты норвежец. — Вы держите в руках смертельное атомное оружие и получаете за это столь откровенно мало. А если что?..