Главный хирург Н. Н. Бурденко - Мирский Марк Борисович (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Недостатки военно-медицинской службы царской армии наиболее отчетливо проявились в первой мировой войне. Изучение статистических показателей деятельности военно-медицинской
службы говорит об явно неудовлетворительном обслуживании русской армии. Так, смертность среди раненых достигала И —11,5 проц., инвалидность — 30 проц., а число возвращенных в строй колебалось в пределах 40—45 проц. Нужно ли еще какое-то подтверждение неудовлетворительной организации военно-медицинского дела в царской армии?..
Участник первой мировой войны, видный русский хирург профессор В. А. Оппель вспоминал: «Система эвакуации в 1915 г. (как и в течение всех лет первой мировой войны. — М. М.) процветала. Отдельные перевязочные отряды дивизий, отдельные лазареты дивизий, подвижные госпитали работали хирургически, но большинство бездействовало, ограничиваясь перевязками и наложением неподвижных повязок, причем под повязками текли моря гноя. Причин для такого отношения было много: то прямой запрет производить операции, то невозможность их делать за отсутствием хирурга или за отсутствием соответствующего инструментария, то сознательная убежденность в пользе именно эвакуационной системы, то желание передать раненого для операции в более благоприятные условия» 1.
Фактов мнимого «торжества» эвакуационной системы было очень много — их часто приводили в своих выступлениях в печати и на научных съездах и сам Бурденко, и другие, работавшие с ним бок о бок хирурги. Вот что говорил, например, на проходившем в 1916 г. XIV съезде русских хирургов профессор К. С. Сапежко:
«Эвакуационный пункт во Львове отправлял по 10— 12 поездов в день, почти не осматривая, не перевязывая ран после пяти-шести дней пути. Не потому, что этого невозможно было сделать, — имелось много врачей. Во Львове я с целым отрядом сестер предлагал эвакуаторам служить этому делу, но господа эвакуаторы (это особый тип людей, их делает фронт) предпочитали писать в ведомостях «прибыл», «отбыл», что заканчивалось просто и коротко, и поезд шел от Львова до Киева или Москвы часто с первичными повязками».
Не удивительно, что в таких условиях инфекция из «грязных» ран, которой своевременно не было дано отпора, распространялась по всему организму и порой делала состояние раненого безнадежным.
С другой стороны, отсутствие хорошей регистрации и преемственности в лечебных мероприятиях приводило к другому злу— ненужным частым перевязкам. Обследовав на одном из участков фронта около 3 тысяч раненых, Бурденко обнаружил, что огромному большинству из них делали по 3—5 перевязок в сутки. Сколько ненужных страданий причинялось раненым, сколько было нанесено вредных повторных травм и сколько понапрасну было потеряно дорогого времени хирургов!
...На всех постах, которые занимал Бурденко в армии — а был он и начальником госпиталя, и хирургом - консультантом фронта, и несколько месяцев исполнял даже обязанности главного военно-санитарного инспектора, — он борется за наиболее рациональную организацию военной медицины, стремится, чтобы военно-санитарная служба действовала образцово. Он обрушивается на бездарных начальников — «генералов от медицины», спорит, доказывает, убеждает, приказывает... Тщетно! Царская администрация мало в чем поддерживает его.
И в конце концов Бурденко с головой уходит в хирургию. По крайней мере здесь, у операционного стола, он на своем месте, его скальпель приносит ясную, ощутимую пользу. На Северо-Западном и Северном фронтах рядом с ним трудятся первоклассные хирурги — Богораз, Мартынов,
Миротворцев, Петров, Мыш. Все они словно бы соревнуются друг с другом, но негласное первенство отдают Бурденко.
Николай Нилович много оперирует (за время первой мировой войны он сделал более двух тысяч операций), скальпель в его руках творит чудеса.
Вот что писал об операциях Бурденко в 1915 г. корреспондент издававшегося тогда журнала «Русская старина».
«...Человек в защитной куртке и фуражке, в высоких сапогах, высматривающий из-за золотых очков, всегда одинаково ровный, редко повышающий голос, сосредоточенный, будто о чем-то вспоминает или носит в себе тяжелую думу. Мне часто приходилось сталкиваться с этим человеком, но я как-то не замечал его и принимал не то за одного из бесчисленных уполномоченных, не то за врача, каких на войне много и какие не выделяются из общего уровня...
Он стоял у операционного стола за стеклянной дверью, очки его совсем опустились, глаз не было видно, и в руках был хирургический инструмент, которым он подрезывал черепную кость...
Операция кончилась, сестры, ассистенты и санитары — группа человек в семь, все в белых халатах — расступились... человек перешел к следующему столу.
Рядом со мной через стеклянную дверь смотрела одна из сестер. Она не проронила ни слова и следила за глазами, за движениями рук человека, делавшего операцию.
— Третьи сутки, не отдыхая, делает операции, — заметила она в мою сторону, когда операция кончилась. — Это профессор Бурденко, его здесь боготворят...
Когда выпадает свободная минута и уменьшается число раненых, профессор Бурденко едет поближе к окопам и смотрит бой. Война и солдаты — сейчас весь его мир и все его интересы. Где он, там в госпиталях спокойны, знают, что тяжелораненые спасены, что живых останется больше, погибнет меньше.
— Такой руки, как у профессора Бурденко, второй в армии нет, — говорят сестры.
Беда только, что ему не разорваться!»
Да, об этом жалели многие — начальники санитарной службы фронтов старались переманить Бурденко к себе. Кипучая энергия и блестящие организаторские способности Николая Ниловича были хорошо известны военным медикам на всех фронтах.
В годы первой мировой войны профессор — хирург Бурденко становится одним из видных деятелей военно-санитарной службы, крупным специалистом по военно-полевой хирургии. На своем участке он осуществляет так называемую «сортировку по диагнозу», эвакуирует раненых по назначению в специальные госпитали. Впервые в истории военно-полевой хирургии Бурденко производит первичную обработку ранений черепа и применяет при этом так называемый первичный (закрытый) шов. Это нововведение ускоряло заживление ран, после такой операции раненные в голову быстрее выздоравливали и возвращались в строй.
Здесь, на фронте, Бурденко фактически закладывает основы научной теории современной военно-полевой медицины.
«КРАСНЫЙ ПРОФЕССОР»
Октябрь 1917 года. Наконец-то свершились мечты и чаяния трудового народа: в России произошла социалистическая революция.
Бурденко восторженно встретил Великий Октябрь. Он приветствовал и выражал полное доверие власти рабочих и крестьян — Советам рабочих и солдатских депутатов.
В декабре 1917 г. совет Юрьевского университета избрал профессора Н. Н. Бурденко заведующим кафедрой факультетской хирургии. Ее называли «кафедрой Пирогова» — великий русский хирург начал здесь свою профессорскую деятельность.
Николай Нилович горячо взялся за дело. «В новой России будем работать по-новому», — говорил он. Проекты перестройки преподавания хирургии, приближение ее к запросам практики — вот основная его задача. Большой материал для научных исследований дают ему наблюдения, практика, полученные в годы первой мировой войны.
На основании анализа огромного опыта Бурденко дает общую характеристику организации первой помощи на фронте. Он напоминает, что первая помощь на войне — труднейший вопрос военно-полевой хирургии. Первые основы современной структуры были намечены, усвоены и выявлены русскими медиками еще в XIX веке, а в деталях разработаны рядом выдающихся ученых-хирургов (добавлю от себя: в том числе п Н, Н. Бурденко. — М. М.)«
