Главный хирург Н. Н. Бурденко - Мирский Марк Борисович (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
...Бурденко, осмотрев раны молодого солдата, которого только что положили на операционный стол, начал оперировать.
— Господин профессор, вас просят, — обратился к нему подошедший дежурный врач.
— Занят!—коротко бросил в ответ Бурденко.
— Но, господин профессор, прибыл генерал-адъютант, его высочество принц Ольденбургский...
— А хоть сам господь бог! — Бурденко резко обернулся к дежурному врачу. — Зовите его сюда, пусть его высочество полюбуется, в каких условиях мы работаем.
— Принца сюда, в операционную? — с ужасом переспросил дежурный врач.
— Да.
Врач в замешательстве удалился. По-видимому, он не решился пригласить принца в зал, где остро пахло гноем, где у залитых кровью операционных столов работали врачи с красными от бессонницы глазами, где то и дело раздавались громкие стоны раненых.
Принц Ольденбургский был в царской армии верховным начальником санитарной и эвакуационной части. Этот сановный вельможа, как ядовито заметил однажды Бурденко, «разбирался в медицине чуть похуже, чем некоторое животное в апельсинах». Его визиты в госпитали не приносили никакой пользы и только отрывали врачей от дела.
«Приехал, наверное, с «виолончелистом», — продолжая оперировать, подумал Николай Нилович.
«Виолончелистом» называли начальника санитарной службы армии, отставного генерала. Неплохой музыкант, он абсолютно ничего не смыслил в военно-медицинском деле.
Через несколько минут к Бурденко подошел другой врач.
— Его высочество просит вас пожаловать к нему, — сказал он Николаю Ниловичу.
— Передайте принцу: пожалую, только когда закончу операцию. И не мешайте мне больше! — вдруг закричал он на врача.
Бормоча извинения, тот быстро отошел.
Завершив операцию и наложив повязку, Бурденко как был — в забрызганном кровью халате, резиновых перчатках и белой шапочке — вышел к начальству.
— Простите, ваше высочество, я был занят на операции, — сказал он.
Принц Ольденбургский при появлении Бурденко только кисло улыбнулся.
— О, это пустяки. Мы с генералом ждали совсем недолго. А как идет работа? — обратился он к Николаю Ниловичу.
— Работаем очень напряженно, — ответил Бурденко,— вот уже почти сутки идет непрерывный поток раненых. Может быть, вы пройдете по госпиталю, посмотрите операционную?
Принц поспешно отказался. Оказывается, верховный начальник санитарной части не выносил вида человеческой крови...
Гнев и возмущение, переполнявшие душу Бурденко, наконец-то вырвались наружу.
— Ваше высочество! Военно-санитарное управление работает безобразно, из-за этого гибнут тысячи раненых...
Он говорил долго и горячо. О том, что на поле боя раненым не помогают, что вместо санитарного транспорта дают тряские подводы, что не хватает самого необходимого — медикаментов, перевязочных средств, хирургических инструментов. А самое главное — медицинская помощь на фронте организована неправильно.
Принц Ольденбургский, казалось, серьезно выслушал Бурденко. Он нахмурил лоб и строго спросил присутствовавшего здесь же генерала-«виолончелиста»:
— Ну, что вы на это скажете?
«Виолончелист» вытянулся в струнку.
— Вот видите, что вы наделали! — начал распекать его принц. — Я вас научу работать!
Так и не заглянув в палаты, начальство укатило восвояси. А в госпитале все осталось по-старому...
Царские генералы считали, что «пушечного мяса» хватит надолго. Что им было до материнских слез, до горького плача вдов и сирот!
Медицинской помощью солдатам и офицерам русской армии в то время занимались и военно-санитарное ведомство, и общество Красного Креста, и Земский союз, и Союз городов, и много мелких частных организаций. Их действия напоминали известную басню Крылова «Лебедь, Рак и Щука». Редкий день в лазаретах и госпиталях не получали трех-четырех разных, а часто и разноречивых приказов от различных властей.
Нередко это порождало беспорядок и неразбериху. «Вся система, от высших санитарных организаций до малых лазаретов, показала полностью свою несостоятельность»,— доносил царю в сентябре 1915 года принц Ольденбургский. Даже сиятельный принц в конце концов понял то, что почти для всех в русской армии давно уже было очевидным. А ведь расплачивались за это крестьяне и рабочие в серых шинелях — русские солдаты, расплачивались кровью и жизнью...
Еще в русско-японскую войну медицинская служба царской армии не смогла полноценно справиться со своими задачами. Еще тогда укоренилось пагубное разделение медицинской службы между различными ведомствами — военно-медицинским, военно-госпитальным, обществом Красного Креста и др. Все звенья военно-медицинской службы действовали разрозненно и разобщено: в результате процесс эвакуации раненых был оторван от лечения, войсковые этапы не были связаны с армейскими, а фронтовые учреждения — с тыловыми, профилактические меры проводились не в лечебных учреждениях и потому были малоэффективными. Из-за неудовлетворительного руководства военные Медики вынуждены были вместо планомерной эвакуации раненых производить беспорядочный «развоз», резко ограничивать объем медицинской помощи на этапах эвакуации, которые во время больших сражений (таких, например, как близ Вафангоу) были переполнены пострадавшими в боях солдатами и офицерами... Малую эффективность своего руководства действиями военных медиков было вынуждено отмечать и начальство.
Первая мировая война значительно отличалась от русско-японской. Возросла мощь огня (особенно артиллерии) , появились новые мощные средства поражения — пулеметы, отравляющие вещества, огнеметы, танки, авиация и др. Война приняла в основном позиционный характер — создались огромные сплошные фронты, простиравшиеся «от моря и до моря».
Изменения в вооружении и тактике сказались и на характере ранений: три четверти всех повреждений стали составлять артиллерийские и лишь около четверти — пулевые ранения. При этом артиллерийские поражения были, как правило, «грязными», или, как говорят врачи, тяжело инфицированными; в них попадали болезнетворные микробы, и поэтому такие раны требовалось оперировать не позднее 6—8 часов после ранения.
В этих условиях нужно было по-новому организовать военно-медицинскую помощь в русской армии.
Но с первых же дней пребывания на фронте Бурденко убедился, что в организации военно-медицинской службы мало что изменилось. Недостатки, так ярко проявившиеся в годы русско-японской войны, не были устранены. По существу, все осталось без изменений. Снова медицинской помощью руководили люди, весьма далекие от медицины: даже во главе санитарных отделов штабов армий стояли «строевые чины». По-прежнему господствовал давно устаревший принцип «эвакуации во что бы то ни стало». Из-за этого в те сроки, когда операции могли быть особенно эффективными, их почти не производили. Даже на главных перевязочных пунктах (как и на полковых) медики оперировали лишь в самом крайнем случае, по жизненным показаниям. Более того, и в армейских лечебных учреждениях хирургическая помощь была минимальной. Только тяжелая раневая инфекция волей-неволей заставляла хирургов действовать активно, оперировать, да и то их помощь нередко оказывалась запоздалой. Образно говоря, вместо того чтобы предупреждать, обгонять инфекцию, хирургия плелась в хвосте. А если добавить к этому, что процесс эвакуации был оторван от лечения, то в таких условиях главным, пожалуй, было не лечение, а безудержная и бессистемная эвакуация.
Общую неорганизованность лечебно-эвакуационного дела в армейском и фронтовом тылу Н. Н. Бурденко характеризовал так: «Можно
смело сказать: на-
сколько часты перевязки в линии фронта, настолько редки они во время прохода раненых в зоне «главный перевязочный пункт — тыловой пункт». Прохождение этой зоны затягивается иногда на недели, т. е. на тот промежуток времени, когда развивается флегмона и столбняк при коротком инкубационном периоде. Данные учреждения и перевязочные головных эвакуационных пунктов не в достаточной степени развиты для приема больших масс... Сортировочная деятельность их (головных эвакуационных пунктов. — М. М.) разработана более теоретически, чем практически... Сортировка раненых большей частью производится на улицах, на подводах или при обходе вагонов. Нередко были случаи погрузки в вагоны умирающих и помещения в этапных лазаретах легкораненых...»
