Реанимация Записки врача - Найдин Владимир Львович (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Завтрак был возбуждающим — маленькая булочка, сантиметров пять в диаметре, кубик масла площадью в один квадратный сантиметр и баночка повидла, свободно умещавшаяся в чайной ложке. Кофе — сколько угодно, но не больше чашки. Пришел злой и холодный Муслим, набросился на горячий кофе: «Не пришла немка, бегал-бегал, искал-искал. Продинамила. Что тут за порции подают? Для дистрофиков? Жрать хочется!» Здоровый организм, да и затрат было много. А немки, оказывается, еще на рассвете уехали. Со своими феромонами. Мы сели в поезд, и насморк сразу прошел. Видно, болгарский воздух не для меня.
Матроны, белоснежки, дюймовочки
Женщине столько лет, насколько она себя чувствует.
Французский эпос
Она попросила принять ее вне очереди — вечером самолет. Летит в Австрийские Альпы — кататься на лыжах. Опасается радикулита — как в прошлом году. Она тогда у меня успешно лечилась, но выздоровела не до конца — отвлеклась. Очень интересная компания собралась: актеры, писатели — махнули в Тарусу. Там застряли на целый месяц. Но ни спина, ни нога тогда не болели. А сейчас что-то постреливает, особенно когда играет в теннис.
— Раздевайтесь. Повернитесь ко мне спиной. Поднимите руки вверх и сильно потянитесь в потолок, хорошо. А теперь — ко мне лицом и тоже сделать «потягушки». (Есть небольшой перекос вправо, но «потягушки» его выравнивают.) А где вы так прочно загорели, ведь в горы только собираетесь? На Канарах? Не бывал. Наверно, хорошее место. Сейчас февраль, а у вас загар прямо южный, все бретельки отпечатались. Представляю, как вы будете после гор выглядеть! Шоколадно-бронзовая? Что ж, красиво. Одевайтесь. Хотите, чтобы и ноги посмотрел? Одна как будто тоньше? Какая? Там, где на щиколотке цепочка? Нет, это в пределах нормы.
Вот так мы творчески беседуем, я делаю какие-то назначения. Потом как бы невзначай гляжу на титульный лист истории болезни. Ба! Вот это да! Ей 81 год! Убиться можно! Кожа гладкая, загар легкомысленный, цепочка на ноге золотая, браслеты на обеих руках звенят. Попадаются, правда, коричневые стариковские пятнышки, но они и в шестьдесят бывают. Она их даже не закрашивает. Незачем. Прямо по Ильфу — «знойная женщина — мечта поэта!» Волосы красиво уложены. Чуть вспотела — торопится. Звякает мобильник — раз, другой, третий. Глушит: «Перебьются, я занята, я у врача!».
Что ж, можно учиться отношению к жизни. «Внуки? Нет, со мной не едут. Какие-то квелые. Пооканчивали престижные вузы и засели по офисам. Карьеру делают. А я без карьеры живу хорошо. Мне все вокруг интересно». Фамилия у нее хорошая, из обрусевших немцев. Дед был академиком и тайным советником, отец — академик, директор института. Кто муж? Неизвестно. Не играет роли. Но тоже какой-то важный химик. Все химики, а она — филолог. Переводчик. Была, сейчас — опаздывает: «До скорого!»
После нее входит старинный пациент. Седой, с палочкой. Это он мне сказал: «Болит нога так, что умываюсь вприсядку». Сейчас говорит восхищенно и чуть с завистью: «Вот, профессор, какие у вас женщины бывают!» И крутит головой. Что ж, она своего добилась — ею восхищаются. Я думаю, это ее сверхзадача, по Станиславскому. Она ее молодит, вдохновляет, держит на плаву. И, конечно, улучшает здоровье. Вернее — не дает ему быстро ухудшаться.
В глубине сути каждой женщины — желание, чтобы ею восхищались, любовались, выделяли из себе подобных. И это хорошо, нормально и даже замечательно. Впрочем, у мужчин — то же самое. Немного в другой форме. Но об этом в другой раз.
А вот опять женщина. Рослая, крупная, с мощными руками-ногами. Грудь — 4-й или 5-й размер. Скорее — пятый. Кожа гладкая, белая. Волосы собраны сзади узлом, заколоты шпилькой. Сережки дутого золота с камешком-стекляшкой. Сильно болит поясница. Невозможно наклоняться. Чтобы поднять с пола любой предмет, надо приседать и нашаривать рукой. Обуваться — проблема. Колготки надеть — еще большая проблема, приходится изворачиваться. Поднять любой груз — сразу «прострел». А ей надо носилки поднимать, ведра с жидкой штукатуркой, скребком шуровать. Она штукатур. Работа сдельная. Не работает — не платят. Она третью неделю буксует. Безнадега. Все заначки на лекарства потратила. Помогает на короткое время.
Посмотрел. Наклониться может только на 30–45 градусов, дальше — больно. Кашлять и чихать невозможно, отдает в спину и ноги — как током бьет! Наверняка грыжа межпозвонкового диска. У меня таких больных — море. Всех возрастов и сословий. Смотрю ее компьютерные снимки — называется магнитный резонанс — подтвердилось. Большая грыжа между четвертым и пятым позвонками. Прижимает нервные корешки. Диск тоже не в лучшем виде — сдавлен и деформирован. Выходов два: оперировать («Нет- нет, только не операция!» — вскидывает крупную голову и машет могучей рукой. Ладошка — крупней любой мужской ладони) или длительно лечиться новым препаратом. «А сколько стоит?» — мучительный для меня, врача старой формации, вопрос. — «Недорого, тысячи три рублей один курс».
Задумалась.
— Нет, мне это дорого.
— А муж?
— Муж-муж! Объелся груш! Помер. От пьянства.
— Что ж дети? Еще малые?
— Да нет, выросли. Дочь замужем, в другом городе. Отрезанный ломоть. Сын — мастером на фабрике. Ему 23 года, пока не женат. Со мной живет. Зарабатывает, — теплоты в ее голосе не прибавилось. — Он сказал: «Ты, мать, старуха, чего в тебя деньги вкладывать?»
Я аж задохнулся:
— Что ж вы такого барбоса вырастили? Вам лет-то сколько — сорок восемь? Вы же совсем молодая, крепкая! Спину подлечите, замуж в два счета выскочите. Только глазом поведете — штабелями мужики попадают!
Она как-то грустно улыбнулась:
— Они и так штабелями, но только от пьянства. А сын со стороны пример берет.
— Ну не все так печально. Начнем лечение, какие-то скидки придумаем. У вас еще полжизни впереди. Вам грех роптать.
Она была довольна. Стала собирать вещички. Засмеялась даже:
— Закопалась я тут у вас, время отнимаю, — и уже в дверях: — Спасибо, подбодрили вы меня!
Но больше не пришла. Наверное, сын денег не дал. Все-таки барбос! А у нее такая уж судьба. Жалко. Хорошая, наверное, баба. Работящая. Может, еще встретит подходящего человека. Приподнимется…
Следующая. Невысокая, очень складная, пропорциональная Дюймовочка. А лицо — просто красивое. Серые большие глаза, пепельные волосы, маленькая родинка над верхней губой, сами губы — как нарисованные, завлекательные. Правда, глаза печальные, угрюмые, в волосах седые нити (ей всего 35), а родинка прячется в жесткой складке по краям губ. Руки крепкие, рабочие, с длинными пальцами. Однако вздутые вены говорят о тяжелой работе. Так и есть.
Она из небольшого поселка под Тверью. Огород, хозяйство, две дочери, муж — пьянчуга. Пил даже лосьон и дрался. Терпеть не захотела, прогнала. Развелась. Лучше одной горе мыкать с детьми, чем с пьяным, ставшим посторонним человеком. В беспамятстве — он совсем чужой. Тогда зачем он нужен?
— А тут засуха, два месяца дождей не было. Огород горит, а мы только с него и кормимся. Пришлось воду таскать ведрами с реки. За два дня принесла пятьсот ведер! Огород спасла, а спину надорвала. Неделю как бабка скрюченная ползала. Сейчас разогнулась, но хожу как хрустальная ваза — боюсь лишнее движение сделать.
Она прошлась по моему кабинету, чтобы показать, как обстоят дела с передвижениями. Двигалась она действительно плавно, осторожно, плыла как пава. «Выступает словно пава» — как Пушкин написал. Он в этом толк знал. А у нее в крови явно какой-то барский ген затесался, аристократический. Я говорю:
— Что ж вы насос к реке от огорода не провели? Вы же не лошадь, не осел так ишачить!
— Так бывший муж первое, что сделал, — пропил этот насос с ходу. Утром поставил, а вечером снял и пропил.
Что тут скажешь? Начала она лечение, на процедуры ходила в поселковую больницу, все выполняла толково, аккуратно. Выздоровела. Мужа отправила на его историческую родину, в тьмутаракань. Бывшую свекровь вызывала, чтоб по дороге не потерялся или под поезд не попал. Но у себя не оставила, хоть свекровь и просила — уж очень он безобразничал при девчонках, ругался непотребно, дрался, без штанов бегал. Совсем оборзел. Отправила. С концами.
