Как сделать детектив - Борхес Хорхе Луис (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
Допуская, что в детективе может быть юмор, живые характеры, живописный фон, он подчеркивал, что все это играет вторичную роль по отношению к интеллектуальному началу и в случае необходимости должно быть принесено ему в жертву. С. С. Ван Дайн, выступая под своим настоящим именем Уиллард Хантингтон Райт, пошел дальше, заявив, что характеры в детективном произведении должны удовлетворять требованиям правдоподобия, но не более того, потому что более глубокий подход здесь «только станет помехой в действии повествовательного механизма». Райт предал анафеме любовное начало и в этом смысле был всецело поддержан Дороти Сейерс, сурово осудившей героев, которые, вместо того чтобы думать о расследовании, начинают «волочиться за хорошенькими девушками», и осудила Фримена за то, что тот позволяет своим второстепенным персонажам «влюбляться с удручающей регулярностью», суммировав свое отношение во фразе: «Чем меньше в детективе любви, тем лучше». Красота детективной формы, по ее мнению, состояла в том, что она «обладала прямо-таки аристотелевским совершенством, имея четко выраженные начало, середину и концовку». Сейерс писала о детективе и потом, но ее идеи были подхвачены в 1944 году Джозефом Вудом Кратчем, назвавшим детектив «единственным жанром современной прозы, обладающим четкими границами и безупречно классичным по форме». И совсем уже недавно У. X. Оден кратко охарактеризовал суть детективного жанра: «Основная формула такова: совершается убийство, подозреваются многие, но виновным оказывается лишь один, он арестовывается или умирает». Еще лаконичнее выразился Говард Хейкрафт в своем «Убийстве ради удовольствия»: «Преступление в детективе — всего лишь средство для реализации цели, каковая заключена в самом процессе расследования».
О влиянии этих теорий на творчество тех, кто их придерживался, будет сказано позже, пока же достаточно отметить, что лишь очень немногие произведения отвечают сполна этим требованиям. Собственно, границы, столь тщательно очерченные критиками, они сами и нарушают, когда берутся составлять списки «ста лучших детективов», занятие, превратившееся в увлекательнейшую салонную игру. Хейкрафт, например, вершит короткий суд над «Женщиной в белом» Уилки Коллинза, которая для него «скорее роман тайны, нежели детектив», а потому «не заслуживает внимания». Но что же в таком случае «Маска Димитриоса» Э. Эмблера или «Мальтийский сокол» Дэшила Хемметта, «Перед фактом» Френсиса Айлса или «Жилец» миссис Беллок Лоундес и почему им нашлось место в составленном им перечне «Лучших детективов всех времен»? Большинство читателей назовет первые две вещи триллерами, третью — криминальным романом, а четвертую — романом сенсации, где в основе сюжета убийство. Безусловно одно: ни в одном из них в центре фабулы нет детективной загадки, которую необходимо разгадать. Оден же со своей стороны исключает из канона «Мальтийского сокола», другой критик отказывается всерьез рассматривать «Жильца». «Кворум» Эллери Куина, который предлагает широкий выбор наиболее значительных детективно-криминальных новелл, содержит немало названий, в которых нет ничего, что давало бы основания видеть в них криминальное, не говоря уже о детективном начале.
Я упоминаю обо всем этом не для того, чтобы пригвоздить гг. Хейкрафта и Куина к позорному столбу, но исключительно чтобы напомнить: все эти жесткие разграничения не срабатывают на практике. Так, в «Стеклянном ключе» Хемметта Нед Бомонт в поисках убийцы вовсе не полагается на аналитические способности ума, к тому же он и сам полугангстер, и приходится сомневаться, чтобы он мог быть признан полноправным сыщиком У. X, Райтом, полагавшим, что детектив должен возвышаться над действием, подобно древнегреческому хору, или Ноксом, убежденным, что все нюансы мыслительного процесса должны быть переданы нам самым добросовестным образом. Более того, назвать «Стеклянный ключ» детективом, и только, означает скорее недооценить, нежели похвалить его.
Вели подвергнуть подобные попытки классификации более внимательному анализу, окажется, что они приложимы только к детективам, созданным в тот период между двумя мировыми воинами, что порой называют золотым веком. Многие из этих произведений подчиняются условностям столь же жестким и схематичным, что и пьесы периода Реставрации, но это не дает нам основания видеть в детективе уникальную литературную форму, равно как и драма эпохи Реставрации не являет собой уникальной драматургической формы. Теоретические дебаты о детективе начались в 20-е годы и, возможно, показались бы бессмысленными По, Уилки Коллинзу и Шеридану Ле Фану. Они с удивлением, а возможно, и с негодованием узнали бы, что их произведения отнесены Г. Хейкрафтом к «откровенно несерьезной, развлекательной области литературы». Детектив в его наиболее чистом виде, когда в основе сюжета лишь необходимость решить загадку, не существует, а если бы и существовал, то его невозможно было бы читать. Истина же заключается в том, что детектив совокупно с полицейским романом, шпионским романом и триллером составляют часть того гибридного существа, что именуется сенсационной литературой. Этот гибрид породил несколько шедевров, довольно много неплохих книг и великое множество более или менее развлекательной ерунды.
Разумеется, из всего сказанного вовсе не вытекает, что нельзя провести различие между детективами-любителями, и частными сыщиками, но при всей непохожести Шерлока Холмса и Фило Ванса на Сэма Спей да и инспектора Мегре, при той пропасти, что разделяет их с Джеймсом Бондом и анонимным героем Лена Дейтона, все они представляют примерно одно и то же литературное направление. Если принять это уточнение, то тогда уже можно позволить себе провести некоторые разграничения внутри этого направления. Шпионские романы и триллеры и в самом деле отличаются от вещей, в основе которых лежит криминальная загадка. В книгах такого рода перед читателем ставятся вопросы «кто?», «почему?», «каким способом?», иногда все три вопроса разом, в то время как триллер или шпионский роман зачастую ограничиваются лишь вопросом «каким образом?». Но все они рассматривают проблему насилия в сенсационной тональности. На древе сенсационной литературы вырастают разные плоды.
Довод в пользу необходимости классификации обычно связан с тезисом о том, что если вообще открыть все шлюзы, то на нас обрушится мощный поток произведений, имеющих лишь отдаленное отношение к криминальной теме, начиная от «Красной Шапочки» (любопытный пример маскировки и покушения на убийство) до, в общем-то, любой пьесы Шекспира. В теории это вероятно. Но на практике читатели без труда проведут различие между вещами, где интерес к природе, мотивам и результатам преступления лежит в основе сюжета, и теми произведениями, где криминальная тема выполняет вспомогательные функции.
Было бы унылым занятием развивать этот тезис дальше, но приведу всего лишь один пример того, что романист, нередко затрагивающий тему преступления, отнюдь не может быть назван автором криминальных романов. В романах Троллопа немало случаев мошенничества, насилия и убийства, и по крайней мере в двух из них в основе сюжета тема преступления (реального или мнимого). В «Последней Барсетской хронике» речь идет о Джосайе Кроули, «вечно исполняющем обязанности священника в Хоглстоке», который обвиняется в том, что украл чек на двадцать фунтов. Мы знаем, что Кроули невиновен, но тайна попадания к нему чека объясняется только в самом конце романа. Кража бриллиантов Лиззи Юстас — в основе сюжета романа с тем же названием, и здесь возникает ситуация таинственная, заставляющая нас думать и гадать, что же все-таки произошло на самом деле. Тем не менее никто не станет всерьез считать эти романы криминальными. У другого автора подобный материал мог бы стать основой детективов, но Троллопу нужны эти «кражи» для того, чтобы в одном случае показать терзания Кроули, а в другом — пролить свет на характер Лиззи Юстас и ее окружение. Что касается Троллопа, то мало кто рискнул бы зачислить его в детективные авторы, но тем не менее очень часто границы колеблются от читателя к читателю, создавая разногласия по поводу тех или иных конкретных произведений. Здравый смысл подсказывает, что проведение таких границ вполне естественное занятие, но на практике слишком многое тут определяется личными пристрастиями.
