Французский «рыцарский роман» - Михайлов Андрей Дмитриевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
Флуара ведет по следу любимой лишь его нежная страсть, она заменяет ему и компас и карту. Этот роман, в отличие от всех почти ему современных произведений, совершенно лишен элементов чудесного и феерического. Если в книге и описывается загадочное и необъяснимое, то их творцом оказывается не маг или волшебник, а простой уличный фокусник (ст. 805—889). Все, таким образом, переведено в бытовой план. На этом фоне подлинно (и единственно) чудесным оказывается любовь молодых людей. Лишь ей дано совершать невозможное. Действительно, путеводим любовью, юноша идет точно по следу девушки: он прибывает в новый порт как раз в тот момент, когда корабль, увозящий Бланшефлор, только что скрылся за горизонтом. И снова путь, скрип мачты и свист морского ветра, бодрящего и свежего, снова встречи с чужими людьми, снова расспросы, настойчивые, нетерпеливые. В этих поисках Флуар не встречает серьезных преград. Все очарованы им и искренне сочувствуют его любви, помогают советами, добывают необходимые сведения.
Серьезные препятствия, которые надо преодолевать, появляются лишь тогда, когда Флуар прибывает в Вавилон и узнает, что Бланшефлор здесь. Но она надежно спрятана местным эмиром (названным в романе амиралем — от арабского амир-аль-бар). Юноша не штурмует башню, где томится его возлюбленная, не делает подкопа, не взбирается в ночной мгле наверх, цепляясь за неровности стены. Он поступает иначе, не как протагонист рыцарского романа, а как герой восточных сказок. Он втирается в доверие к привратнику, играет с ним в шахматы, не жалеет подарков. Цель достигнута: в корзине для цветов, прикрывшись свежими розами и лилиями, юноша доставлен в комнату Бланшефлор. Начинаются восторги взаимной любви. Но однажды эмир застает их спящими:
Li enfant doucement dormoient,
Estroit acole se tenoient,
Bouclie a bouche ert chascuns dormans.
(v. 2365—2367
Затем следует не лишенная комизма сценка: озадаченный эмир пытается определить, кто это спит с его пленницей, юноша или девушка:
S’en est arriers au lit alez;
A certes les a regardez:
Vit les traianz a la meschine,
Qui gisoient sor la poitrine;
Desor la Floire ne vit rien,
Quar il n’estoit reson ne bien.
Un poi leva les dras aval
Et vit la feme et le vassal[62].
(v. 2927—2934)
Дети остаются детьми. Застигнутые врасплох, Флуар и Бланшефлор замирают от страха, плачут, дрожат. Их ждет скорый суд и расправа. По шумному городу их ведут на казнь. Это дает возможность автору описать городскую сутолоку, зевак, глазеющих на пленников. Но главное — описать их самих. Весьма показательно, что внешность героев наиболее подробно описана именно здесь. Это психологически оправдано: описание обаяния, молодости, красоты героев, скорбно бредущих, взявшись за руки, должно подготовить и оправдать внезапный поворот событий. Интересно сравнение Флуара и Бланшефлор с героями античных легенд, поэм, романов. Это указывает на ту литературную атмосферу, в которой создавался роман, атмосферу все растущего интереса к античности и ее культуре. Вот эти сопоставления:
Paris de Troies, n’Absalon,
Parthonopus, n’Ypomedon,
Ne Leda, ne sa fille Elaine,
Ne Antigone, ne Ysmaine,
En leece tant bel ne furent
Com erent cil quant morir durent.
(v. 2567—2572)
Далее следует пространное описание внешности Флуара (ст. 2573—2590) и еще более подробное — Бланшефлор (ст. 2591—2626). Вполне очевидно, что описания эти — функциональны. Ими, этими описаниями, и сопровождающими их рассуждениями о том, что природа еще не создавала ничего подобного по гармоничности и красоте, вполне подготовлен счастливый конец всего приключения, а вместе с ним — и романа. Отметим, что Флуар в этой сцене ведет себя совсем не так, как вели бы Тристан или Ланселот, он не пытается вырваться из рук стражи, не стремится умереть, сражаясь. Он покорен своей участи. Единственная его забота — это умереть первым, чтобы хоть на какое-то мгновение продлить жизнь любимого существа. Но Бланшефлор одержима тем же желанием. И здесь между ними происходит бурный спор, быть может, первый и единственный спор за все время их лучезарной и не омраченной ни единым препирательством любви:
S’espee toute nue a prise.
Blanceflor saut, avant s’est mise,
Et Floires la reboute arriere:
«N’i morrez pas», fait il, «premiere.
Horn sui; si ne doi pas soffrir
Que avant moi doiez morir».
Devant se met, le col estent.
Blanceflor par le bras le prent;
Arriere l’trait, met soi avant:
Son col estent tout en plorant.
Chascuns voloit avant morir;
Li autres ne l'voloit soffrir.
(v. 2689—2700)
Третья, драматическая часть романа, полная тревог и неизвестности, заканчивается идиллически: герои прощены вавилонским эмиром и отпущены на свободу. Все кончается счастливым браком. Флуар принимает христианство и приобщает к нему всех своих подданных[63] (иначе и быть не могло в произведении, возникшем в средневековой христианской Европе). От этого счастливого супружества появилась якобы на свет Берта Большеногая, жена Пипина Короткого и мать Карла Великого. Но этот забавный генеалогический мотив не играет никакой роли в повествовании, будучи упомянут лишь в первых стихах романа (ст. 9—12); показательно, что в более пространной версии произведения он вообще отсутствует. Поэтому эта робкая попытка автора быть историчным (т. е. привычно связать изображаемое с определенным историческим рядом) явно случайна и конвенциональна. Здесь нельзя не видеть проявления очень важной тенденции, которая вскоре в куртуазном романе возобладает. Мы имеем в виду вычленение изображаемого из реальной действительности и перенесение его в некий воображаемый, вполне фиктивный художественный мир. В романе «Флуар и Бланшефлор» в этом направлении был сделан первый робкий шаг. И шаг этот состоял в обрывании исторических связей, на что не могли вполне решиться не только авторы романов на античные сюжеты, но и, пожалуй, даже такие писатели, как нормандец Тома.
Фабула «Флуара и Бланшефлор» вполне соответствует сюжетной структуре позднегреческого романа. Этому не приходится удивляться: византийские корни произведения очевидны. Они могут быть объяснены как контактами с Ближним Востоком в результате крестовых походов, так и соприкосновением с арабизированной Испанией. «Флуар и Бланшефлор» мог, наконец, иметь отдаленные корни и в южной Италии, где издавна было сильное греческое влияние. Для нас важен созданный этой книгой новый тип романа, который затем породил немало образцов и к которому, несомненно, принадлежит и «песня-сказка» «Окассен и Николетт».
