«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Но Михаил Михайлович Шолохов — со слов отца — пишет, что М. А. Шолохов передал рукописи не в безликую «редколлегию “Правды”», а ответственному секретарю газеты Марии Ильиничне Ульяновой. Можно предположить, что он сделал это по рекомендации и договоренности с ней Серафимовича, которого, как говорилось выше, связывали с М. И. Ульяновой давние дружеские отношения. В силу неформальных отношений, которые, благодаря Павлу Посвянскому, сложились у Шолохова с Серафимовичем, Марией Ильиничной Ульяновой и ее сестрой Анной Ильиничной, именно редакция «Правды» и явилась центром защиты молодого писателя от клеветы. По этой причине «молодой писатель-некоммунист» и «обратился в центральный орган партии, а не к литературному руководству», привезя свои автографы в «Правду» до того, как была создана комиссия Серафимовича. И комиссия эта была создана по рекомендации редколлегии «Правды», а не руководства РАПП. А. Серафимович, заинтересованный в защите доброго имени писателя, которого он «открыл», был вынужден идти по этому пути из-за нежелания руководителей РАПП’а вмешиваться в ситуацию. Мнение «Правды» и, как явствует из писем М. А. Шолохова, даже ЦК, а также столь авторитетного в ту пору человека, как сестра В. И. Ленина М. И. Ульянова, Авербах и его соратники проигнорировать не могли. Так как комиссия по творчеству писателя — члена РАПП’а — не могла быть комиссией «Правды», вошедшие в нее секретари РАПП’а, под давлением «Правды» и ЦК и подписались под «Письмом» «от имени секретариата РАПП’а».
Можно предположить, что столкновение с руководством РАПП’а из-за Шолохова послужило первотолчком к разрыву Серафимовича с этой организацией. Вскоре он вышел из редколлегии «Октября» и сложил полномочия ответственного редактора, а в 1931 году, как уже говорилось, вообще покинул РАПП.
Внутренний конфликт Серафимовича с РАПП’ом зрел давно. Об этом свидетельствуют его заметки в «Записной книжке» 1928—1929 гг., посвященные руководителям РАПП’а, «жрецам», как он их называл:
«Жрецы, — записывает он. — Поражающе пишут сугубо сложным, чужим, не русским языком с колоссальным и часто ненужным загромождением иностранными словами, специальными терминами»;
«Киршон — играет, актер политический. Посмотрите, как он председательствует, — он думает, что он по крайней мере Сен-Жюст»;
«Ав[ербах] и все ребята, как чуть чего, сейчас же ищут подоплеку в экономич[еском] фундаменте. До смешного <...> Люди берутся как схема <...> И так во всем и всегда»56.
Союз Серафимовича с рапповцами был временным и во многом случайным. Шолохов оказался в рядах РАПП’а в значительной степени так же случайно, в силу того, что входил в литературу через комсомольские журналы и — благодаря помощи Серафимовича — через «Октябрь», орган РАПП’а.
В Отделе рукописных и книжных фондов ИМЛИ хранятся заполненные Шолоховым «Анкета делегата 1-го Всесоюзного съезда пролетарских писателей» от 30 апреля 1926 года и «Учетная карточка для актива РАПП’а», относящаяся к 1931 году. Судя по ответам в первой анкете, Шолохов, начав заниматься литературной работой и печататься с 1923 года, был членом ВАПП’а (Всесоюзной ассоциации пролетарских писателей) с 1924 года57. Судя по «Учетной карточке», он считал себя членом РАПП’а с 1925 года58. На вопрос: «Какую работу выполняете в организации ВАПП’а (РАПП’а)?» Шолохов и в той, и в другой анкете ответил кратко: «никакой».
На вопрос о «социальном происхождении» в анкете делегата съезда пролетарских писателей он ответил, покривив душой: «крестьянин». В ответ на такой же вопрос в «Учетной карточке» — «Соц. положение» — оставил без ответа. На вопрос «Парт. и сов. работа» (по годам, начиная с 1917 года) ответил кратко: «продработник и пр. ...». На вопрос о партийности («если член партии или ВЛКСМ — с какого года»), в анкете 1926 года он написал: «беспартийный», а в «Учетной карточке» 1931 года «кандидат ВКП(б) с 1930».
Даже если судить по анкете, Шолохов в какой-то мере был «белой вороной» среди делегатов Съезда пролетарских писателей и актива РАПП’а, куда входили Л. Авербах, А. Фадеев, Д. Фурманов, В. Ставский, В. Киршон, И. Макарьев, — в большинстве своем — комсомольцы и члены партии с 1918—1920 годов и даже, как А. Фадеев или Д. Фурманов, — настоящие комиссары времен Гражданской войны. Все они пришли в литературу с партийной и комсомольской работы.
Но дело даже не во внешних биографических данных, дело — во внутренней сути: Шолохову был чужд пафос «неистового ревнительства», он был далек от идеологии «рекрутов коммунизма». Его мучили совершенно другие заботы. По всему строю его внутренней жизни и пафосу творчества Шолохов был обречен на конфликт с РАПП’ом (да и не только с ним). Рапповцы не ощущали Шолохова «своим», а поэтому и не торопились вставать на его защиту.
Казалось бы, после заключения столь авторитетной писательской комиссии, опубликованного в «Правде» и «Рабочей газете», слухи и сплетни должны были прекратиться. Однако не тут-то было! Не прошло и года, как черная волна домыслов поднялась вновь. Анонимному «белому офицеру» нашли замену в лице совершенно конкретной, реальной фигуры — малоизвестного литератора С. Голоушева, будто бы написавшего «Тихий Дон».
Атака началась в связи с публикацией в 1930 году в Москве сборника «Реквием», посвященного памяти Леонида Андреева. В нем было напечатано письмо Л. Андреева С. Голоушеву от 3 сентября 1917 года, в котором писатель от имени редакции газеты «Русская воля» сообщает автору: «забраковал и твой “Тихий Дон”»59.
1 апреля 1930 года Шолохов с тревогой и возмущением пишет Серафимовичу о «новом деле», начатом против него. Будто бы «я украл “Тихий Дон” у критика Голоушева — друга Л. Андреева и будто неоспоримые доказательства тому имеются в книге-реквиеме памяти Л. Андреева, сочиненной его близкими. На днях получаю книгу эту и письмо от Е. Г. Левицкой. Там подлинно есть такое место в письме Андреева С. Голоушеву, где он говорит, что забраковал его “Тихий Дон”, “Тихим Доном” Голоушев — на мое горе и беду — назвал свои путевые заметки и бытовые очерки, где основное внимание (судя по письму) уделено политическим настроениям донцов в 17 году. Часто упоминаются имена Корнилова и Каледина. Это и дало повод моим многочисленным “друзьям” поднять против меня новую кампанию клеветы <...>
Вы понимаете, дорогой Александр Серафимович, как мне сейчас это “против шерсти”? Тут тяжело и без этого, а тут еще новая кампания...
Я прошу Вашего совета: что мне делать? И надо ли мне, и как доказывать, что мой “Тихий Дон” — мой?
Вы были близки с Андреевым, наверное, знаете и С. Голоушева. Может быть, если это вообще надо — можно выступить с опровержением этих слухов? И жив ли он? Прошу Вас, не помедлите с ответом мне!»60.
Желание отнять авторство «Тихого Дона» у Михаила Шолохова было так велико, что недруги готовы были абсолютно без всяких на то оснований приписать великое произведение даже посредственному литератору.
А. Серафимович и в самом деле хорошо знал и помнил Голоушева: «В памяти всплыла высокая худая фигура с русой бородкой и длинными, закинутыми назад русыми волосами. Сергей Сергеевич Голоушев — врач-гинеколог по профессии, литератор и критик по призванию. Милейший человек, отличный рассказчик в обществе друзей, но, увы, весьма посредственный писатель. Самым крупным трудом его был текст к иллюстрированному изданию “Художественная галерея Третьяковых”. Менее подходящего “претендента” на шолоховский “Тихий Дон” было трудно придумать»61 — таков был вывод А. С. Серафимовича.
История с Голоушевым как автором «Тихого Дона» была просто нелепой.
Сергей Голоушев в августе 1917 года, видимо, по договоренности с Леонидом Андреевым, с которым был дружен, по поручению петроградской газеты «Русская воля» действительно совершил недельную поездку на Дон и прислал Л. Андрееву путевой очерк, который назвал «С тихого Дона». Л. Андреев забраковал очерк, о чем и сообщил Голоушеву 3 сентября 1917 года письмом: «...твои путевые и бытовые наброски не отвечают ни любопытству читателей, ни сериозным запросам... <...> Вообще, бытовые очерки в этом смысле вещь непригодная: они пухлявы вследствие бесконечных диалогов и малоубедительны... <...> Ведь это же сырье, все эти разговоры, сырье, которое надо обработать <...> Отдай “Тихий Дон” кому хочешь. А мне пришли синтетическую полустатью-полуфельетон без всяких земств, а только с Калединым и Корниловым и с широким изложением, не разговорным, взбудораженного Дона»62 (Подчеркнуто Л. Андреевым. — Ф. К.).
