Западноевропейская литература ХХ века: учебное пособие - Шервашидзе Вера Вахтанговна (читать книги без регистрации полные TXT) 📗

В драмах 90-х годов «Разъяренное пространство» («L'espace furieux», 1997), «Воображаемая оперетта» («L'operette imaginaire», 1998) и 2000 года «Красный источник» («L'origine rouge») исследован язык масс-медиа, мертвая речь «образованных сословий», штампы и клише, которыми завораживают комментаторы, политики, живые машины говорения. Новарина отмечает убогость речи масс-медиа по сравнению с «живым» миром. «Мы призваны говорить, мы – рожденные танцоры, а не коммуникативные бестии <...> Театр для меня, – подчеркивал Новарина, – место, где можно расслышать разную речь и понять через нее, что творится вокруг».

Антуан Володин (род. 1950)

Творчество А. Володина – предмет коллоквиумов, обсуждений и размышлений университетских кругов. В 2005 г. с его участием состоялся международный коллоквиум в Квебекском университете (Монреаль), а в апреле 2006 г. – международный коллоквиум, организованный французским университетским коллежем в Москве, в котором приняли участие как московские ученые (ИМЛИ, МГУ, РУДН), так и исследователи из франко-

язычных стран: Университет Прованса, Университет Париж-8, Намурский университет (Бельгия), Квебекский университет. На московском коллоквиуме анализировалось творчество Володина в нескольких аспектах: его художественный мир как мир литературы «странной» и «иностранной»; его место в литературном сообществе постэкзотических писателей – «невидимом», «немом», обособленном от стремящегося к катастрофе мира.

А. Володин – новое имя для российского читателя. На русский язык переведен его роман «Малые ангелы» в 2008 г. («Des Anges mineurs», 1999). А. Володин заявил о себе в 1985 г. произведениями, написанными в жанре научной фантастики: «Сравнительная биография Жориана Мюрграва» («Biographie сотрагйе de Jorian Murgrave»), «Корабль ниоткуда» («Un navire de nulle part»), «Ритуал презрения» («Rituel du mupris»), «Невероятная преисподняя» («Des enfers fabuleux»). Фантастика Володина – «бутафорская», воплощающая на метауровне нравственные и философские проблемы. «Все мое творчество, включая фантастику, – единое целое, начиная с первого романа "Сравнительная биография Жориана Мюрграва" и до последнего <...> Все мои произведения [6] – часть глобального проекта – создать библиотеку произведений выдуманных писателей, находящихся на грани бреда, заключенных в тюрьму, оплакивающих революцию, которая потерпела поражение».

Художественный мир А. Володина – это мир сюрреальных видений, в которых сливаются голоса шаманов, ангелов, безумцев и мертвых. Фантастика определяет повествовательную динамику его произведений, действие разворачивается словно во сне. Володин обнажает двойственный накал утопического им-

пульса, освободительный и саморазрушительный. Мир оборванцев, выживающих на краю цивилизации, выстраивается от блуждания к заброшенности. Это мир, утверждающий факт двойного провала: невозможность достичь обществом равноправия иначе, чем в грезах, и в довершение – «смерть говорящего человека», символически воплощающая фальсификацию существующей системы ценностей.

Творчество Володина не вписывается в традицию французской культуры, оно также стоит в стороне от магистральных тенденций современного литературного процесса. «Мое знание современной литературы было нулевое. Я писал интуитивно. Всякие теоретические дискуссии были для меня планетой Марс. Когда я стал автором издательства "Минюи" в 1990 году, я ничего не слышал о минимализме». Используя в сюжете сон, комбинируя знакомое и странное, реальное и воображаемое, писатель создает на метауровне фантасмагорические образы реальных городов – Лиссабона, Макао, Пекина, Гонконга, вымышленных стран и цивилизаций – Валькирии, Ренессанса, Пуэсто Либертада. Время в произведениях Володина не совпадает с календарным: «две тысячи лет после мировой революции», «четыре века спустя после черной войны», «150 лет до всемирной революции» и т.д. Сквозь неопределенность категорий времени-пространства проглядывают исторические события XX века: две мировые войны, череда революций (в Германии, России, латиноамериканских странах); этнические чистки, концлагеря, лагеря беженцев. Мифологизация истории в творчестве Володина является эмблематическим воплощением коллективной памяти многих поколений, переживших реалии XX столетия. «Несчастный XX век – родина моих персонажей, колдовской, шаманский источник моих фантазий». Персонажи лишены национальной, социальной и внешней характеристик: это остраненные голоса вне территориальной и этнической принадлежности, что подчеркивается их гибридными именами – Дондог Балбайян, Джесси Лу, Волюп Гольпьез, Ирина Шлумм, Мария Самарканд, Жан Влассенко, Лутц Бассман...

«Писать по-французски на иностранном языке» означает для Володина возможность «вырваться за национальные и культурные границы и выразить в художественной форме общую для всех историю XX века».

Роман «Пост-экзотизм в 10 уроках, урок 11» – это теоретический текст, включающий автокомментарий, характеризующий пост-экзотизм как течение, озабоченное рефлексией над собственным методом. Слово «пост-экзотизм», вынесенное в заглавие романа, не имеет ничего общего ни с постмодернизмом, ни с другими тенденциями, начинающимися на «пост» и заканчивающимися на «изм». «Взгляд на оссуарий», появившийся одновременно с «Пост-экзотизмом» в 1998 г., представляет собой практический аспект пост-экзотизма, художественное воплощение его теоретических положений.

В обоих произведениях Володин очуждает текст при помощи метафикциональной стратегии «текста в тексте», драматизируя отношения «литература – действительность», «автор – текст – читатель» , ставя под сомнение онтологический приоритет реальности над порождениями творческого вымысла. Возникает особая разновидность фантастики – «фантастика текста». Текст, рассказывающий о тоталитарных режимах, зеркально отражается в тексте, создающем герметичную поэтику художественного произведения, эмблематически воплощая присутствие инородного, чужого в странном. «Все мои романы следуют тоталитарной логике, логике разрушения, катастроф, маргинального выживания. Это основной ментальный пейзаж пост-экзотизма».

Персонажи Володина – «бессильные диссиденты, задыхающиеся в тоталитарной системе», «бойцы проигранных сражений» – образуют «тюремное гетто» маргинального мира отверженных. Володин использует принцип матрешки для построения барочной конструкции, в которой «литература и театр сливаются», а персонаж является одновременно постановщиком и исполнителем драмы, разыгрываемой в написанных им текстах. Под пыткой или в безумии постэкзотический персонаж сохраняет свое основное качество писателя-актера и писателя – свидетеля катастрофических событий. «Каждый из наших рас-

сказчиков образует с нами и со своими собственными персонажами "нерасторжимое Я" (moi insoluble)».

Подходя к творчеству как к игре, Володин считал, что даже самые мрачные явления XX века «могут стать материалом, из которого создаются волшебные, виртуальные миры. Персонажи пишут тексты, которые заполняются придуманными ими персонажами <...> Сделать ощутимо материальными эти барочные пьесы, выдумать странные ситуации, вдохнуть душу в необычных актеров <...> Это ли не сказочное счастье?».

Допрос, создавая ситуацию жесткой конфронтации жертвы и палача, используется в «Пост-экзотизме» и в «Оссуарии» как метод демонстрации сущности литературного творчества, его границ. Мария Самарканд («Взгляд на оссуарий») охотно рассказывала полицейским о своей жизни, внося небольшие изменения; «будучи писателем, она знала, что малейшее изменение деталей способствовало другому прочтению, рождению других бездонных, непостижимых истин». Под гнетом страданий писатели-персонажи пост-экзотизма строят измененное прошлое, состоящее из смешения образов реального и воображаемого. Сбивая с толку своих мучителей, «говоря о чем-нибудь другом», они ловко избегают прямых ответов: «...мы описывали голубые пейзажи, бирюзовые прерии, мы изобретали названия растений и трав». Виртуальные тексты, создаваемые Марией Самарканд и Жаном Влассенко во «Взгляде на оссуарий» и содружеством персонажей-писателей в «Пост-экзотизме», являются аллегорическим воплощением коллективной и индивидуальной памяти. «Это сооружение, существующее в сознании, имеющее связь с революционным шаманством и литературой в письменном или устном виде <...> мы называли пост-экзотизмом <...> Это тыловое убежище, тайное место встречи, но также нечто агрессивное, что участвовало в борьбе против капитализма и остальных мерзостей цивилизации».