Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века. - Коллектив авторов (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
В отличие от Метца М. Колен в своей концепции более четко проводит мысль, что кино является речью, а не языком. По его мнению, термин «язык» может применяться к кино лишь условно, обозначая «совокупность приемов, используемых в фильме для построения кинематографической речи».
Музыкальная семиотика появилась позже других. Одну из первых попыток применения лингвосемиотических методов к музыке осуществил композитор, дирижер и теоретик П. Булез, посвятивший специальную работу изучению ритма «Весны священной» И. Стравинского. Известными представителями музыкальной семиотики являются К. Леви-Строс, Н. Рюве, Ж. -Ж. Наттьез и др. Леви-Строс находит между музыкой и языком глубокую близость, полагая, что «музыка — это язык минус смысл». Свою концепцию он применяет к анализу «Болеро» М. Равеля. Н. Рюве более осторожно смотрит на лингвосемиотический подход, считая, что далеко не все категории и понятия лингвистики применимы к музыке. Ядро его концепции составляет парадигматический принцип повторения, который, по его мнению, лежит в основе структуры и синтаксиса всей музыки.
Главной фигурой современной музыкальной семиотики является Ж-Ж Наттьез. Он разрабатывает трехмерную концепцию, охватывающую все основные составляющие музыки: создание произведения, его исполнение и восприятие, включающее и наслаждение, и научный анализ. В отличие от прежних подходов, которые ограничивались внутренним анализом произведения, Наттьез вводит в поле исследования всех участников музыкального процесса: композитора, исполнителя, слушателя и музыковеда.
Лит.:
Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970;
Его же. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Таллин, 1973;
Семиотика. М., 1983;
Силичев Д.А. Семиотика и искусство. Анализ западных концепций. М., 1991;
Его же. Семиотические концепции искусства // Эстетические исследования: методы и критерии. М., 1996;
Cocula В., Peyroutet С. Sémantique de l'image. P., 1986;
Floch J.-M. Petites mythologies de l'oeil et de l'esprit. Pour une sémiotique plastique. P., 1985;
Metz C. Essais sur la signification au cinéma. P., 1975;
Nattiez J.-J. Musicologie générale et sémiologie. P., 1987;
Zilberberg G. Raison et poétique du sens. P., 1988.
Д. Силичев
Cepp (Serres) Мишель (p. 1930)
Французский философ, эстетик, историк науки и религии. Оригинальность концепции С. состоит в том, что ему удалось наметить новые подходы к традиционным проблемам эстетики и философии науки, а также найти точки пересечения постмодернистской эстетики и постнеклассического знания. С. настаивает на введении и укреплении субъективности в новейших направлениях современной науки при помощи философско-эстетических методов. Акцент делается на общих проблемах постмодернистской науки и эстетики. Основная мысль С. заключается в том, что существует переход между точными науками и науками о человеке. Он подобен узкому ледяному лабиринту, соединяющему Атлантику и Тихий океан — северо-западному проходу. Преодолеть его может лишь тот, кто способствует коммуникации между двумя ветвями современной культуры. Для осуществления такой коммуникации С. предлагает метод «беспорядочного энциклопедизма». Он исходит из неразделимости искусства, науки, мифологии, единства пространства-времени культуры, где Лукреций, Золя, Мишле, Тернер — наши современники. Хаос, изобретения и случайности поэтического мира Лукреция — прообраз множественности, сложности, поливалентности постнеклассического знания, проза Золя — предвосхищение физических открытий, пьесы Мольера — социологического изучения общества. С. считает эстетическое знание более комплексным, полным и гибким по сравнению с естественнонаучным. Философия, литература, миф, сказка способны увидеть те горизонты, которые сегодня еще недоступны физике и математике, и тем самым стимулируют научный прогресс. При этом эстетика не стремится занять все пространство культуры, но дает ее стереоскопическое видение.
Научное творчество С. концентрируется вокруг трех определенных им в качестве основных способов познания — философского, научного и художественно-мифологического. В его двухтомнике «Система Лейбница и математические модели» (1968) исследуется классическая парадигма знания — ясное, упорядоченное видение мира, когда основой метафизики является математика. Лейбницевский идеал порядка и закона как гаранта стабильности интерпретируется в духе концепции «знания-власти», видящей в классической рациональности предтечу тоталитарной власти над природой и обществом, сближающей ее с военным искусством. Определяя систему Лейбница как закрытую, С. считает ее символом эпистемологической смерти.
Критике эпистемологического догматизма, обоснованию роли эстетики и искусства как одного из источников научных знаний посвящена книга «Юность: о Жюле Верне» (1974). Исследуя связи между природой и наукой, путешествиями и знаниями, С. приходит к выводу, что искусство и наука — формы эпистемологических путешествий, создающих новые связи между человеком и миром.
Синтезом литературы, науки, мифологии С. считает творчество Э. Золя. В книге «Огни и сигналы в тумане. Золя» (1975) создатель эстетики натурализма предстает как мыслитель, увидевший сквозь ветви генеалогического древа будущее рождение генетики.
Одной из ключевых фигур в истории культуры, чье творчество содержало ростки будущего постмодернистского ее этапа, С. считает Лукреция. В книге «Рождение физики в тексте Лукреция. Потоки и водовороты» (1977) античный стоик предстает творцом консенсуса между человеком и природой. Отказ от идеи господства человека над природой основан на концепции целостности мира и открытости, множественности, текучести знания, эпистемологической жизни.
Темой, объединяющей иследования С., является проблема коммуникации. Теорию информации он считает тем перекрестком, на котором встречаются гуманитарная и научная культура. Наука в целом — это послание, выраженное в кодах — языковом, генетическом, математическом, физическом, химическом и т. д. При этом и современная наука, и искусство содержат все аспекты коммуникации — информацию, шум, избыточность. Исследуя в книге «Паразит» (1980) элементы системы коммуникации разных исторических эпох, С. выявляет ее коды — универсальный (Бог у Лейбница), двухуровневый (тепло и холод у Карно), дуалистически-ценностный (добро и зло, истина и заблуждение у Фалеса).
Попыткой приведения своих теоретических взглядов в систему стала программа С. «Начала», сопоставимая по структуре с психоанализом четырех стихий в «Поэтике пространства» Г. Башляра, Каждому из мировых начал здесь соответствуют условия развития, исследующая их наука, а также посвященные им труды самого автора. Свое дальнейшее развитие концепция «Начал» нашла в пятитомнике «Гермес» (1968–1980). В центре этого труда — проблемы рождения, передачи, трансформации, умножения, распространения коммуникации в философии, эстетике, науке и технике. В нем прослежены переходы от античного синкретизма к классической рациональности, а также специфика постнеклассической науки и постмодернистской эстетики. Если в теореме Фалеса и солнце, и тень в равной мере являются носителями информации, то в науке и искусстве Нового времени солнце теории теснит тень практики, самое вещь: так, реализм ясен, прозрачен, лишен тени-тайны. Культура конца XX в. возвращается к непрозрачности, хаосу, шуму, густым теням в математике и эстетике, и поэтому философско-мифологический подход Фалеса снова актуален.
Трактовка С. философии и искусства как термодинамических систем, машин, живых организмов, стремящихся к хаосу, распадающихся на отдельные знаки, стала одной из аксиом эстетики постмодернизма. Ее открытость, описательность, безоценочность связаны с видением искусства как живой муль-титемпоральной машины, перерабатывающей шум и информацию в художественный язык. Вместе с тем искусство, как и наука — своего рода дамбы знания на пути энтропийного потока бытия, способные остановить саморазрушительный дрейф современной культуры.
