Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам - Черток Борис Евсеевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Первых марсианских аппаратов под шифром 1М заводу было заказано два. Времени на изготовление, включая испытания в КИСе и отправку на полигон, Королев отвел Туркову всего пять месяцев! В этот же срок надо было спроектировать четвертую ступень и провести ее наземную отработку.
Многократно проверяемые расчеты показывали, что оптимальным днем старта к Марсу в том году являлось 26 сентября. Всякое опоздание привело бы к необходимости уменьшения массы полезного груза.
Мы потратили на создание двух первых «семьдесят восьмых» и двух первых марсианских космических аппаратов всего один год. По современным меркам это срок фантастический. Выручала смелость незнания.
В многолетней инженерной жизни часто приходилось сталкиваться с ситуацией, когда молодой коллектив берет обязательство создать новую систему в невероятно короткие сроки. Это объясняется отсутствием опыта, который приходит после многих неудач. Трудоемкая наземная отработка на специальных макетах и стендах отдельных систем и всего космического аппарата в те годы не предусматривалась. Это создавало возможность планировать сроки создания штатного летного образца, игнорируя длительный цикл наземной отработки.
Самым «опаздывающим» был радиокомплекс. Все руководство СКВ, разрабатывавшего радиокомплекс, состояло из бывших сотрудников НИИ-885, включая Белоусова, Ходарева и ведущего разработчика бортового радиоблока Малахова. НИИ-885 так же, как и СКБ-567 Белоусова, в то время подчинялся Госкомитету по радиоэлектронике. На них обрушилась ответственность за создание межпланетного радиокомплекса в фантастически короткие сроки.
Вместе с Королевым мы вернулись с полигона после удачного полета третьего корабля-спутника с собаками Белкой и Стрелкой. Это было в августе 1960 года.
Несмотря на ажиотаж, связанный с благополучным приземлением Белки и Стрелки, я пошел на производство изучать состояние дел с первым марсианским объектом. Пуск должен был состояться в октябре — всего через два месяца, а в цехе № 44 сборщики возились вокруг разобранного технологического АМСа. Никакие испытания еще не начинались: радиокомплекс Белоусова еще не поступал. Я прорвался к Королеву, который громко кричал по «кремлевке» о необходимости изоляции Белки и Стрелки от любого «собачьего» сообщества. Он не был уверен, что медики не выкинут ради славы какой-нибудь сенсационный фокус. Тем не менее меня он выслушал очень внимательно. Тут же по «кремлевке» позвонил Калмыкову и Шокину. В резких словах он сказал, что новый главный конструктор радиокомплекса Белоусов окончательно срывает все сроки. Он, Королев, вынужден будет лично доложить Никите Сергеевичу, что обещанный в том году пуск в сторону Марса не состоится.
Окончив громкие разговоры по «кремлевке», СП неожиданно предложил: «Едем немедленно к Белоусову. Там, на месте, все посмотрим и обсудим. Предупреди Бушуева и Осташева, пусть тоже едут с нами».
В 13 часов мы уже были у Белоусова, туда же приехали Калмыков и Шокин. КБ Белоусова вместе с довольно хилым опытным заводом находилось рядом с крупнейшей в Москве новостройкой — реконструировавшимся автомобильным заводом имени Ленинского комсомола. Этот завод претендовал на их площадь и требовал скорейшего выселения.
Отдельные блоки радиокомплекса для 1М были в наладке и доработке. Они еще ни разу вместе не проверялись. Комплексные испытания замкнутого кольца связи даже на лабораторных макетах не проводились. Картина в целом была удручающей. Белоусов, его заместители Малахов и Ходарев не защищались и не оправдывались. Они уже много ночей не спят, но обещают вот-вот все закончить.
После короткого обсуждения Королев неожиданно предлагает ограничиться испытаниями отдельных блоков и без комплексных испытаний всю аппаратуру отправить к нам для установки на борт АМСа. Калмыков и Шокин удивились столь смелому предложению. Оно снимало с них ответственность за надежность аппаратуры и перекладывало ее на Королева, принявшего такое рискованное решение.
Я попытался спорить, но СП так на меня посмотрел, что я тут же умолк. «Вот что, товарищ Белоусов, и вы все слушайте. Комплексные испытания будете проводить у нас. Под ответственность Чертока и Осташева. 28 августа испытанный аппарат должен быть из нашего 44-го цеха отправлен на полигон». Кто-то из топтавшихся вокруг инженеров, дернув меня за рукав, шепотом сказал: «Раньше чем через неделю мы ни один блок не наладим. Нельзя же к вам отправлять полуфабрикаты прямо после пайки».
Когда после осмотра заводика мы уселись в просторный ЗИС-110, Королев сердито мне выговорил: «Борис, ты неисправим. Думаешь, я не понимаю, что у них полный провал. Но пусть теперь попробуют сказать, что даже поблочно не могут нам прислать первый комплект. Я уже давно Калмыкова предупреждал, что он не на ту лошадь ставит».
30 августа я, назначенный техническим руководителем работ на ТП, вместе с Аркадием Осташевым, которого Королев назначил моим заместителем, вылетел в Тюратам.
Через сутки приземлился грузовой самолет Ан-12, который доставил два полусобранных марсианских аппарата 1М № 1 и № 2. № 1 мы сразу отправили на электрические испытания, № 2 — в барокамеру для проверки герметичности конструкции. Началось столпотворение с разборкой прибывшего имущества, десятков ящиков, кабелей, пультов, определение дефицита, поиски испытательной документации и даже нужных людей, которые где-то еще затерялись в Москве и Подлипках. ВЧ-граммы в обе стороны загружали линии связи круглые сутки. В нашем распоряжении был месяц до пуска по Марсу.
Должен сознаться, что я тогда не считал положение безнадежным — сказывалась еще космическая мало опытность. В этом же 1960 году у нас ведь были успешные пуски космических кораблей-спутников, о которых был оповещен весь мир. Авось нам повезет и здесь. Кроме того, была еще одна нехорошая надежда, которая появляется в преддверии срыва сроков: «Не я буду последним, до меня в полете дело не дойдет! Ракета ведь новая!»
Леониду Воскресенскому Королев поручил руководить подготовкой старта четырехступенчатой 8К78. Воскресенский детально разобрался с состоянием дел по четвертой ступени. Был он от Бога наделен даром предвидения, хотя и считал себя атеистом. Выслушав мои проблемы, он посоветовал:
— Да плюнь ты на этот радиоблок вместе со всеми марсианскими задачами. По первому разу мы дальше Сибири не улетим!
Мы уже были адаптированы к круглосуточной работе на ТП. Но сентябрь 1960 года по «недосыпу», числу ежечасных технических проблем, лавине отказов был рекордным. Среди всех систем, соревнующихся по количеству «бобов», самым рекордным был радиокомплекс.
Началось с того, что радиоблок оказался просто неработоспособным. На совещании технического руководства 9 сентября ведущий идеолог бортового радиокомплекса Малахов заявил, что положение отнюдь не безнадежное и ему нужны всего сутки на испытания. Хотя не все прилетевшие из Москвы приборы были кондиционны, а запасные — и вовсе не работали.
Это заявление вызвало взрыв возмущенного смеха. Я сообщил по ВЧ состояние дел Королеву. Он ответил, что вылетает в ближайшие дни вместе с министром Калмыковым, который «даст жару» этому Малахову и всей компании Белоусова.
После того как на столе Малахов и Ходарев заставили передатчики излучать, а приемники принимать команды, я настоял на водворении всей аппаратуры на свои штатные места в корпусе аппарата и начале проверок совместно с другими системами. Надо было убедиться, что команды из радиоблока разойдутся не по ложным адресам, а передатчики через штатные бортовые антенны способны излучать обещанные ватты, при потреблении тоже не более согласованного от бортовых источников количества ампер.
Что тут началось! Пробой триодов в передатчике — выяснилось, запаяли не тот триод. Пробой диодов в преобразователе питания передатчика — это непонятно, почему. Отказы миниатюрных переключателей «Таран» — по причине их особо низкого качества. Сгорела электроника КРЛ из-за перепутанного монтажа. Отказал электронный коммутатор телеметрии. Передатчик начал было работать, но вдруг пошел дым! И так далее, и так далее. Ежедневный перечень замечаний превышал два десятка.
