Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам - Черток Борис Евсеевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Малахов, появляясь после одного-двух часов сна, с головой по пояс влезал в аппарат вместе с паяльником. Больше никто, кроме него, не разбирался и не имел доступа к радиоблоку. Трудно было понять, идет ли дым от пайки канифолью или дымят сами приборы.
К 15 сентября на полигон прилетела Госкомиссия во главе с Рудневым и Калмыковым. Они имели обыкновение ночью приходить в МИК и убеждаться в том, что никто не спит и «пайка» продолжается.
Королев, Келдыш, Ишлинский уже были на полигоне. Много времени у начальства отнимали заседания по кораблям-спутникам. Начали появляться многочисленные гости и любопытные, причастные к пилотируемой программе. Не за горами был пуск «Востока». За делами по Марсу начальство следило по ночам. Очередной ночью Руднев с Калмыковым пришли в МИК вместе с Королевым.
Руднев обратился ко мне с не совсем корректным вопросом:
— Каждую ночь, когда мы приходим в МИК, я вижу, торчит из аппарата одна и та же задница! Она тоже полетит на Марс?
Сказано это было так громко, что ее владелец с трудом вытащил из аппарата другие части тела и, увидев начальство, приготовился к дальнейшему разносу. Однако настроения для него уже не было. Малахов доложил, что ему нужно еще четыре часа.
— Я уже привык к тому, — сказал Калмыков, — что каждые сутки вам не хватает еще четырех часов. За месяц таких набралось больше сотни.
Дальнейшие уточнения могли привести к громкому обсуждению действительного положения дел. Это было нежелательно в присутствии членов Госкомиссии, и руководители нас покинули.
Четыре раза вытаскивали из аппарата для «штатного ремонта» два передатчика, шесть раз — приемники, дорабатывали логику подачи команд, неисчислимое количество перепаек сделали в схемах телеметрии, никак не могли согласовать подачу числовых команд с нужными углами установки звездного и солнечного датчиков. Каждое новое включение, имитирующее один из сеансов работы борта, приносило новые отказы и необъяснимые замечания. Снова следовало вскрытие аппарата, снова перепайки.
Непонятно, когда отдыхали две монтажницы нашего приборного производства. Римму и Люду в любое время суток можно было увидеть в МИКе, перепаивающих согласно очередному изменению схемы монтаж капризного прибора или изготавливающих новый кабель. Кто-то из инженеров, получив после перепайки кабель, при мне прозвонил его на соответствие схеме, нарисованной карандашом на клочке бумаги. Обнаружил ошибку, возмутился и пожаловался, что «ваша монтажница меня подвела».
Я подошел к Римме выяснить причину.
— Признаюсь, ошиблась, после семнадцати часов пайки без перерывов на ужин и завтрак. На обед мы уже давно не ходим.
Только к 27 сентября при круглосуточных испытаниях, доработках, перепайках и перепроверках мы дошли, наконец, до комплексных испытаний по полной программе и получили такое число отклонений, что стало очевидным — пуск в оптимальную дату невозможен.
Комплексные испытания на соответствие программе управления полетом в сеансах связи срывались по самым разным причинам. Мы их повторяли до одури, стремясь хоть раз пройти без замечаний имитацию нормального полета.
Наконец, 29 сентября дотянули испытания до имитации сеанса передачи изображения. Получили ко всеобщему ликованию некое подобие тест-картинки. Фототелевизионное устройство должно было передать изображение поверхности Марса на пролете с высоты около 10 000 км. Но, увы, при повторении убедились, что ФТУ работать вряд ли будет! Сеанс астрокоррекции из-за ошибок в методике закладки уставок также срывался, снова делались попытки повторения, снова на другом этапе получали срывы.
3 октября на бурном заседании Госкомиссии в адрес Белоусова было столько сказано, что мне стало его искренне жаль.
— А так им и надо. Нечего было браться за такую работу в эти сроки, — так оценил Рязанский очередной разнос Белоусова, Ходарева и Малахова.
Агаджанов, специально прилетевший из Крыма, доложил, что Евпатория готова к работе, но попросил расширить полосу приемников с 25 до 300 Гц в связи с плавающей частотой бортовых передатчиков Белоусова.
Королев очень резко выступил в адрес министра Калмыкова, выразив вотум недоверия СКБ-567 и лично Белоусову. Он просил до следующей работы передать СКБ на правах филиала Рязанскому.
Баллистики и проектанты считали траектории для каждой даты. Они доложили: «Мы уходим от оптимальной даты, поэтому надо искать резервы веса!»
Госкомиссия без колебаний постановила снять с борта фототелевизионное устройство и спектрорефлексометр профессора Лебединского. Этот прибор должен был определить, есть ли жизнь на Марсе. Чтобы облегчить принятие такого решения, Королев предложил прибор предварительно проверить в степи недалеко от нашей площадки. Ко всеобщему восторгу прибор показал, что на Земле в Тюратаме «жизни нет»! Решение Госкомиссии Лебединский переживал, как гибель близкого человека. Я успокаивал:
— Вам повезло! До Марса долететь шансов практически нет. Зато вы получаете время довести до ума свои приборы. По меньшей мере за год вы должны своим прибором доказать, что у нас в степи жизнь еще есть.
Вечером 4 октября в домиках, бараках и гостиницах все же отмечали годовщину запуска первого спутника, используя подарок французского винодела. Из тысячи бутылок шампанского, которые он прислал за фотографии обратной стороны Луны, целая сотня была нам доставлена из Москвы к празднику.
Эту годовщину мы отмечали отнюдь не в лучшем настроении. Год назад мы ошеломили мир фотографией обратной стороны Луны. Неделю назад мы должны были пустить аппарат к Марсу для фотографирования и передачи на Землю его загадочных каналов. Вдруг там откроются еще какие-либо сооружения. Но месяц круглосуточной работы показал, что сенсации не будет.
Весь этот месяц я работал на ТП с Аркадием Осташевым в режиме 12 — 13-часовых смен. Я — почти всегда днем, чтобы объясняться с начальством, Осташев — преимущественно ночью. Когда стало очевидным, что оптимальную дату мы не способны использовать, возникли упаднические настроения — «лучше ужасный конец, чем ужас без конца».
Но обещания Хрущеву о полете к Марсу были даны и команда «полный вперед» продолжала действовать. Откладывать пуски до будущего года действительно не имело смысла. Производство носителей успешно продолжалось, об экономии средств мы не думали, а лишний опыт всегда будет полезен.
6 октября после трех суток непрерывающихся испытаний, доработок, уточнений и разрешений я доложил Королеву, что отдаю объект 1М № 1 на сборку и стыковку с четвертой ступенью носителя и переключаю все силы на резерв — 1М № 2.
Уже не было никакой надежды на пролет вблизи Марса. Оставалась задача просто испытать четвертую ступень и опробовать функционирование систем космического аппарата в длительном полете. Это само по себе было бы успехом.
10 октября 8К78 № 1 с аппаратом 1М № 1 уходит со старта и терпит аварию. Изучая телеметрические записи, мы быстро установили причину. Две первые ступени работали нормально. На участке третьей ступени (блок «И») гирогоризонт в районе 309-й секунды дал явно ложную команду. По-видимому, произошел обрыв или нарушился контакт в командном потенциометре. Третья ступень при ложной команде отклонилась больше чем на 7°, при этом замкнулся концевой контакт гирогоризонта и была выдана команда на выключение двигателя. Вся марсианская связка пошла к Земле и сгорела в атмосфере над Восточной Сибирью.
Второй пуск 8К78 — 14 октября с аппаратом 1М № 2 — и снова авария. На этот раз технологический дефект в пневмогидросхеме. Негерметичность магистрали жидкого кислорода привела к тому, что еще на старте началось переохлаждение керосинового клапана, который открывается перед запуском двигателя третьей ступени. Керосиновый клапан, облитый жидким кислородом, замерз. При подаче команды на запуск клапан не открылся и марсианская связка снова по вине ракеты-носителя сгорела в атмосфере над Сибирью.
Калмыков имел все основания отыграться за резкие выпады Королева в свой адрес. Он этого не сделал.
