Полный курс лекций по русской истории - Платонов Сергей Федорович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Вообще же все классы страдали одинаково от воеводских насилий и приказной волокиты.
Таково было к тому времени, когда умер Михаил Федорович, положение общества, поборовшего смуту и успевшего избавить государство от распада.
Время царя Алексея Михайловича (1645-1676)
В 1645 г. скончался царь Михаил Федорович, а через месяц умерла и жена его, так что Алексей Михайлович остался сиротой. Ему было всего 16 лет, и, конечно, он не самостоятельно начал свое замечательное царствование; первые три года государством правил его воспитатель Борис Иванович Морозов. Морозов был человек несомненно способный, но, как умно выразился Соловьев, «не умевший возвыситься до того, чтобы не быть временщиком». Три года продолжалось его «время», время лучшее, чем при Салтыковых, но все-таки темное.
На бедную, еще слабую средствами Русь при Алексее Михайловиче обстоятельства наложили столько государственных задач, поставили столько вопросов, требовавших немедленно ответа, что невольно удивляешься исторической содержательности царствования Алексея Михайловича.
Прежде всего внутреннее неудовлетворительное положение государства ставило правительству много задач юридических и экономических; выражаясь в челобитьях и волнениях (т. е. пользуясь как законными, так и незаконными путями), – причем волнения доходили до размеров разинского бунта, – они вызвали усиленную законодательную деятельность, напряженность которой нас положительно удивляет. Эта деятельность выразилась в Уложении, в Новоторговом уставе, в издании Кормчей книги и, наконец, в массе частных законоположений.
Рядом с крупными вопросами юридическими и экономическими поднялись вопросы религиозно-нравственные; вопрос об исправлении книг и обрядов, перейдя на почву догмата, окончился, как известно, расколом и вместе с тем сплелся с вопросом о культурных заимствованиях. Рядом с этим встал вопрос об отношении церкви к государству, ясно проглядывавший в деле Никона, в отношениях последнего к царю.
Кроме внутренних вопросов; назрел и внешний политический вопрос, исторически очень важный, – вопрос о Малороссии. С ее присоединением начался процесс присоединения к Руси отпавших от нее волостей, и присоединение Малороссии, таким образом, было первым шагом со стороны Москвы в деле ее исторической миссии, к тому же шагом удачным. До сих пор Литва и Польша играли в отношении Руси наступательную роль; с этих пор она переходит к Москве.
Со всеми этими задачами Москва, еще слабая, еще не готовая к их решению, однако, справлялась: государство, на долю которого приходилось столько труда, не падало, а росло и крепло, и в 1676 г. оно было совсем иным, чем в 1645 г.: оно стало гораздо крепче как в отношении политического строя, так и в отношении благосостояния.
Только признанием за Московским государством способности к исторической жизни и развитию можно объяснить общие причины этого явления. Это был здоровый организм, имевший свои исторические традиции и упорно преследовавший сотнями лет свой цели.
Внутренняя деятельность правительства Алексея Михайловича
Князь Яков Долгорукий, человек, помнивший время Алексея Михайловича, говорил Петру Великому: «Государь, в ином отец твой, в ином ты больше хвалы и благодарения достоин. Главные дела государей – три: первое – внутренняя расправа и главное дело ваше есть правосудие; в сем отец твой больше нежели ты сделал». Эти слова показывают, какое высокое мнение сложилось у ближайших потомков «гораздо тихаго» царя о его законодательной деятельности: его ставили даже выше Петра, хотя последний в наших глазах своими реформами и перерос отца.
К сожалению, вышеприведенные слова Долгорукого не могут быть относимы к первым трем годам царствования Алексея Михайловича, когда дела государства находились в руках вышеупомянутого Морозова: будучи опытным администратором, Морозов не любил забывать себя и свою родню и часто общие интересы приносил в жертву своим выгодам. Как дядька Алексея Михайловича, он пользовался большим влиянием на него и большой его любовью. Имея в виду обеспечить свое положение, он отстраняет родню покойной царицы и окружает молодого царя «своими». Далее, в 1648 г., временщик роднится с царем, женясь на Милославской, сестре государевой жены. В свою очередь, опираясь на родство с царем и на расположение Морозова, царский тесть Илья Данилович Милославский, человек в высшей степени корыстный, старался заместить важнейшие государственные должности своими не менее корыстолюбивыми, чем он, родственниками. Между последними особую ненависть народа навлекли на себя своим лихоимством начальник Пушкарского приказа Траханиотов и судья Земского приказа Леонтий Плещеев, действовавшие во имя одной и той же цели слишком уже явно и грубо. В начале июня 1648 г. это вызвало общий ропот в Москве, случайно перешедший в открытое волнение. Царь лично успокоил народ, обещая ему правосудие, и вместе с тем нашел нужным отослать Морозова из Москвы в Кириллов монастырь, а Траханиотов и Плещеев были казнены. В связи с московскими волнениями летом, в июле, произошли беспорядки в Сольвычегодске, в Устюге и во многих других городах; везде они направлялись против администрации.
Вскоре после московских беспорядков правительство решило приступить к составлению законодательного кодекса. Это решение невольно связывается в нашем представлении с беспорядками: такой давно не виданный факт, как открытый беспорядок в Москве, конечно, настойчивее и яснее всего показал необходимость улучшений в деле суда и законодательства. Так понимал дело и патриарх Никон; он говорил, между прочим, следующее: «Всем ведомо, что собор был (об Уложении) не по воле, боязни ради и междоусобия от всех черных людей, а не истинныя правды ради». Что в то время, т. е. в 1648-1649 гг., в Москве действительно чувствовали себя неспокойно, есть много намеков. В начале 1649 г. один из московских посадских, Савинка Корепин, осмелился даже утверждать, что Морозов и Милославский не сослали князя Черкасского, «боясь нас (т. е. народа), для того, что весь мир качается».
Необходимость улучшений в деле суда и законодательства чувствовалась на каждом шагу, каждую минуту – и правительством и народом. О ней говорила вся жизнь, и вопросом праздного любопытства кажется вопрос о том, когда было подано челобитье о составлении кодекса, о котором (челобитье) упоминается в предисловии к Уложению (этим вопросом много занимается Загоскин, один из видных исследователей Уложения). Причины, заставлявшие желать пересмотра законодательства, были двояки. Прежде всего, была потребность кодификации законодательного материала, чрезвычайно беспорядочного и случайного. С конца XV в. (1497 г.) Московское государство управлялось Судебником Ивана III, частными царскими Указами и, наконец, обычаем, «пошлиною» государственной и земской. Судебник был преимущественно законодательством о суде и лишь мимоходом касался вопросов государственного устройства и управления. Пробелы в нем постоянно пополнялись частными указами. Накопление их после Судебника повело к составлению второго Судебника, «царского» (1550 г.). Но и царский Судебник очень скоро стал нуждаться в дополнениях и потому дополнялся частными указами на разные случаи. Эти указы называются часто «дополнительными статьями к Судебнику». Они собирались в приказах (каждый приказ собирал статьи по своему роду дел) и затем записывались в «Указных книгах». Указной книгой приказные люди руководились в своей административной или судебной практике; для них указ, данный на какой-нибудь отдельный случай, становился прецедентом во всех подобных случаях и таким образом обращался в закон. Такого рода отдельных законоположений, иногда противоречащих друг другу, к половине XVII в. набралось огромное число. Отсутствие системы и противоречия, с одной стороны, затрудняли администрацию, ас другой – позволяли ей злоупотреблять законом. Народ же, лишенный возможности знать закон, много терпел от произвола и «неправедных судов». В XVII столетии в общественном сознании ясна уже потребность свести законодательство в одно целое, дать ему ясные формулы, освободить его от балласта и вместо массы отдельных законов иметь один кодекс.
