Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий - Прудникова Елена Анатольевна (книги онлайн .TXT) 📗

Нет. Не сорок, а сто тысяч. Что же касается бронированных тракторов…

Впрочем, вот выдержки из текста записки от 30 декабря 1930 года.

«Уважаемый товарищ Сталин!

В разговоре со мной во время 16-го партсъезда по поводу доклада Штаба РККА, беспринципно исказившего и подставившего ложные цифры в мою записку о реконструкции РККА, Вы обещали просмотреть материалы, представленные мною Вам при письме, и дать ответ.

Я не стал бы обращаться к Вам с такой просьбой после того, как вопрос о гражданской авиации Вы разрешили в масштабе большем, чем я на то даже рассчитывал, а также после того, как Вы пересмотрели число дивизий военного времени в сторону значительного его увеличения. Но я все же решил обратиться, т. к. формулировка Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР и основанного, как Вы мне сказали, на докладе Штаба РККА, совершенно исключают для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности..»

Это уже интересно! Выходит, Сталин, самый трезвый из глав государств, стал более милитаристом, чем сами «красные милитаристы», пусть даже по отдельным вопросам…

«В дополнение к ранее посланным материалам, я хочу доложить о последних данных, которые мне удаюсь подработать по вопросу о массовом танкостроении. В моем первом письме к Вам я писал о том, что при наличии массы танков встает вопрос о разделении их по типам между различными эшелонами во время атаки. [36] В то время как в первом эшелоне требуются первоклассные танки, способные подавить противотанковые пушки, в последующих эшелонах допустимы танки второсортные, но способные подавлять пехоту и пулеметы противника.

Устоявшаяся на опыте империалистической войны консервативная мысль представляет себе развитие танков в тех, сравнительно небольших массах, в каких их видели в 1918 году. Такое представление явно не правильно.

Уже к 1919 году Антанта готовила 10 000 танков, и это почти на пороге рождения танка. Представление будущей роли танков в масштабе 1918 года порождает стремление соединить в одном танке все, какие только можно вообразить, качества. Таким образом танк становится сложным, дорогим и неприменимым в хозяйстве страны. И наоборот, ни трактор, ни автомобиль не могут быть непосредственно использованы как основа такого танка.

Совершенно иначе обстоит дело, если строить танк на основе трактора и автомобиля, производящихся в массах промышленностью. В этом случае численность танков вырастет колоссально…

…"Красный путиловец" с марта 1931 года будет выпускать новый тип трактора, в полтора раза более сильный. Нынешняя модель слишком слаба. Новый трактор даст отличный легкий танк. Модель Сталинградского завода и Катерпиллер также приспособляются под танк…»

Извините, но ведь это совсем не то, что писали – будто бы он предлагал бронировать трактора. Историкам простительно, они гуманитарии… но все же модель трактора – это далеко не сам трактор. Это просто-напросто «рецепт» его производства. И все сказанное означает не то, что из уже готовых тракторов будут делать танки, а то, что тракторный или автомобильный завод можно без серьезной перестройки производства приспособить под танковый, только и всего…

Но наконец-то мы подошли и к цифрам…

«Итак, мы обладаем всеми условиями, необходимыми для массового производства танков. Причем в моей записке о реконструкции РККА я не преувеличил, а приуменьшил возможности производства у нас танков.

а) в 1932 г. – 40 000 по мобилизации и 100 000 из годового производства и б) в 1933 эти цифры могли бы возрасти раза в полтора.

…Вряд ли какая-либо капиталистическая страна или далее коалиция в Европе на данной стадии подготовки антисоветской интервенции смогла бы противопоставить что-либо равноценное в этой новой, массовой подвижной силе…» [37]

И все же странно: неужели автору записки неясно, что через несколько лет эти танки устареют и будут ни на что не годны? И снова надо будет клепать новые, а потом еще и еще?

Да, но при чем тут несколько лет? Ясно ведь сказано: на данной стадии подготовки антисоветской интервенции.

А полезно все-таки читать документы в оригинале!

Потому что из записки ясно следует, что Тухачевский не предлагает разогнать производство и штамповать по 40 тысяч танков в год. Он предлагает его приготовить к тому, чтобы в случае необходимости выдать 40 тысяч по мобилизации. А мобилизация, если нам память не изменяет, вещь вполне конкретная и проводится в конкретном случае – «если завтра война». И записка эта явно, черным по белому, предлагает: подготовить автомобильные и тракторные заводы к тому, чтобы в случае, если война начнется в 1931–1932 годах, немедленно начать выпускать легкие танки «второго эшелона» на базе уже существующего производства.

Вот в чем подлинный смысл этой записки, а вовсе не в том, чтобы в мирное время наводнить страну переклепанными тракторами. Неудивительно, что Сталин извинился.

Дело в том, что именно это время было временем наибольшей «военной тревоги» для Советского Союза. Отношения с Германией потихоньку стали разлаживаться. В начале 1931 года Франция готова была предоставить Германии заем в 2–3 миллиарда золотых франков на условии пересмотра советско-германских отношений. 23 июня 1932 года советская разведка, например, получала из Берлина сообщения такого рода: «Генерал Шлейхер и командование рейхсвера считают момент для интервенции против России назревшим. Генерал Шлейхер стоит за то, что интервенция должна быть начата еще в этом году. Внутренние трудности Советского Союза настолько велики, что уже факт объявления войны может привести к антикоммунистическому перевороту… В стране установится военная диктатура, которая свергнет Сталина». [38] И эти тоже ждали Наполеона…

Остальные милые соседи своего отношения к СССР не изменили, а единственный союзник стремительно становился врагом. Момент ударить был более чем удачный. Советский Союз полностью, как казалось, увяз в коллективизации, индустриализация была в самом начале, в стране существовала мощнейшая «пятая колонна».

Уборевич, предшественник Тухачевского на посту начальника вооружений, в 1936 году писал Орджоникидзе: «Я знаю сейчас, в 1936 году, что много было сделано, очень много ошибок. Оправданием мне служит одно – я чертовски боялся войны в 1930 и 1931 годах, видя нашу неготовность. Я торопился…»

Тухачевский тоже торопится, и по той же причине – он боится войны в 1931 и 1932 годах.

Кстати, и эти фантастические цифры он ведь тоже не с потолка взял. Они были увязаны с пятилетним планом. Существовало два плана: «оптимальный», то есть план как таковой, и «пересмотренный». Так вот: по первому варианту в 1932–1933 годах предлагалось произвести 50 тысяч тракторов и 130 тысяч автомобилей, а по второму – соответственно 197 и 350 тысяч. Так что Тухачевский в своем максимализме не одинок. В этом «громадье планов» ему принадлежит вторая скрипка, а первую партию исполняет Госплан…

…Война не состоялась. Во многом «помог» пришедший к власти Гитлер. Германия была еще слишком слаба, чтобы немедленно напасть на СССР, зато западные соседи, особенно Польша и Франция, теперь были озабочены проблемами сосуществования с Третьим рейхом. Французское правительство вдруг стало искать дружбы Страны Советов. Война была отсрочена, и 40 тысяч танков Тухачевского попросту не понадобились. В рамках обычной программы к концу 1931 года предполагалось иметь в армии около 1000 танков, к концу 1932 года – около 4000, к концу 1933-го – до 8500 танков. А вот мобилизационная мощность промышленности – на случай войны – была и вправду рассчитана на сорок тысяч.

Но об этом Суворов (не фельдмаршал) почему-то тоже не написал…