История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич (читать книги регистрация .TXT) 📗
Несколько позднее тот же начальник охранного отделения, ездивший в Самару для свидания с Алакшиной, уведомил Департамент полиции о выяснении местонахождения печатни – на каком-то хуторе, верстах в 30 от Самары.
Ввиду серьёзности сведений наблюдение по этому делу было поручено филёрам летучего отряда, находившимся тогда в Самаре, которые, впрочем, ничего особенного не выяснили, и произведённые затем у намеченных лиц обыски никакой типографии не обнаружили.
Сконфуженная такими результатами своего доносительства Алакшина перебралась в Казань и здесь выкинула «трюк»: она написала «анонимку» прокурору – на себя. Её обыскали, нашли нелегальщину, взяли под стражу, но после соответственного уведомления Департамента полиции освободили.
Позднее Алакшина появилась (в 1906 году) в Уфе, но и тут ей не повезло: товарищи перехватили её письмо в «охранку», и она была опубликована по поволжским организациям, как шпионка.
Монакова Антонина, крестьянка. В 1901 году в г. Ни-кольске Вологодское губернское жандармское управление обнаружило в сенях пакет с надписью «Передать домашним. А.Воронецкий», содержащий 4 письма Антонины Монаковой и рукописный устав тайного общества «Кредо».
При разведке выяснилось, что Воронецкий ведёт нетрезвый образ жизни и даже имел намерение покончить с собой, а также, что он вполне благонадёжен и что Монакова, поссорившись с ним, написала анонимный донос на него жандармскому управлению. Свидетели удостоверили, что Монакова отличается нетрезвым поведением, легко вступает в любовную связь и обыкновенно выдаёт себя за политическую ссыльную, рассказывала о себе, что она дочь генерала, окончила курс в гимназии и привлекалась по выдающемуся государственному преступлению, тогда как в действительности Монакова – дочь крестьянина, нигде почти не училась, несколько раз судилась за кражу и бесписьменность, отбывала за это в Устюгском женском монастыре заключение и была привлечена раз к дознанию за оскорбление Величества.
По заявлению частного поверенного Бардовского, Монакова, явившись к нему под предлогом просить работы, зазвала его к себе и после того, как Бардовский, побывавши у неё два-три раза, прекратил посещения, стала вымогать у него деньги, угрожая, что в противном случае ему не избежать рук жандармов.
На дознании Монакова первоначально дала весьма подробные показания об участии своём в тайных обществах
«Кредо», «Арор», «Защита», а впоследствии объяснила, что все прежние показания её ложны, что она никогда не состояла ни в одном преступном обществе, устав написала, чтобы убедить Воронецкого, что она – государственная преступница, донесла же потому, что её обидели, назвав проституткой.
Ввиду этого Монакова, уличённая в заочном оскорблении вдовствующей государыни, была подвергнута аресту при волостном правлении на три недели.
После этого Монакова появилась в Ярославле и представила губернатору записку, более чем на десяти листах, о сношениях своих с местными «радикалами», в которой привела слышанные ею разговоры и т. д. Донос был написан так гладко, что Рогович принял выдумки за чистую монету и собирался приехать в Петербург с особым докладом; его разочаровали, указав, что Монакова – известная мистификаторша.
Писания Монаковой свидетельствуют о богатстве её фантазии и умении излагать их правдоподобно. Она не имела настоящих связей с революционной средой, и потому обманность её доносов распознать было не трудно.
Тревога, поднятая Монаковой в ярославской администрации, вызвала следующую заметку, помещённую в №3 (ноябрь 1903 г.) «Листка Северного комитета»: «Предупреждаем наших читателей относительно Антонины Монаковой, она живёт в Ярославле и называет себя то фельдшерицей, то акушеркой, то швеёй. По наведённым справкам, прошлое её очень сомнительное. Советуем держаться от этой тёмной личности подальше».
Нельзя сказать, чтобы все. предатели выполняли свои гнусные обязанности с лёгким сердцем; некоторых из них, несомненно, мучала совесть, и настолько, что они не могли перенести её укоров и кончали самоубийством. Так, в 1903 году застрелился секретный сотрудник Томского охранного отделения учитель Иван Высотин и около того же времени отравился агент Пермского охранного отделения Серафимович. 22 января 1913 года застрелился в Версале (во Франции) секретный сотрудник Петербургского охранного отделения эсер Пыцин; в Париже покончил с собой (1917 г.) секретный сотрудник заграничной агентуры Русинов (он же Маркин). В том же городе покушался на самоубийство 20 октября 1912 года Морис Стред-няк, заподозренный в шпионстве.
Другие охранники стыдились своей профессии в такой степени, что когда тайна их жизни открылась, то, боясь ожидавшего их позора, они уходили «в мир небытия». Таких случаев зарегистрировано немало. «Откровенники» кончали не лучше. Выдавший многих по делу «193-х» Георгий Трудницкий покончил самоубийством, другой предатель по тому же делу – Рабинович сошёл с ума в Сибири; Гольденберг, предавший народовольцев, повесился (в 1879 г.) в тюрьме, находясь в заключении; покончил с собой и агент Нижегородского охранного отделения Яроч-кин (Генехин). Иные из предателей старались реабилитировать себя особым путём. Например, секретный сотрудник невского охранного отделения Руденко прострелил 28 мая 1905 года лёгкое своему начальнику – небезызвестному Спиридовичу. Агент белостокского жандарма Гло-бачева – Шляхтер тоже в 1905 году бросил бомбу в помощника пристава Семёнова и заплатил за это 10 годами каторжных работ.
Секретный сотрудник Екатеринославского охранного отделения Гржиминский для поддержания своего революционного престижа лично участвовал в убийстве начальника конной стражи Мрачека. Охранник Остроумов в Одессе убил сыщика и был приговорён за это к смертной казни.
Некоторые провокаторы, полагаясь на свою безнаказанность, заходили слишком далеко в своём рвении, и у них выходили недоразумения с официальной юстицией. Антон Сукеник не только подвёл под суд товарищей, но и сам был приговорён в 1914 году к 12 годам каторжных работ. Бундист Радневский, агент полиции, получил по суду 4 года каторжных работ.
Получалось, что предательство на следствии не избавляло на суде от кары, и очень суровой иногда. Например, Станислав Вольгус и Мартын Гибал, на откровенных показаниях которых был построен большой процесс в Радоме боевой фракции ППС, были присуждены к смертной казни и повешены (октябрь 1906 г.). Антонов, выдавший в Петербурге группу анархистов, был осуждён на 10 лет каторжных работ. Клещ-Клещенко Алексей, агент Одесского охранного отделения, «налётчик», пошёл на 15 лет каторжных работ.
Не спасло от судебного возмездия звание секретного сотрудника (иркутское охранное отделение) рабочего Афанасьева, который за мошеннические растраты был приговорён в ноябре 1912 года к 4 годам арестантских рот.
Иногда, впрочем, судебные приговоры имели только символическое значение и смягчались, а то и совсем отменялись, в порядке «монаршего милосердия». Так, осуждённый на каторгу за участие в экспроприации В.П.Кулагин, агент охраны, «по высочайшему повелению» был от наказания освобождён.
1917 год явил чрезвычайно интересную картину охранного подполья. Революция вскрыла одно весьма пикантное обстоятельство: оказалось, что в составе Советов рабочих депутатов, игравшего такую роль в первый момент переворота, находилось более 30 осведомителей охраны, причём один из них был председателем, трое – товарищами председателя Совета рабочих депутатов, двое – редакторами «Известий» Совета рабочих депутатов, один председателем союза деревообделочников и т. д. Один шпион – Цветков умудрился попасть в Комитет общественной безопасности (в Москве), а другой – Николаев-Ассинский был даже членом комиссии по ревизии Красноярского охранного отделения. Провокатор Деконский состоял в числе кандидатов в Учредительное собрание, а Ильин (из Мелитополя) и печальной памяти Роман Малиновский прошли депутатами в Государственную думу.
Временное правительство, как известно, отнеслось очень снисходительно к своим политическим врагам. В частности, относительно агентов политической полиции царского режима вполне определённых мер принято не было. Возникшие самочинно в более крупных городах комиссии по обеспечению нового строя, занялись выяснением деятельности охранных учреждений и их служебного персонала, они опубликовали списки секретных сотрудников охраны, образовали «суды чести», к которым привлекли более видных провокаторов, подвергнув их временному задержанию. Приговоры этих судов имели более моральное значение, чем практическое, так как лишали осуждённых «общественного доверия» и т. д. – лишали их того, чем они и не дорожили. Только с переходом власти в руки большевиков некоторым из секретных сотрудников пришлось поплатиться за свои грехи. Так были приговорены к расстрелу революционными трибуналами охранники: Озоль в Петербурге, секретная сотрудница заграничной агентуры Мария Бейтнер в Москве, служивший в Красной Армии Вадецкий и записавшийся в коммунистическую партию Горбунов (в Москве). Кроме того, были казнены в 1917 году: упомянутый выше Малиновский, «еврейский Азеф» – Каплинский и провокаторы: Лобов, Леонов, НАПоляков, А. Романов, СИ.Сколов и ФДАристов. В апреле 1925 года был расстрелян провокатор Н.Курлянд-ский. Возбудили такое судебное преследование против «бабушки провокации» – А.Е.Серебряковой (приговорена к тюремному заключению), был предан суду ещё старый народоволец Окладский.
