Портреты Смутного времени - Широкорад Александр Борисович (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Первая подпись под грамотой принадлежала боярину Василию Петровичу Морозову. Он был потомком беспородных московских бояр. Родоначальник Морозовых Иван Мороз жил в середине XIV века, происхождение же его неизвестно. Василий Петрович Мороз был в 1601 году произведен царем Борисом в окольничие. В 1608 году, будучи казанским воеводой, он присягнул Лжедмитрию II, за что и получил «тушинское боярство».
Вторая подпись принадлежала боярину князю Владимиру Тимофеевичу Долгорукову. Рюриковичи Долгоруковы вели свой род от князя Ивана Андреевича Оболенского, получившего прозвище Долгорук. В роду Долгоруковых до начала Смуты не было ни одного боярина. Тимофей Иванович Долгоруков был окольничим, а его сын Владимир в начале Смутного времени служил воеводой в Пронске. Боярство он получил в 1608 году от Лжедмитрия II, позже служил семибоярщине, а от них переметнулся к Минину. Забегая вперед, скажу, что дочь Т. И. Долгорукова в 1624 году стала женой царя Михаила, но через несколько месяцев умерла.
Третья подпись была Федора Васильевича Головина. Головины вели свой род от знатного византийца Комнина, по какой-то надобности заехавшего в Москву. Никаких документальных подтверждений эта «липа» не имеет. Настоящим родоначальником Головиных является дворянин Иван Ховрин, служивший при Иване III. Ф. В. Головин был одним из тех, кто впустил в 1610 году поляков в Кремль.
Четвертым подписался князь Иван Большой Никитович Одоевский [75], пятым — князь Василий Пронский, шестым — князь Федор Федорович Волконский-Мерин, седьмым — Матвей Плещеев, восьмым — стольник князь Алексей Михайлович Львов, девятым — Мирон Андреевич Вельяминов-Зернов.
Как видим, среди первых девяти подписантов нет ни знати, ни настоящих бояр. Естественно, что все они имели свои интересы, обладали в большей или меньшей степени честолюбием, но ни один из них не годился даже в руководители ополчения, не то что в кандидаты на престол. Это и подтвердила их судьба: после 1613 года никто из них не сделал значительной карьеры, если не считать именитого тестя Тимошу Долгорукова, после которого возникла легенда, что девицы Долгоруковы приносят несчастья царям. [76]
Надо ли говорить, что если бы Минину и Пожарскому удалось собрать собор в Ярославле, то все девять добрых молодцев-подписантов стали лишь хорошей декорацией для единственной кандидатуры на престол — Дмитрия Михайловича Пожарского.
Созыв собора в обстановке смуты и хаоса — дело не недель, а долгих месяцев. Поэтому в Ярославле, не дожидаясь собора, было создано земское правительство, управляющее уже большей частью России. В Ярославле возникли учреждения типа министерств: Поместный приказ, Монастырский приказ, Разрядный приказ, Казанский дворец, Новгородская четверть и другие, то есть все учреждения, существовавшие при Иване Грозном и Борисе Годунова. В Ярославле был устроен Денежный двор, и началась чеканка монеты. Земское правительство вступает в переговоры с зарубежными странами.
Значительную роль в правительстве играл Кузьма Минин. Нижегородский мещанин получил необычный и внушительный титул — «Выборный всею землей человек». Минин даже обзавелся собственной печатью, на которой была изображена фигура античного героя, сидящего в кресле и держащего в правой руке чашу. Рядом с креслом стояла амфора. Все это символизировало смысл деятельности Минина — собрание и хранение государственной казны.
Разумеется, кроме светской власти должна быть власть и духовная. Для созыва Большого собора нужно было время, а пока был создан Духовный совет, во главе которого был поставлен бывший ростовский митрополит Кирилл. Тот самый Кирилл, которого без особых оснований сместил с митрополии Гришка Отрепьев, дабы поставить туда своего благодетеля Филарета Романова. С 1606 года Кирилл проживал в Троице-Сергиевом монастыре. Выбор Кирилла был не случаен. В начале 1612 года в Москве от рук поляков принял мученическую кончину патриарх Гермоген. Филарета Романова, гостившего у польского короля, ни патриархом, ни митрополитом в Ярославле не считали. По церковному обычаю следующим по старшинству после патриарха считался новгородский митрополит, но новгородский митрополит Исидор был в шведском плену. За ним следовал казанский митрополит Ефрем, но он был крайне необходим в Казани, а далее следовал по старшинству ростовский митрополит. Таким образом, в Ярославле была организована и своя церковная власть, и под рукой был почти неоспоримый кандидат в патриархи.
Для поднятия боевого духа ополчения Минин и Пожарский успешно использовали провоз через Ярославль иконы Пречистой Богоматери Казанской. В 1611 году казанские ратники привезли ее под Москву в войско Ляпунова, а теперь везли по Волге в Казань. В Ярославле было организовано несколько молебнов у иконы, и с нее местные богомазы сделали список (копию). Этот список и отправили по Волге в Казань, а подлинник стал главной святыней ополчения. По свидетельству летописца, «ратные ж люди велию веру начата держати к образу Пречистыя богородицы...».
Ярославское правительство учредило и новый государственный герб, на котором был изображен лев. На большой дворцовой печати были изображены два льва, стоящие на задних лапах. При желании введение нового герба можно объяснить тем, что все самозванцы выступали под знаменами с двуглавым орлом, гербом русского государства еще со времен Ивана III. Но, с другой стороны, новый государственный герб был уж очень похож на герб князя Пожарского, где были изображены два рыкающих льва. Да и сам Пожарский теперь именовался «Воевода и князь Дмитрий Михайлович Пожарково-Стародубский».
Деятельность ярославского правительства начала приносить плоды. Даже отдаленные области Поморья и Сибири слали деньги и своих представителей в Ярославль.
В мае 1612 года в Ярославле возникла «моровая язва». Умерло несколько десятков ополченцев. Часть дворян, не спросясь воеводы, покинули город и отправились в свои поместья. По приказу Пожарского были выставлены заставы с казаками, никого не выпускавшие из Ярославля.
Ополченцы и ярославцы дали обет для избавления от мора в один день построить церковь Спас Обыденный. Приступили к постройке в ночь на 24 мая, и уже вечером началось освящение. В тот же день воевода Пожарский с крестным ходом прошел от главного собора до городских ворот, а затем обошел все крепостные валы.
И диво: мор действительно прекратился столь же внезапно, как и начался. Чудесное избавление Ярославля от мора не могло не усилить веру ополченцев в правоту своего дела и поднять авторитет их вождя.
В отношении первого ополчения Минин и Пожарский вели гибкую политику, благодаря которой удалось избежать не только войны, но даже и официального разрыва между ополчениями. С другой стороны, по всей стране рассылались грамоты с обличениями руководителей первого ополчения. С некоторой долей упрощения ситуации это можно представить так: Минин и Пожарский признавали власть первого ополчения только под Москвой и больше нигде. В места, находившиеся под контролем Трубецкого и Заруцкого, посылались отряды дворян, которые выдавливали оттуда казаков, а кое-где и выбивали силой.
В апреле 1612 года к Суздалю подошел отряд князя Романа Петровича Пожарского, и атаману Просовецкому пришлось уносить ноги. В мае воевода Иван Наумов подошел к Переяславлю-Залесскому, и казаки снова бежали без выстрела. В том же мае князь Дмитрий Черкасский выбил казаков из Углича. Четыре атамана сразу перешли на его сторону, но к остальным пришлось применить силу.
Чтобы очистить путь на север, Дмитрий Пожарский отправил в Пошехонье отряд Лопаты-Пожарского. Воровские казаки были выбиты из Пошехонья. Их атаман Василий Толстой бежал в Кашин, где засел воевода первого ополчения Дмитрий Черкасский. Недолго поразмыслив, Черкасский перешел на сторону Пожарского.
Торжок и Владимир также подчинились «Совету всей земли», созданному в Ярославле.
Считая себя правителем государства, Пожарский взял в свои руки все внешнеполитические дела. Воевода прекрасно понимал, что у второго ополчения нет сил для одновременной войны с поляками и шведами, и решил выиграть время, вступив в переговоры со Швецией. Для этого 13 мая 1612 года в Новгород был послан Степан Татищев с грамотами от Минина и Пожарского к митрополиту Исидору, новгородскому воеводе князю Ивану Большому Никитичу Одоевскому и шведскому воеводе Якобу Делагарди. [77]
