Земля в цвету - Сафонов Вадим (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
«Военная эрозия» — словосочетание, неслыханное в истории агрономии. Эту военную эрозию (которой вовсе не знали, например, поля США и Канады) тоже пришлось побеждать.
Мы знаем, что механизация сельского хозяйства — это не просто облегчение, ускорение труда человека на земле, но и мощный способ создания культурной почвы. Наша страна еще до войны была первой в мире по уровню механизации сельскохозяйственных работ. Чудовищно велик был и в этой области военный ущерб. С этим тоже не приходилось бороться там, по ту сторону Атлантики! Нелегко возместить этот чудовищный ущерб. Не сделаешь этого играючи. Нужно великое напряжение сил и воли народной.
Поля получат машин больше, чем их было. Наша страна не просто останется первой в мире по механизации сельского хозяйства, но далеко оторвется от любой капиталистической страны. По решению исторического февральского пленума ЦК ВКП(б), только в 1947 и 1948 годах промышленность дает деревне около 100 тысяч тракторов. Дальше темпы быстро нарастают. За все пятилетие сельское хозяйство получит 325 тысяч мощных тракторов. На поля идут тракторы сильнее и совершеннее довоенных. И вместе с ними самоходные комбайны. Выходит комбайн «Сталинец-6», который специально пришлось конструировать и строить, потому что новые наши урожаи нельзя было убирать прежними комбайнами: они почти не брали золотой стены колхозных хлебов на полях передовиков сельского хозяйства. (К слову скажем, что на подобные урожаи вовсе не рассчитаны и все американские комбайны; они «отказали» бы на полях даже средних, по нашим представлениям, колхозов.)
Наша страна — самая хлебная страна в мире.
К началу войны посевная площадь в ней выросла почти наполовину по сравнению с дореволюционной. И главная на полях не «ржица», как в старину, а пшеница, далеко выплеснувшаяся из южных степей, из черноземной полосы — и на север, в лесную область, и на восток, за Урал, в Сибирь, и на юго-восток, в Казахстан.
Изумительны восходящие кривые урожаев, зримое повышение плодородия земли. Не медленно-вековое, не десятилетиями даже, а именно зримое, на глазах, почти год от года.
Средний урожай во второй пятилетке вырос, по сравнению с первой, на 21,3 процента. Урожаи озимых пшениц — на 26,7 процента, яровых пшениц — на 31,1 процента. А если сравнить три довоенных года (вовсе не лучших, мы помним, с ледяными веснами и опаляющим зноем летом), если сопоставить их не с рядовыми, а с рекордным для дореволюционной России 1913 годом, то мы увидим скачок с 6,9 центнера пшеницы в среднем с гектара (в 1913 году) до 10,57 центнера (в 1938–1940 годах). А за эти же четверть века урожай пшеницы в США снизился до 8,9 центнера (в 1913 году было 9,6 центнера). Канада же собирала на каждом гектаре едва 68 процентов прежних урожаев пшеницы. Мы говорим о самом драгоценном — о пшенице. Но и по другим хлебам отчетливо видны, как две расходящиеся дороги, те же две кривые: восходящая кривая повышающегося плодородия в СССР, нисходящая — в двух крупнейших житницах капиталистического мира: Соединенных Штатах и Канаде.
Что же, практика там не приходит в противоречие с теорией, напророчившей иссякание силы земной…
Уже в 1937 году наша страна была на первом месте в мире по производству пшеницы, ячменя, овса, картофеля и многих других культур.
Перед войной наши поля давали 45 процентов мирового сбора пшеницы, хотя ка долю СССР падали лишь немногим более четверти общей площади, занятой в мире пшеницей; значит, должен был произойти резкий сдвиг в урожайности пшеницы, по сравнению со средней мировой, чтобы стали возможны такие сборы.
На душу населения приходилось у нас 4,5 центнера зерна хлебных злаков, а в Соединенных Штатах — всего 1,9 центнера, во Франции — 1,8 центнера, в Германии — 1,5 центнера.
Это не простое «первое место», не простое превосходство. Это различие разительное, качественное. Оно уже позволяет представить себе, как будет совершаться у нас дальнейший переход к осуществлению тысячелетней мечты человечества — коммунизму, лозунгом которого станет: «…каждому по потребностям…»
Не раз предпринимались попытки вычислить, какой наибольший урожай вообще может быть выращен на земле. Американец Вилькокс установил для пшеницы предел 110,5 центнера с гектара. «Мировым рекордом» считалось 92 центнера, собранных однажды в Италии. Это записали в учебники и запомнили надолго. И «рекорд» и «предел» постигла общая судьба теоретических «пределов». Колхозник Маценко из Ямпольского района, Винницкой области, вырастил на опытном поле хаты-лаборатории 682 пуда пшеницы (то есть примерно 112 центнеров).
А актюбинский колхозник Чаганак Берсиев, памятник которому поставлен в казахском ауле, собрал в 1943 году свой урожай другого зернового растения — проса — свыше двухсот центнеров с гектара (как об этом уже рассказывалось на страницах этой книги). То был абсолютный рекорд урожая, когда-либо полученного от зернового растения человеком.
Говорят, что вычислен теперь новый теоретический предел для пшеницы: 150 центнеров. Но не будем особенно доверять и этому. Вспомним слова Вильямса: «Урожаи могут расти беспредельно».
Именно возможность беспредельного повышения урожаев доказывает опыт нашего советского сельского хозяйства. Ведь не случайно рекорды урожайности не по некоторым только, а по всем главнейшим культурам держит наша Родина — СССР.
Бельгийский институт по изучению сахарной свеклы считал непревзойденными урожаями свеклы 810 центнеров с гектара, которые посчастливилось собрать где-то в Западной Европе в 1888 году (вон какая старина!), и урожай похуже — 760 центнеров, зарегистрированный в 1933 году. Вскоре после того как в Брюсселе был важно вписан в книги этот рекорд, на другом конце Европы, в нашей стране, Мария Демченко положила почин движению пятисотниц. Пятьсот центнеров — то был только первый рубеж для советских свекловодов. Уже в 1936 году несколько десятков колхозных звеньев рапортовали с Украины, что они вырастили больше чем по тысяче центнеров сахарной свеклы на гектар. Затем звеньевая Оторбаева в Киргизии сняла 1320 центнеров с гектара. А звеньевой казахстанского колхоза имени Ленина Семен Утепбергенов превзошел и это: он рапортовал о сборе 1410 центнеров с гектара!
Не одно тысячелетие выращивают рис в странах Востока. Там это главный «хлеб». У нас рис — культура молодая, вовсе не «ведущая». Но тысячелетний опыт рисоводов — ни в Китае, ни в Японии, ни в Индии, а также ни в Италии, ни в Испании, где тоже рис сеют давно, — не знал высших урожаев риса, чем 30–40 центнеров с гектара. Пятьдесят центнеров — уже рекорд. А самый высокий известный урожай не превышал 90 центнеров. В 1936–1939 годах колхозники на юге Украины уже собирали по 50–75 центнеров с гектара, в Краснодарском крае — до 107 центнеров, а в Казахстане — до 128 центнеров. В 1946 году колхозник Кзыл-Ордынской области лауреат Сталинской премии Ибрай Жахаев собрал 160 центнеров риса с гектара. Предел ли это? Да нет, конечно! Когда вы будете читать эту книгу, газеты вам сообщат о новых победах советских рисоводов. Ведь рис, по мнению специалистов, одна из самых урожайных среди зерновых культур.
Впрочем, эту славу он делит с кукурузой. Мы знаем, что кукуруза — главная культура не где-нибудь в отсталых государствах Востока, а в Соединенных Штатах. Там очень озабочены повышением урожайности кукурузы. Выводят новые сорта. Недавно ввели в практику посев кукурузы гибридными семенами, получаемыми от скрещивания разных «линий»; это повысило урожай.
Однако никогда американские поля не знали такого скачка, взлета урожайности кукурузы, какой произошел на полях Украины в 1948 году. За рубежом неизвестны сборы кукурузы свыше 100 центнеров с гектара. У нас на Кавказе до войны достигнуты урожаи 130 и даже 165 центнеров с гектара. Герой Социалистического Труда Марк Евстафьевич Озерный, как уже знает читатель, собрал на Днепропетровщине в жестокую засуху 1946 года по 136 центнеров с четырех колхозных гектаров. А в 1948 году он же снял небывалый доселе урожай: больше 205 центнеров кукурузы с гектара.
