История сыска в России, кн.1 - Кошель Пётр Агеевич (читать книги регистрация .TXT) 📗
Конечно, Пётр Иванович Рачковский принял в нем сердечное участие. Кучеров, окончив курс науки и сделавшись присяжным поверенным, продолжал также служить «на пользу великого государя и дорогой отчизны», сосредоточив своё внимание главным образом на социалистах-революционерах.
У политического сыска есть свои традиции и предания, свои мифы и герои. В огромном шпионском общежитии были свои любимцы, старожилы и ветераны. Помимо Мамочки (Серебряковой), была в провокаторской семье и своя «няня». И какие сказки она могла бы рассказать! Но нам их не услышать. Так поведаем что-нибудь о ней самой. Лучше «папаши» никто этого не сделает. Предоставим же ему слово.
Зубатов, находясь уже в отставке, обратился к Трепову, сделавшемуся товарищем министра внутренних дел, с трогательным письмом. Вот оно:
"За безвыходностью положения позволяю себе возбудить вновь вопрос, поднятый впервые мною при покойном В. К Плеве. Речь идёт о московской содержательнице конспиративной квартиры, костромской мещанке, Прасковье Ивановне Ивановой. Будучи слушательницей акушерских курсов, она была заагентурена бывшим в то время начальником Московского охранного отделения Скандраковым, а затем перешла к Бердяеву и была мною посажена на конспиративную квартиру, выработавшись не только в чудную квартирную конспиративную хозяйку, но и прекрасную воспитательницу молодых агентурных сил. Благодаря этому все, что было только самого лучшего и интимного по моей секретной агентуре, все было сосредоточено у неё, как в месте, безусловно гарантированном от провала. Покойный Г.К.Семякин и Д.А. Ратаев имели свидание с М.П.1уровичем и др. только в её помещении, считавшемся академической школой секретной агентуры. Ни одна нога служащего в отделении (охранном) при мне не была там, и лишь с моим уходом из Москвы пришлось открыть это агентурное святая святых. В сентябре исполнится 25 лет её затворнической службы. Будучи в С-Петербурге, я уже старался снять с неё. эту епитимью и ходатайствовал перед А.А.Лопухиным лично и через А.С.Скандракова перед В.К.Плеве о назначении ей пенсии – 25 рублей в месяц… Ныне получил с оказией письмо от Ивановой, которая, описывая московскую разруху, просит меня ответить ей по совести, не опасно ли при нынешних убийствах продолжать службу и не лучше ли уйти. Надо вам заметить, что от старых знакомых она скрылась, но агентурная её деятельность так и осталась никому не известной. Все же это время она прожила по нелегальному документу, выходя только в лавки и избегая даже держать прислугу. Зная, что при таком образе жизни она кое-что скопила, я и ограничился в своё время такой мизерной суммой пенсии, совершенно не соответствующей той невидной и понятной лишь специалисту, но глубоко полезной деятельности, которую она вынесла при нашем создании знаменитой московской агентуры, создавшей положение Московскому охранному отделению и работавшей на всю Россию и Департамент полиции.
Теперь Вашему Превосходительству понятно, почему я осмелился утруждать вас этими строками. Положение этих лиц очень неблагодарное. Они полны высокой ценности и в то же время не имеют никакой рыночной ценности, так как их никто не знает. Чистая случайность, что при всей моей нынешней импотентности я все же могу постоять за правду, так как во главе, относящейся к данному случаю, власти стоите Вы, к рту и сердцу которого у меня ещё не заросли тропы.
Припоминая свои прошлые служебные связи, это будет, кажется, моя последняя, лебединая песня по охранной службе, уплата моего последнего служебного долга… Этим ходатайством я расплачиваюсь с г-жой Ивановой, а как расплатится с нею правительство – это будет уже зависеть от воли Вашего Превосходительства".
Начальник жандармско-полицейского управления Уссурийской железной дороги, ходатайствуя перед Департаментом полиции об отпуске средств на агентуру, представил обращённое к нему прошение первого кандидата в секретные сотрудники канцелярского служителя Григория Данилова Кива (жившего во Владивостоке, по 2-й Портовой улице, в д. Шлыкова), который писал:
«Будучи воспитан в духе строго православном и верноподданническом, на пути своём встречал явления, возмущающие мой патриотизм, любовь к государю и родине, в особенности изводили меня поляки, смеющиеся над всем русским. Что я не преувеличиваю, служит доказательством то, что, когда в Киеве в великий пост, кажется 1900 году, был бунт, об одном из открытых мною последователей этого движения мною было донесено киевскому полицмейстеру полковнику Церпицкому, производящему обыск у этого лица, которое было задержано. В прошлом году, в бытность мою на службе во владивостокской полиции, мне удалось обнаружить ряд преступлений. Сопоставляя, так сказать, моё политическое направление, я заключаю, что обладаю чисто природной наклонностью к жандармской службе. Ввиду же этого, что я имею обширный крут знакомых в разных сферах общества, что участие моё в печати (сотрудничество в „Дальнем Востоке“, „Владивостоке“ и московской „Русской правде“) не только замаскирует мою настоящую профессию, но даст мне возможность соприкасаться с интересным для наблюдений элементом людей, я осмеливаюсь просить Ваше высокородие не отказать в представлении о назначении меня политическим агентом, причём, так как эта служба потребует посещения лекций и других общественных собраний, соответствующего платья и вообще приличной жизни, во Владивостоке не дешёвой, то месячное моё жалование не может быть ниже 100 рублей, сверх путевых и других расходов на случай командировок в разъезд. Кроме того, ввиду состояния моего во Владивостокской дружине стрелков, прошу в отношении чинопроизводства зачесть мне на службу со дня увольнения моего из суда, т. е. с 31 декабря 1903 года. Владивосток, 16 июня 1904 года».
(К этому прошению были приложены документы, из которых видно было, что Кива держал в Киеве испытание на должность нотариуса и даже исполнял таковую в Херсонской губ.).
А вот ещё «журналист» – Вейсман (Вайсман), Симон (Шимон), Моисеев (Мордков). В 1904 году Вейсман обратился к заведующему агентурой Департамента полиции на Балканском полуострове Тржесяку с таким ходатайством:
"Вследствие переданного вами мне распоряжения господина директора Департамента полиции о закрытии агентуры, имею честь покорнейше просить при ликвидации дела в Вене не отказать принять в соображение нижеследующее:
В 1890 году, заведуя редакцией газеты «Одесские новости», я по приглашению покойного начальника жандармского управления в Одессе генерала Цугаловского поступил на агентурную службу в качестве секретного сотрудника. По смерти генерала Цугаловского я продолжал эту службу у его преемника полковника Пирамидова до 1895 года, заведуя в то же время редакцией газеты «Одесские новости». Наблюдению моему в Одессе вверен был украинофильский кружок профессора Марковича и социал-демократический, во главе которого стояли Капелюш, Иванов-Квартерников, Лернер, Вельтман и др.
В 1895 году по приглашению полковника Будзиловича я перешёл на службу в заграничную агентуру и до настоящего времени обслуживаю таковую в Вене, где первые пять лет состоял студентом Венского университета на медицинском факультете и затем занимался журналистикой, работая в заграничных и русских газетах в качестве корреспондента, поддерживая постоянные сношения с русским революционным кружком, существующим в Вене.
Последние оглашения заграничных и русских газет по делу брата моего Александра Вайсмана совершенно подорвали моё положение в Вене; скомпрометированный как агентурный сотрудник Департамента полиции, я потерял сотрудничество в газетах «Одесские новости», «Русские ведомости» и др., что, лишив меня главного заработка, поставило меня в совершенно безвыходное положение в материальном отношении.
Ввиду вышеизложенного и принимая во внимание, что мне неизвестно, угодно ли будет Департаменту полиции впредь пользоваться моими услугами по революционно-, му делу, я почтительнейше просил бы Вас доложить господину директору Департамента полиции нижеследующую покорнейшую просьбу:
1) За четырнадцатилетнюю службу в агентуре, условия которой Вам известны, я, не предполагая оставаться больше за границей, покорнейше просил бы предоставить мне и моей жене Регине Викторовне право повсеместного жительства в России.
2) В том случае, если Департамент полиции признает возможным и впредь оставить меня на агентурной службе за границей или в России, я осмеливаюсь просить о сохранении моего последнего содержания по 500 франков в месяц и об ассигновании необходимой прогонной суммы на случай моего перемещения.
3) В случае же если Департамент полиции не признает возможным оставить меня на дальнейшей агентурной службе, то ввиду того, что потеря единственного источника моего заработка журналиста произошла по обстоятельствам, от меня не зависящим совершенно, и что с потерей и агентурного моего содержания мы с женой остаёмся без всяких средств к жизни, я покорнейше просил бы Вас, доложив все обстоятельства моей агентурной службы, сохранить за мной получаемое мною агентурное содержание до мая 1904 года, а затем предоставить мне и моей жене повсеместное право, жительства в России; я покорнейше просил бы Департамент полиции во внимание к долголетней моей агентурной службе и к настоящему моему безвыходному материальному положению не отказать назначить мне либо единовременное пособие, либо пенсию, по усмотрению Его Превосходительства господина директора Департамента.
Симон Моисеевич Вайсман".
