Солдаты неба - Ворожейкин Арсений Васильевич (прочитать книгу .TXT) 📗
Мы снова поспешили на юг, в надежде встретить еще такую «птаху». Как говорится, на ловца и зверь бежит. Еще двое. Летят, плотно прижавшись друг к другу. Теперь уже в упор не подхожу. Беру в прицел левого. Нажимаю на кнопку оружия. Большое резко-яркое пламя плеснулось перед глазами. Сквозь него я увидел, как нос вражеского самолета вместе с мотором вырвало взрывом, , отскочили крылья. Здорово! Ну как не восхищаться новой пушкой!
Вслед за обломками первых двух рухнул на землю и третий.
Когда мы возвращались к себе, конечно, уже не думали встретить четвертый «юнкере». Однако встретили. Это был двухмоторный разведчик. Навестил он нас не ради праздного любопытства.
Разведчик на большой скорости, обогнув аэродром с востока, уходил на запад и прямо наскочил на меня. Встретить его лбом своего «яка» я не собирался и с удовольствием уступил ему дорогу, чтобы расправиться с ним с лучшей позиции.
«Юнкерс-88» — скоростная машина. Летчики на ней закрыты толстой броней. Защитное оружие очень сильное: пушки и пулеметы. Около этого «орешка» не разгуляешься и близко к нему не подойдешь. А зачем подходить? Тридцатисемимиллиметровая пушка и рассчитана против таких самолетов. А если у меня уже не осталось снарядов?
Пока я занимал положение для атаки, «юнкере» сумел удалиться от меня метров на шестьсот — восемьсот. Я еще никогда с такой дальности не стрелял на поражение. Нужно поточнее прицелиться. Может, на удачу и остался хоть один снаряд из тридцати двух.
Целюсь, как по мишени, по всем правилам теории воздушной стрельбы. Бах!.. Огненный шар выскочил из пушки вдогонку «юнкерсу» и мгновенно исчез. Вражеский самолет резко вздрогнул, и, словно от этого вздрагивания, из него полетела пыль. Попал! Но пыль вскоре исчезла, а «юнкере» продолжал лететь как ни в чем не бывало. Значит, снаряд только задел его. Но вот за «юнкерсом» поплыли длинные струйки, светлячки огня, дым заклубился, светлячки, набирая силу, пламенели. Самолет вспыхнул…
Под вечер меня вызвали на КП. Капитан Плясун стоял у стола и в задумчивости глядел на карту. Увидав меня, он провел по ней рукой:
— Смотри, что творится. Эти данные только что принял по телефону.
Синее колечко севернее Каменец-Подольского заметно переместилось к западу, тесня красные обводы. Я не без тревоги посмотрел на Тихона Семеновича.
— Этот куш мы не должны выпустить. Здесь такой же Сталинград. Там было окружено двадцать две дивизии, здесь — двадцать одна. Если мы уничтожим эту группировку, путь за Карпаты и на Южную Польшу будет открыт, — сказал Плясун.
Командир полка Василяка, сидевший рядом и читавший какие-то документы, поднял голову:
— Этот куш напоминает анекдот про медведя: «Я поймал косолапого». — «Тащи его сюда!» — «Да он меня не пущает». — И он соообщил мне, что получен приказ: разведать Львовский аэродромный узел противника. Особое внимание обратить на базирование транспортной авиации. Видимо, собираются по ней нанести удар. — Кого пошлешь в разведку? — спросил командир.
— Маркова и Рудько.
— Согласен. Иди и поставь им задачу. А когда улетят, набросай на Маркова характеристику. Его пора представлять к очередному воинскому званию — «старший лейтенант».
После вылета разведчиков я попросил механика достать мой старый, еще довоенных лет, летный планшет. Мушкин его хранил вместе с самолетным инструментом под крылом. Планшет из-за громоздкости давно уже снят с вооружения, но как сумка-портфель очень удобен. В нем находилось все мое личное имущество: мыло, зубная щетка, бритвенные принадлежности и коробочка из-под монпансье с нитками, иголками, пуговицами и маленькими ножницами. К такой коробочке с галантерейным набором меня приучили еще в военной школе. Мы, курсанты, такие коробочки в шутку называли универмагом.
В специальном отделении планшета у меня находились бумага, карандаши, письма и записи о войне, которые изредка, под настроение, я вел. Это отделение в сумке Мушкин прозвал аэродромной канцелярией.
Сев на самолетный чехол, я разложил свою «канцелярию» на коленях. Веял ветерок. Чтобы он не разметал бумагу, я прижал листы локтем.
Виталий Дмитриевич Марков… За два месяца боевой работы у него уже восемь лично сбитых самолетов противника и ни одной неудачи, ни единой царапинки на «яке». Редкое явление!
Молодые летчики у нас сейчас похожи на детей, которых мы, «старики», оберегаем от всех опасностей. И вот показательный результат с Марковым. Я анализирую воздушные бои Маркова один за другим и, к своему огорчению, прихожу к выводу, что ему не довелось участвовать ни в одной жаркой и тяжелой схватке, где бы от него потребовалось полное напряжение душевных и физических сил, всего опыта и знаний, где бы он мог почувствовать всю сложность воздушных сражений и всяких неожиданностей. Видимо, мы перестарались в своем усердии, как это бывает с чрезвычайно заботливыми родителями, которые держат детей в тепличных условиях.
В напряженные фронтовые будни столько приходится повидать, пережить, услышать и переговорить, что подчас не в силах все осмыслить и оценить, потому что думаешь только о текущих событиях, захвативших тебя. От них не можешь оторваться. В них твоя жизнь и смерть. Сейчас я, как бы удалившись от войны и глядя на нее со стороны, внимательно проследил путь боевого товарища и понял: все его личные победы — победы легкие. Они могут породить у него излишнюю самоуверенность.
Шум запускающихся моторов отвлекает меня от дум. Я наблюдаю, как выруливает на взлет и уходит на задание эскадрилья Сачкова. Солнце опускается в мутный горизонт. Снова тишина, и мой карандаш за работой. Один листок исписан, второй, третий.
«Тра-та-та, тра-та-та» — взахлеб рассыпались противные очереди эрликоновских пушек. Голова инстинктивно повернулась на опасные звуки. Два «Фокке-Вульф-190» пикируют с востока и с большой дальности поливают нас огнем. Видимо, эта пара истребителей пришла блокировать аэродром. За ними нужно ждать главные силы. Надо немедленно взлетать.
— Отставить взлет! — слышу по радио голос командира полка, когда я уже запустил мотор. — К аэродрому подходят наши.
