Вожди в законе (СИ) - Фельштинский Юрий Георгиевич (читаем книги онлайн txt) 📗
"Но и после этого Троцкий принятую Пленумом ЦК поправку по крестьянскому вопросу так исказил в тезисах, что она обрела совершенно иной смысл и потребовалось новое постановление Политбюро, чтобы поправка о крестьянстве была внесена в тезисы целиком. Как видно из содержания доклада на съезде, Троцкий отошел от тезисов, утвержденных ЦК, не дал анализа основных принципиальных положений по вопросам о промышленности, а вопрос о руководящей роли партии свел к ошибочному антиленискому тезису диктатуры партии"(103).
В общем, в Политбюро неожиданно оказался двоешник, который был не в состоянии справиться с текущей работой, да еще и направляющийся по ошибочному антиленинскому пути.
17 апреля уже без Ленина открылся Двенадцатый съезд партии. "Владимир Ильич не мог знать и не знает ни порядка дня нашего съезда, ни резолюций, подготовленных ЦК", сообщил делегатам Каменев. За день до открытия съезда Фотиева официально передала в Политбюро (президиум съезда) текст статьи Ленин "К вопросу о национальностях или об "автономизации". Поскольку эта работа Ленина уже ходила по рукам в активе партии (она размножалась в основном грузинской делегацией), решено было ее зачитать по секциям без права цитирования. Зиновьев и Каменев поддержали Сталина. Грузинские "уклонисты" — Махарадзе, Мдивани и другие — были осуждены, причем их обвинителем выступил Орджоникидзе. Бухарин призвал голосовать за "превосходные тезисы ЦК и т. Сталина". А Енукидзе выступил с речью, которую нельзя квалифицировать иначе, как откровенную ложь:
"Теперь о письме т. Ленина. Тут т. Мдивани в своей речи ежесекундно склонял имя т. Ильича, и он хотел создать впечатление, что т. Ленин будто специально написал это письмо, чтобы поддержать товарищей уклонистов и оправдать всецело их политику. (Бухарин: "Конечно, с этой целью".) Не с этой целью, т. Бухарин. Я позволю тут сказать, что т. Ленина мы тоже немножко знаем, и нам также приходилось с ним встречаться по разным вопросам, и в частности по грузинскому вопросу. И я здесь утверждаю, товарищи, и я надеюсь, что, когда т. Ленин поправится, он согласится с тем, что много раз те вопросы, которые выдвигались здесь товарищами уклонистами, ему были известны, но при правильном их освещении и разъяснении он соглашался с политикой, проводимой там т. Орджоникидзе […] т. Ленин сделался жертвой односторонней неправильной информации". […]
Победитель Сталин был ленив и снисходитен: "Да будет мне разрешено сказать несколько слов по этому надоевшему всем вопросу…"
22 апреля 1923 года, в день рождения Ленина, Сталин преподнес ему подарок: наградил Демьяна Бедного орденом Красного знамени — за роль Бедного в гражданской войне. И так как это награждение, в то время беспрецедентное само по себе, поскольку награждался поэт-агитатор, случилось не в день советской армии — 23 февраля, и даже не в год окончания гражданской войны, а позже, приходится допустить, что остроумный Сталин имел в виду совсем другую гражданскую войну и совсем другую победу — победу в гражданской войне внутри большевистской партии против Ленина. Бедный получил орден и право уже в 1924 году включить свою биографию в издаваемый энциклопедией "Гранат" том "Деятели СССР и Октябрьской революции". Он стал одним из 248 главных номенклатурных работников. 13 апреля 1933 года, в день своего пятидесятилетия, Бедный первым из советских писателей был награжден орденом Ленина(104).
Долгий экскурс в события декабря-марта необходимо было предпринять для того, чтобы понять, мог ли Ленин, как утверждали Сталин и Фотиева, в разгар такой борьбы в декабре 1922 года инкогнито просить Сталина о яде. Ответ на этот вопрос очевиден: не мог. Сведения о том, что Ленин просил у него яд в декабре 1922 года, были фабриковались самим Сталиным в разное время и с поразительным упорством (будто кто-то обвинял его в отравлении Ленина).
История создания алиби Сталина — отдельный криминальный сюжет, достойный расследования. Его можно было бы выделить в отдельную подглавку: "Алиби Сталина".
"В начале тридцатых годов" — как будет показано ниже, — после октября 1932 года, М. И. Ульянова неожиданно решила написать мемуары, причем не просто мемуары, а воспоминания о том, как именно болел и умирал Ленин. Поскольку Мария Ильинишна никогда не отличалась гражданским мужеством, была послушным партийным работником, писала свои мемуары с привлечением неопубликованных архивных документов, т. е. была допущена к засекреченным партийным бумагам, и в то же время не настаивала на их публикации, остается предположить, что она выполняла чей-то заказ. И очевидно, что это был заказ Сталина. А так как Сталина прежде всего интересовал вопрос о яде, он предоставил в распоряжение Ульяновой еще один сфабрикованный задним числом документ, подписанный еще одним бесстрастным очевидцем событий — Фотиевой, причем заставил Ульянову этот документ процитировать:
22 декабря Владимир Ильич вызвал меня в 6 часов вечера и продиктовал следующее: "Не забыть принять все меры достать и доставить… в случае, если паралич перейдет на речь, цианистый калий, как меру гуманности и как подражание Лафаргам…"
Теперь нужно было объяснить, почему этой записи нет в "Дневнике дежурных секретарей". Оказывается, об этом попросил доверительно Ленин (а послушная до и после Сталину Фотиева почему-то на этот раз решила предать Сталина и уступить Ленину):
Он прибавил при этом: "Эта записка вне дневника. Ведь Вы понимаете? Понимаете? И, я надеюсь, что Вы это исполните".
Но почему же тогда Фотиева не сообщила о записке позже, в отдельной докладной, например, 23 декабря? Вообще, где же эта записка? Записки нет. А в "дневник" запись не внесена по банальной причине: "Пропущенную фразу в начале не могла припомнить". А в конце? "В конце — я не разобрала, так как говорил очень тихо. Когда переспросила — не ответил. Велел хранить в абсолютной тайне"(105).
В этом документе что не слово — фабрикация. Ульянова не указывает, откуда взята запись Фотиевой от 22 декабря и когда она была сделана. Несмотря на важность записи Фотиева "забывает" дать ее в "Дневнике дежурных секретарей". Вторую фразу документа она не записывает не потому, что забывает, а потому, что 22 декабря ее не расслышала (а в день поздней записи расслышала?).
Стилистически записка составлена фальшиво. Ленин не мог "продиктовать" фразу: "Не забыть принять все меры достать и доставить…". Такое мог продиктовать Фотиевой только Сталин. Продиктовать Фотиевой, что Ленин собирается кончать с собой, "как меру гуманности и как подражание Лафаргу" Ленин тоже не мог. И эту фразу мог буквально протиктовать Фотиевой Сталин. 22 декабря, за день до начала работы над завещанием, Ленин вряд ли думал о том, как бы поподражать Лафаргу. Указание на то, что "записка вне дневника" — еще одна подделка, поскольку Ленин не знал и не мог знать о том, что ведется "дневник дежурных секретарей". Не мог он под "дневником" 22 декабря иметь в виду и свои собственные записи, так как впервые они могли быть так названы только 23 декабря, когда Ленин начал писать завещание.
Как именно умирал Ленин, описано в статье Н. Петренко (Равдина). Диагноз болезни и непосредственные причины смерти проанализированы также в статье доктора В. Флорова "Болезнь и смерть Ленина"(106). Очевидно, что в период с 7 марта 1923 г. по 21 января 1924 года как политический деятель Ленин не функционировал, а задача Крупской и Ульяновой состояла лишь в том, чтобы предотвратить в буквальном смысле убийство Ленина Сталиным. Только этим можно объяснить публичную поддержку Крупской Сталина, только что расправившегося с Лениным, в споре с Троцким. И все-таки по крайней мере два раза Крупская выдала свои истинные взгляды. 31 октября 1923 года она написала письмо союзнику Сталина Г. Е. Зиновьеву, впервые опубликованное в СССР в 1989 году:
