«Ледокол» для Наполеона (Лживый миф о «превентивной войне») - Мультатули Петр Валентинович (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Начало 1811 г. было ознаменовано сосредоточением наполеоновских войск в Германии. И всей Европе уже было ясно, что они должны будут действовать против России. Париж напоминал военный лагерь, где постоянно делались смотры войскам, отправлявшимся за Рейн. 18 декабря 1811 г. князь А. Куракин доносил из Парижа Александру I: «К сожалению, должен повторить, что война не подвержена уже ни малейшему сомнению» [99]. При всём том французское войско постоянно увеличивалось. И уже к концу апреля 1811 г. Наполеон не скрывал своих военных приготовлений к войне с Россией. «Сообщите Пруссии, — указывал он Б. Маре 30 апреля 1811 г., - чтобы она оставалась спокойной и не предпринимала никаких действий, пока моя война с Россией не закончится» [100].
Готовил ли Александр нападение на Наполеона?
О. Соколов уверяет, что со стороны Наполеона эти приготовления были лишь оборонительные меры от готовящейся агрессии России. Впрочем, в этом он не оригинален: теми же доводами Наполеон пытался оправдать своё нападение на Россию. В апреле 1811 г., в разгар своих военных приготовлений, французский император писал королю Вюртембергскому: «Дивизии из Финляндии и Сибири двигаются к границам Великого Герцогства. Я вынужден поднять в этом году 120 тысяч человек, в следующем ещё 120 тысяч. Я формирую новые полки, я подтягиваю мою кавалерию и артиллерию. Я считаю, что Россия объявит мне войну в 1812 г.» [101].
Вслед за Наполеоном О. Соколов хочет заверить читателя, что уже в 1810 г. Александр I начал готовить нападение на Великое Герцогство Варшавское. О. Соколов пишет, что в ноябре 1810 г. Александр I составил инструкцию А. Е. Чарторыйскому, которого он посылал в Великое Герцогство Варшавское. Историк отмечает, что этот документ был настолько «сверхсекретным», что ещё в 1832 г. его можно было вскрывать только с разрешения царствующего монарха [102]. При этом самого подлинника документа О. Соколов не видел и о существовании его ничего не сообщает. В Российской национальной библиотеке имеется копия документа, где говорится, что его подлинник хранится в Государственном архиве Российской империи. Поэтому судить о происхождении этого документа можно очень осторожно. Ведь строго секретно могли храниться не только подлинные документы, но и фальшивки. Тем не менее посмотрим, что же такого секретного было в инструкции А. Чарторыйскому. В ней Александр I поручал своему посланнику при посещении Великого Герцогства Варшавского всячески привлекать на сторону России поляков. При этом государь указывал, что необходимо также способствовать переходу на сторону России Баварии и Вюртемберга, а также Австрии. Далее, по словам О. Соколова, царь указывал: «Известно, что французских войск более 60 тыс. не имеется в Германии и Голландии. Будучи внезапно атакованными, потеряв своих союзников, можно надеяться, что успех будет совершенен» [103]. О. Соколов спешит сделать вывод: «Эта записка не оставляет никакого сомнения в том, что Александр готовился к агрессии» [104]. Вывод этот либо имеет целью сознательную дезинформацию, либо демонстрирует незнание автором вопросов военного планирования. Перед нами самый обыкновенный вариант возможного противодействия армии противника. Такие планы разрабатывает любое государство, предпочитая, конечно, вести войну на территории врага. В 1810 г. император Александр не сомневался, что война с Наполеоном неизбежна и, естественно, рассматривал разные её варианты, в том числе и создание новой коалиции против Наполеона с привлечением Австрии и Пруссии. Александр надеялся перехватить инициативу у Наполеона, собиравшегося провозгласить себя польским королём. Однако всё это оставалось не более чем планами. Уже в письме от 31 января (12 февраля) 1811 г. к А. Чарторыйскому Александр I указывал: «Нет сомнения, что Наполеон старается вызвать Россию на разрыв с ним в надежде, что я действительно сделаю ошибку и стану агрессором. При существующих обстоятельствах это действительно была бы ошибка, и я решил её не делать (Выд. авт.) [105]». После этих слов все подсчёты О. Соколова полков, дивизий, провианта с маркитантами, которые стягивал царь к польской границе, становятся абсолютно бессмысленными. Интересно, что сам Наполеон ни в 1810, ни в 1811, ни в 1812 г. не опасался русского вторжения в Польшу, а 15 мая 1811 г. даже написал министру иностранных дел Б. Маре: «Сообщите моему резиденту в Варшаве, что слухи о восстановлении Польши русскими являются смехотворными» [106].
Здесь следует отметить ещё одно обстоятельство, которое г-н Соколов упорно не желает понять: любые военные действия в отношении Наполеона с того момента, как он начал вести захватнические войны, невозможно называть агрессией. Ибо война с целью пресечения деятельности и даже уничтожения агрессора есть освободительная война. Совершенно очевидно, что любые действия СССР и западных государств в отношении Гитлера во время Второй мировой войны являлись не агрессией, а противодействием агрессору. Точно так же любые действия России и европейских держав в отношении Наполеона, в том числе и наступательные, являлись справедливыми и освободительными. Наполеоновская империя была государством-разбойником, не уважавшим ни международное право, ни взятые на себя обязательства.
Но император Александр, даже имея бесспорные факты готовящегося нападения наполеоновской армии на Россию, отказался первым извлекать меч из ножен. В письме к Наполеону от 13(25) марта 1811 г. царь откровенно объяснял причины и характер военных мероприятий России: «Я не могу не принять мер предосторожности. В Великом Герцогстве Варшавском вооружения продолжаются безостановочно. Число войск в нём умножено безо всякой соразмерности. Работы над новыми укреплениями не прекращаются. Воздвигаемые же мною укрепления находятся на Двине и Днепре. Ваше Величество, столь опытные в военном деле, не можете не сознаться, что укрепления, сооружаемые в таком расстоянии от границы, как Париж и Страсбург, суть меры не нападения, но чисто оборонительные. Впрочем, к вооружениям понудили меня происшествия в Великом Герцогстве Варшавском и беспрерывное возрастание сил Вашего Величества в Северной Германии» [107]. В конце письма Александр I предупреждал Наполеона: «Если будет война, то она возгорится по Вашему желанию. Сделав всё для её отвращения, я буду уметь сражаться и дорого продам своё существование» [108].
В феврале 1810 г. военный министр генерал М. Б. Барклай де Толли во всеподданнейшей записке Александру I предлагал вести против Наполеона оборонительную войну и предлагал создать главную оборонительную линию по Западной Двине и Днепру. В местах, прилегающих к этим рекам, планировалось построить крепости, укреплённые лагеря, создать запасы продовольствия, боеприпасов, устроить госпитали и т. д. Излагая своё видение стратегического плана ведения войны, Барклай де Толли писал, что общая цель всех трёх армий — «оберегать западные пределы России и действовать по обстоятельствам и при случае наступательно». На протяжении 1810, 1811 и в первой половине 1812 г. подготовка к войне осуществлялась в основном по этому плану. Тем не менее в феврале 1811 г. генерал Л. Л. Беннигсен разработал свой стратегический план, предусматривавший главным образом наступательный характер войны. Его суть сводится к тому, что Россия должна опередить Францию и первой объявить ей войну, заняв Пруссию и Польшу. План предусматривал выход российских войск на линию Одера, сосредоточение и принятие генерального сражения в междуречье Висла — Одер, а в качестве союзника должна была выступить Пруссия. Что касается армии Великого Герцогства Варшавского, то Беннигсен рассматривал вариант её уничтожения в случае оказания сопротивления. Минимальное количество войск, необходимое для проведения наступательной операции, определялось в 160 тыс. человек. Однако этот план был отвергнут: Александр I пришёл к выводу, что поляки не окажут достаточного содействия русским войскам в случае их вступления в Великое Герцогство Варшавское. Не менее важной оказалась для русского императора и позиция Пруссии, король которой не только уклонился от союза с Россией, но и начал переговоры о более тесных союзнических отношениях с Францией и не поддержал планы царя относительно Польши.
