Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956 - Холловэй (Холловей) Дэвид (читаем книги онлайн .txt) 📗

Время, которое требовалось Советскому Союзу для создания атомной бомбы, определялось в большей степени доступом к урану, чем какими-либо другими факторами. Как только уран был получен в достаточном количестве, Курчатов смог построить и запустить экспериментальный реактор. Первый промышленный реактор был построен, как только получили необходимое для него количество урана. Физики были готовы собрать и испытать бомбу сразу же после извлечения плутония из урана, облученного в реакторе, и изготовления двух металлических плутониевых полусфер. Именно этот этап, а не проектирование и разработка собственно ядерного оружия, определил, сколько времени потребуется Советскому Союзу для производства бомбы. Вернадский и Хлопин оказались правы, когда в 1940 г. подчеркивали важность получения урана; большой неудачей было то, что в 1943–1945 гг. Советский Союз не мог в полной мере вести изыскательские работы по урану.

Глава одиннадцатая.

Война и атомная бомба

I

Атомный проект показывает, что Сталин серьезно отнесся к атомной бомбе, но не раскрывает его представления о военном и стратегическом значении бомбы. Как повлияла бомба на военное равновесие в ближайшей перспективе? Какое влияние окажет она в отдаленном будущем? Как она повлияет на военную стратегию и ведение войны? Чтобы ответить на эти вопросы, следует рассмотреть военную политику Сталина после второй мировой войны.

Во время войны с Германией Сталин осознал необходимость опереться на профессиональный опыт Верховного командования. В августе 1942 г., когда положение на фронтах было критическим, он назначил маршала Георгия Жукова, самого способного из выдающихся командующих, заместителем Верховного Главнокомандующего. «С этого времени, — писал впоследствии Жуков, — Сталин почти никогда не принимал решений по организации операции, не посовещавшись со мной» ^{1158}. Но после войны Сталин отвернулся от Жукова и стал укреплять свой авторитет в военных вопросах. Жуков, будучи главнокомандующим группы советских войск в Германии, в марте 1946 г. был отозван в Москву на пост командующего сухопутными войсками. Вскоре после этого он присутствовал на совещании Высшего военного совета. «Сталин вошел в зал заседаний, — писал Жуков позднее. — Он был мрачен как туча. Не говоря ни слова, он вынул из кармана какую-то бумажку и бросил ее секретарю Главного военного совета генералу С.М. Штеменко, сказав: “Прочти”». На листке бумаги были приведены обвинения против Жукова со стороны двух офицеров, находившихся в тюрьме. Жуков, как сообщали они, утверждал, что он, а не Сталин, имеет наибольшие заслуги в победе над Германией. Более того, он, по всей вероятности, вел разговоры, направленные непосредственно против Сталина, и собирал вокруг себя «группу недовольных генералов и офицеров».

Когда Штеменко закончил чтение, Сталин предложил другим высказаться. Молотов, Берия и Булганин обругали Жукова, но большинство военных руководителей сказали, что не верят обвинениям. В июне 1946 г. Сталин послал Жукова командовать Одесским военным округом и убрал его из кандидатов в члены Центрального Комитета партии. В следующем году органы государственной безопасности арестовали группу генералов и офицеров, связанных с Жуковым. Их пытали и вынудили признаться в участии в заговоре против Сталина. Берия, который вел это дело, явно намеревался арестовать Жукова, но Сталин сказал ему, что не верит в причастность Жукова к заговору и отказался утвердить его арест. В феврале 1948 г. Жуков был переведен в Уральский военный округ, что было явным понижением ^{1159}.

Отношение Сталина к Жукову показывает, что он намеревался упрочить свой контроль над армией. Когда в феврале 1946 г. наркоматы обороны и военно-морского флота были объединены в наркомат (позже министерство) вооруженных сил, Сталин оставался министром до марта 1947 г. Уйдя с поста министра, он сохранил свое руководство в военных делах, будучи председателем Высшего Военного Совета. Его преемником на посту министра был назначен Николай Булганин — политический деятель, ставший в ноябре 1944 г. заместителем Сталина в наркомате обороны. По мнению Жукова, Булганин слабо разбирался в военных делах, но был правой рукой Сталина среди военных ^{1160}. Генеральный штаб, где маршал А.М. Василевский заменил Антонова на посту начальника в марте 1946 г., стал главным прибежищем военных профессионалов, но должен был работать с учетом взглядов Сталина на стратегию и войну. «Пока Сталин был жив, он полностью монополизировал все решения по нашей обороне, — вспоминал Хрущев в своих мемуарах, — включая — я даже скажу, в первую очередь — вопросы ядерного оружия и систем его доставки» ^{1161}.

Сталин настойчиво культивировал представление о себе как о военном руководителе. 23 февраля 1946 г., в день Красной армии, он опубликовал письмо, в котором принизил авторитет Ленина в военных делах («Ленин не считал себя знатоком военного дела»); утверждал, что германская военная идеология, исповедуемая Клаузевицем, не выдержала испытания историей («Смешно брать теперь уроки у Клаузевица»), и представлял себя современным Кутузовым, а отступление под натиском Германии сравнил с отступлением русских перед армиями Наполеона в 1812 г. ^{1162} Сталин трактовал отступления и поражения первого периода войны как часть запланированной стратегии военной обороны. В приказе № 55 от 23 февраля 1942 г. он говорил о «постоянно действующих факторах», которые определяют судьбу войны: стабильность тыла, боевой дух армии, количество и качество дивизий, вооруженность армии и организационные способности командования. Он противопоставил эти факторы «преходящим» элементам внезапности, умаляя таким образом превратности первых месяцев войны ^{1163}.

Сталин не отступил от этих принципов и после войны. В сентябре 1946 г. он сказал Александру Верту, что атомные бомбы «не могут решать судьбу войны, так как для этого совершенно недостаточно атомных бомб» ^{1164}. Поскольку Сталин хотел приуменьшить значение бомбы, это заявление не может считаться выражением его реальных взглядов. Но в 1945 и 1946 гг. он получил несколько сообщений о действии атомных взрывов, и хотя в них обращалось внимание на разрушительную силу атомной бомбы, нигде ее не рассматривали как решающее оружие.

В сентябре 1945 г. маленькая группа из советского посольства в Токио посетила Хиросиму для определения разрушений, причиненных атомной бомбой. После ее возвращения посол Яков Малик отправил донесение Сталину, Берии, Молотову, Маленкову и Микояну вместе со статьями из японской прессы. Малик писал, что «в центре взрыва все деревянные строения были испепелены, а крыши каменных домов, как и перекрытия, снесены и обрушились. Остовы железобетонных зданий выдержали ударную волну, но крыши, потолки и перекрытия провалились. Ущерб автомагистралям не был нанесен; взрывная волна снесла железобетонные ограждения мостов, а деревянные мосты были сожжены дотла; набережные не были разрушены. Трамвайные рельсы и другие предметы, находившиеся в земле, уцелели. Большие деревья были выкорчеваны или сгорели. Всякая жизнь уничтожена огнем или иным способом в радиусе до 2 км» ^{1165}. Согласно японской прессе, писал Малик, свыше 120 тысяч жителей Хиросимы погибли или получили ранения; в Нагасаки погибло около 15 тысяч человек и 20 тысяч было ранено ^{1166}.