Великий торговый путь от Петербурга до Пекина (История российско-китайских отношений в XVIII–XI - Фауст Клиффорд
Ю.А. Головкин провалил выполнение нескольких поставленных перед ним задач. Крупное посольство (больше 200 участников) собралось в Иркутске к концу сентября 1805 года и в середине октября двинулось на Троицкосавск. О своем прибытии на государственную границу посол сообщил в Угру 8 октября. Обычные дипломатические подготовительные мероприятия и обмен любезностями прошли вполне гладко, поводы для разногласий выглядели мелкими. Маньчжуры настаивали на том, чтобы подношения отправили впереди свиты и чтобы ее состав не превышал 100 человек. Головкин возразил только по поводу последнего пункта на том основании, что для России, по крайней мере, прецедент такого рода требования отсутствовал. Оба не обещавших серьезных последствий дела утряслись сами собой, однако в ноябре китайцы подняли вопрос, грозивший настоящей катастрофой. Императорский наместник в Угре стал настаивать на том, чтобы Ю.А. Головкин и ближайшие его подчиненные исполнили традиционный китайский обряд коутоу, требовавший обычно три раза преклонить колена и девять раз занять простертое положение на полу перед грубой лавкой, покрытой тканью символичного желтого цвета. Юрий Александрович негодовал. Он и сопровождавшие его лица готовы были на унижение перед августейшей особой самого Цзяцина, но никогда не пошли бы на него перед желтым лоскутом хлопчатобумажной ткани. Заключительный акт позора — костюмированная репетиция, устроенная на открытом воздухе в середине января, когда температура опустилась ниже нуля градусов по шкале Цельсия. На самом деле наместник в Угре просто исполнял свои обязанности и устроил репетицию обряда для этих поставщиков податей, чтобы они не смущались сами, не смутили императора и самого агента нарушением церемонии. Практическое занятие он организовал не ради унижения посла, а ради своей собственной безопасности. Убежденный в том, что наместник одумается, Ю.А. Головкин со своей свитой перешел в Угру в начале января 1806 года, но обе стороны продолжали стоять на своем. Возражения Юрия Александровича в том смысле, что Л.В. Измайлов и С.Л. Владиславич-Рагузинский много лет тому назад не подвергались такому унизительному обращению, на наместника в Угре ни малейшего впечатления не произвели. И послу не оставалось ничего иного, кроме как настрочить ноту протеста в Лифаньюань, направить свои стопы в сторону границы (в начале марта), доложить о возникшей безвыходной обстановке в Правительствующий сенат и заняться в период ожидания указаний исследованием Восточной Сибири, особенно рек Шилка и Аргунь. За свои беды Головкин весьма художественно ругал европейских торговцев, обосновавшихся в Китае, притом что никакими доказательствами их вмешательства он не располагал. Зато у русских купцов укреплялось убеждение в том, что их европейские конкуренты превратились в реальную и прямую угрозу их благополучной торговли. Об официальном отношении в Лифаньюане к данному делу сообщалось нотой в адрес русского Сената от 2 февраля 1806 года. На нее сенаторы ответили 15 мая, упрекнув китайских провинциальных чиновников в допущении никому не нужной выходки в отношении заслуженного русского посла. Разве кто-то из русских дипломатов от М.Н. Спатария до С.Л. Владиславич-Рагузинского отказался из чувства долга выполнить три прикосновения лбом к полу и разве Ю.А. Головкин не обещал повторить такой ритуал в Пекине? Существовала ли какая-либо потребность в пробной репетиции обряда или его оправдание?
Русская логика перед восточной формой оказалась бессильной. Миссию Головкина отменили еще до того, как к ней по-настоящему приступили. Все, что осталось от грандиозных планов открыть Японию и Китай, обуздать англичан и американцев в северной части Тихого океана и на китайском побережье, отвратить англичан от Персии и Тибета, а также внедрить русских купцов во все китайские деревушки, выглядело партиями чая на причалах Санкт-Петербурга. И даже этот чай служил символом изменения кяхтинской системы, произошедшего в XIX веке. Хлопчатобумажные и шелковые ткани в китайском импорте уступили свою долю чаю, поскольку русский народ привык к нему как к своему национальному напитку или, по крайней мере, как к своему национальному безалкогольному напитку.
Из всего вышесказанного напрашивается вывод о том, что на период правления Екатерины Великой выпал один из эпизодов в целом дружественных отношений с китайцами, несмотря на единственную в своем роде по продолжительности приостановку торговли в 1785–1792 годах. Причина этого видится в том, что модели взаимодействия, как в торговой сфере, так и во всех прочих областях, в то время удалось стабилизировать. О застарелых раздражителях, многие из которых возникли в силу колониальной экспансии обеих империй, никто по большому счету не вспоминал. С новыми предметами спора обращались более просто и незатейливо, поскольку такой подход позволяла толковая пограничная администрация с обеих сторон.
Достигнутая стабилизация и оговоренные компромиссы послужили вызреванию условий для предотвращения вооруженного конфликта между Россией и Китаем до самого конца столетия. В некотором смысле символом всего сказанного можно привести тот факт, что русским дипломатам не удалось между 1803 и 1806 годами убедить пекинский двор изменить порядок взаимодействия и торговли, налаженный после заключения Кяхтинского договора.
На российской стороне мы тоже заметили многочисленные улучшения условий обитания кяхтинских торговцев. Притом что ни одно из них коренным или радикальным назвать нельзя, в суммарном виде эти изменения обеспечили купцам-единоличникам на границе намного более благоприятные обстоятельства для выгодного товарного обмена с китайцами, а для государственной казны обещались увеличенные таможенные поступления. Разумеется, этих купцов-единоличников так и не удалось объединить в «современную» торговую компанию или несколько компаний, в рамках которых кардинально облегчался бы эффективный контроль над всей торговлей и, возможно, укреплялись переговорные позиции русских предпринимателей в общении с китайцами. Но главный факт остается в том, что на данном пути русская торговля за период правления Екатерины Великой многократно расширилась. Она шла в ногу с общей внешней торговлей России и регулярно приносила в казну львиную долю суммарных доходов.
Глава 9
Рубли и товары
Кяхтинская торговля в цифрах
Настоящая глава посвящается восстановлению объема российской торговли с Китаем, в частности во второй половине XVIII столетия, а также перечислению и описанию предметов обмена в обоих направлениях. Тем, кого не интересуют таблицы с отображением показателей законной торговли в рублевой оценке или различия в качестве и стоимости пушнины песца и его разновидности, мы рекомендуем пропустить такие тонкости и сразу перейти к следующей заключительной главе.
Надежных и достаточно полных сведений о денежной стоимости вывозившихся из России и ввозившихся на ее территорию на протяжении XVIII столетия товаров мы не нашли. Только в 1802 году в Министерстве коммерции при графе Николае Петровиче Румянцеве начинают публиковать статистические выдержки из ежегодных обзоров внешней торговли России одновременно по «европейской и азиатской границам». За вторую четверть XVIII столетия никаких сводных данных в рублевой оценке торговли в Кяхте не сохранилось. Причем ни один исследователь не сумел достоверно воссоздать их более подробно, чем предложено нами в предыдущих главах. Но начиная с 1755 года, отмеченного, позволим вам напомнить, последним казенным обозом на Пекин, имеется торговая статистика. У нас появляются цифры, приведенные в серебряных («твердых») рублях, с обозначением стоимости вывозимых русских и иноземных товаров, а также ввозимых китайских товаров, плюс суммарные таможенные пошлины, собираемые за год на таком товарообмене.
Оказывается, что для составления такого рода торговой статистики решающая роль отводится сразу двум источникам информации. Одной из более поздних публикаций считается сборник под названием «Новейший, любопытный и достоверный повествования о восточной Сибири, из чего многое доныне не было известно». Данный симпатичный труд опубликован в 1817 году Военной типографией Главного штаба его императорского величества, предисловие к нему написал коллежский советник Николай Васильевич Семивский, раньше служивший вице-губернатором Иркутска, а разрешение на его публикацию даровал цензор Иван Осипович Тимковский 21 февраля 1816 года. Он остается до сих пор «официальным» документом. Таблица 1 составлена в основном на базе добытых И.В. Семивским данных, которые, как мы убедимся по ссылкам, сопровождающим цифры, повторяются у многочисленных историков и малоизвестных писателей XIX и XX столетий, в частности у А.К. Корсака, Х.И. Трусевича и Л.М. Самойлова. Следующим источником считается фундаментальный и бесценный обзор русской торговли, выполненный в 1780-х годах Михаилом Дмитриевичем Чулковым. М.Д. Чулков, сам принадлежавший к купеческому сословию, составил сборник и издал его тома за свой счет. Хотя ему удалось оставить нам стандартный справочник по русской торговле с древнейших времен до первых трех четвертей XVIII столетия, М.Д. Чулков включил рублевые оценки кяхтинской торговли лишь за пять лет с 1768 по 1772 год, но зато произвел разбивку вывоза товаров из России между исконно русскими и иноземными предметами, как в этом можно убедиться на примере таблицы 2, составленной на основе его данных. Н.В. Семивский, со своей стороны, представил годовые показатели за весь период времени после 1755 года, не делая различий между товарами русского и иноземного происхождения до 1800 года.
