Пути. Дороги. Встречи - Сидоров Георгий Алексеевич (серия книг TXT) 📗
— Неужели у меня такой дикий вид? — растерялся я.
— Да мы смеёмся, всё нормально. Только, что ты станешь делать, когда начнутся оттепели?
— В марте температуры будут уже не те? — спросил H.Л.
— В нарту брошу своё, тепло станет — переоденусь, — сказал я.
Облачённый во всё национальное, я вышел из чума на мороз и лицом к лицу столкнулся с идущим к нам Борисом Леонтичем. На то, что я переодет, старейшина не обратил никакого внимания.
«Как будто так и должно быть», — невольно подумал я.
— Николай пошёл ловить оленей, а мне наказал, чтобы я отсыпал вам в дорогу муки. Будете в горячем песке печь колобки.
— Как это? — удивился я.
— Увидишь! — хитро прищурился эвенок. — Колька умеет, — подал он мне мешок с мукой. — Дорога у вас, как говорит бабушка Нюра, будет длинная. Печёные колобки тоже могут пригодится.
Я поблагодарил отца Николая за заботу, и тут мне пришло в голову спросить его, что означает на эвенкийском языке слово «Турэ». Почему такое название у рядом лежащего озера? Выслушав мой вопрос, пожилой эвенк задумался.
— Надо бы спросить бабушку, — начал он, но потом, что-то вспомнив, сказал:
— Я вспомнил, это имя древнего богатыря. В честь него и назвали озеро.
— Богатыря селькупского?
— С чего ты взял, что остяцкого? Нет, конечно! Но и не нашего.
— Тогда какого?
— Бабушка же тебе рассказывала, скорее всего, богатыря народа эндри. Здесь ведь давным-давно эндри жили — железные богатыри.
— А почему железные? — задал я новый вопрос.
— Потому что железо на себя надевали. Их ни пальмой, ни стрелой нельзя было взять.
«Вот так новость? — подумал я. — Имя богатыря! Получается, что его быком, туром звали! Имя-то вполне русское! Русских вроде бы в этих местах в древности никогда и не было. А топонимы и многие гидронимы наши, славянские!
— Пойдёмте, вместе посидим за столом, — пригласил я хозяина в его же чум. — А то дом свой нам отдали, а сами переселились.
— Чтобы гостей не стеснять — таков обычай, — улыбнулся Борис Леонтич, принимая моё приглашение.
Поздно вечером на оленьей упряжке у чума остановился Николай.
— Всё! Завтра в дорогу! — с порога весело заявил он. — А сейчас спать, встаём рано…
Мы по-быстрому разложили постели и уж было собрались в них залечь, как в чум вошла старая шаманка. Николай, видя такое дело, подкинул в огонь сушняк и взялся за приготовление чая.
— Не надо, — остановила его жестом бабушка. — Я скоро уйду. Я пришла к Геше. — На, возьми, — протянула она мне что-то.
Я машинально вытянул руку, и на мою ладонь упал надетый на толстую капроновую нитку медвежий клык.
— Надень и носи! — посмотрела она мне в глаза. — Снимешь в посёлке или в городе. А в лесу клык носи… В нём сила того аминака, которого ты убил осенью. Есть в нём, — показала она на странное ожерелье, — и моя сила. Если бы не ты, погиб бы тогда и мой внук, аминак тот был не простой… Не шатун, а на людей охотился. Помогли с ним справиться твои предки, поэтому сила зверя тебе должна принадлежать по праву.
И ребята, и молодой эвенк, и я — все смотрели на старую шаманку и не знали, как себя вести и что ей сказать? Слишком необычным был ее поздний визит.
«Она подарила мне оберег, но зачем? Выходит, бабушка знает то, о чём мы и не догадываемся», — невольно возникло в сознании.
Я взглянул на Николая, эвенк выглядел предельно серьёзным и озабоченным.
— Не знаю, как вас за это и благодарить, — надевая на себя клык медведя, обратился я к шаманке.
— Благодарить будешь потом, когда узнаешь его силу, — перебила меня бабушка.
И, повернувшись к своему внуку, сказала:
— Ты как проводник смотри за парнями. За второй речкой, пока не доберётесь до вершины, друг от друга далеко не расходитесь. За водоразделом, другое дело.
Выслушав её наставление, Николай молча кивнул.
— Коля мне сказал, что покажет место древнего города, — обратился я к шаманке с вопросом. — Разве можно зимой что-то разглядеть?
— Увидишь! Там валы такие, что их и из-под снега видно. Город стоит рядом с кочевой дорогой на берегу речки Чудовой, недалеко от её впадения в Тым. Его найти просто.
— А курганы? Неужели и вправду в тайге стоят курганы? — снова я задал вопрос.
— Большие такие холмы, поросшие лесом, — прищурила свои выцветшие глаза старушка. — Они рядами стоят прямо на болоте. Мимо них пойдёте — увидите.
— Вот чудеса, так чудеса! Раньше я считал, что курганы возводили только в степи. Наверное, когда их насыпали, вместо тайги и болот здесь простирались степи, — подумав, сказал H.Л. — На моховом болоте курган не построишь…
— Лет 30 назад тымские старообрядцы один такой курган раскапывали, — сказала, выслушав нашу дискуссию, бабушка.
— И что же они в нём нашли? — не удержался я.
— А ничего. Внутри насыпной горы оказался сруб. Сруб из толстых брёвен, даже топоры не брали — камень камнем! Так и бросили свою затею.
— Если внутри был найден сруб, значит, земляные горы рукотворные! — заключил Н.Л. — Это уже серьёзно. Вот так дела! А где же наши знаменитые историки?
— Они боятся и развалин городов, и тем более курганов, — сказал я. — Если, как ты говоришь, земляные пирамиды были насыпаны тогда, когда здесь на севере тайги ещё не было, то это пахнет минимум семью, а то и десятью тысячами лет! Представь, какой скандал может получиться в науке, если кто-то это докажет!
— Грандиозный! — кивнул головой Н.Л. — Тогда надо будет переписывать всю мировую историю…
— Скорее бы всё это увидеть! — загорелся я.
— Скоро увидите, только берегите себя, — направилась к выходу из чума бабушка.
— Ты когда-нибудь предполагал такое услышать об этой земле? — спросил я Н.Л.
— Нет, конечно! Мне и в голову не приходило, что здесь была какая-то цивилизация.
— Да ещё и славян.
— Скорее всего, предков славян, — поправил он меня. — А может быть, прапрадедов индоиранцев, германцев и кельтов…
— Если взять во внимание то, о чём мне рассказала Колина бабушка, что легендарные эндри пришли с севера, с какой-то загадочной погибшей земли, то получается, что они являются предками всей белой расы?!
— Чем просто так болтать, вы бы лучше колыбельную нам с Николаем спели, — раздался из-под оленьего одеяла голос Старкова.
— Да, да! — поддержал Сергея эвенк. — Я люблю колыбельные. Особенно на эвенкийском.
— Может, тебе на китайском спеть? — запустил я в Николая подушкой.
— Ты пошто так на меня осерчал? — спросил тот, хохоча и зарываясь поглубже в одеяло…
Чуть свет на двух оленьих упряжках мы понеслись на север в вершину реки. Ехали той же дорогой, какой осенью я пересекал бор в поисках пропавших. Олени бежали резво, так что собаки еле за ними поспевали. Наши вещи и продукты были переложены в оленьи нарты, наши же таёжные походные сани катились на привязи сзади. Палатку Паши, охотника, с которым Николай Лихачёв добывал диких северных оленей, мы увидели издали. Кажется, хозяин был на месте, так как из жестяной трубы, что торчала из её крыши, шёл лёгкий дымок.
— Эй, Паша, хватит спать! — крикнул по-русски Николай. — Встречай гостей!
— Я сейчас, — раздалось из-за брезентового клапана.
И из палатки на четвереньках выполз Паша.
— Э-э-э, да ты я вижу, напился?! — наклонился над ним Лихачёв. — Где же ты взял пойло? Со мной не пьёшь, но как только я в отъезде, ты сразу рога в землю! Давайте посмотрим, где у него водка? — обратился к нам проводник, привязывая оленей.
Я соскочил с нарты и заглянул в палатку. Рядом с примитивной, сделанной из куска железа печью на сосновом лапнике лежало оленье одеяло, а рядом с ним стоял открытый термос. Я взял его в руки и, понюхав содержимое, протянул Николаю.
— Литровый термос, а в нём чистый спирт. Разводит в кружке и пьёт, — показал я на стоящую на печке наполненную снегом кружку.
— Придётся подождать, пока придёт в себя, — выливая на землю спирт, с горечью в голосе сказал охотник. — Такого с собой брать нельзя. Витька Ивичин на обратном пути с ним не совладает.
