Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор - Синдаловский Наум Александрович (версия книг TXT) 📗
Сохранилась легенда о том, что вода была кем-то отравлена сознательно – не то злодеем, не то завистником. В очередной, который уже раз, если верить легенде, гений погибает и торжествует злодейство.
Однако есть и другая, совершенно скандальная легенда, утверждающая, что Чайковский умер не от холеры, которая осенью 1893 года и в самом деле свирепствовала в Петербурге, а покончил жизнь самоубийством, приняв яд, который, согласно одной версии, сымитировал приступы холеры. Будучи, как известно, гомосексуалистом, он якобы «оказывал знаки внимания маленькому племяннику одного высокопоставленного чиновника». Узнав об этом, дядя мальчика написал письмо самому императору и передал его через соученика Чайковского по Училищу правоведения Николая Якоби. Тот, усмотрев в этом скандале «угрозу чести правоведов», собрал товарищеский суд и пригласил на него композитора. Решение собрания было категоричным: либо публичный скандал, после которого неминуемо последует судебное решение о ссылке композитора в Сибирь и несмываемый позор, либо яд и смерть, которая этот позор смоет. Правоведы якобы «рекомендовали второй выход, что он и исполнил».
В этой связи любопытен рассказ о том, что Чайковский и в самом деле смертельно боялся, что о его гомосексуальных наклонностях когда-нибудь узнает император. Опасения эти выглядели по меньшей мере странными, если учесть, что, во-первых, весь Петербург был прекрасно осведомлен о «мужском» окружении самого Петра Ильича и окружении его брата Модеста, состоявшего из молодых людей, которых в Петербурге называли «бандой Модеста». В обществе они имели довольно сомнительную репутацию. И, во-вторых, аристократическая поведенческая культура того времени считала педерастию почти нормой и в интимных склонностях композитора вообще не усматривала ничего предосудительного. Так оно и случилось. Когда царю действительно стало известно о странностях личной жизни композитора, он будто бы искренне воскликнул: «Господи, да знал бы я об этом раньше, я бы подарил ему весь Пажеский корпус». Этот эпизод, если он действительно был на самом деле, предвосхитил более поздний анекдот: «Вы слышали? Чайковский-то, оказывается, гомосексуалист». – «Да. Но мы его любим не только за это».
Справедливости ради следует сказать, что существует и иная точка зрения на имевшую якобы место склонность Чайковского к гомосексуализму. Дело в том, что ни при жизни композитора, ни сразу после его смерти об этом никто всерьез вообще не говорил. Впервые слухи о его «голубизне» появились только в начале XX века. Об этом будто бы открыто заговорили две сестры по фамилии Пургольд, одна из которых, как выяснилось, мечтала «выскочить замуж за Чайковского, но была отвергнута им». Затем уже эта сплетня была раздута до фантастических размеров и обросла самыми невероятными домыслами. Среди аргументов в ее пользу было и то, что брат композитора был гомосексуалистом и что сам Петр Ильич всю жизнь вращался в «голубой» среде.
Между тем, если верить фольклору, предчувствие смерти витало над композитором задолго до злополучного стакана сырой воды в ресторане Лернера. Более того, год смерти композитора был якобы зашифрован в его инициалах, хотя, конечно, знать этого он не мог. Современный петербургский журналист Михаил Кузьмин провел крайне любопытное, поражающее своим артистизмом, исследование. Он вывел прямую взаимосвязь между инициалами композитора – П. И. – и математическим числом «ПИ». И если даже это не более чем умелая выдумка, изящный интеллектуальный розыгрыш или обыкновенная мистификация, то все равно имя самого Кузьмина и его удивительные выводы заслуживают того, чтобы стать достоянием петербургского городского фольклора.
Напомним, как выглядит цифровое значение трансцендентного числа. Это 3,141 592 653 589 793 238 462 643… Так вот, во-первых, выяснилось, что отношение условной «окружности» города Клина, в котором родился композитор, и относительная длина «диаметра» города выражается именно числом «ПИ». Во-вторых, именно в этом запредельном числе зашифрованы все основные вехи жизни и творчества Чайковского. Судите сами. В 1862 году он поступает в Петербургскую государственную консерваторию; в 1865-м заканчивает ее; в 1879-м заканчивает работу над оперой «Евгений Онегин»; в 1889-м написан балет «Спящая красавица»; в 1892-м завершена работа над «Щелкунчиком», и, наконец, год смерти композитора – 1893-й. Есть от чего прийти в замешательство. Хотя надо понимать при этом, что бесконечное число «ПИ» теоретически может содержать в себе любые возможные сочетания цифр.
Год 1893-й прошел под знаком написанного композитором очередного и, как оказалось, последнего шедевра – Шестой симфонии, известной как «Патетическая». Генеральная репетиция симфонии проходила в зале Дворянского собрания. Дирижировал сам композитор. Успех был полный. Композитор поблагодарил оркестр и ушел в артистическую. Говорят, великий князь Константин Константинович, замечательный поэт К. Р., поклонник Чайковского вбежал вслед за Чайковским в комнату со слезами на глазах. «Что вы сделали?! – будто бы воскликнул он. – Ведь это реквием, реквием!»
Знал ли композитор, к чему приведет сочинение симфонии или, как утверждали многие, работа над своим «музыкальным самоубийством», история молчит. Но фольклор свидетельствует, что за несколько часов до кончины Петр Ильич разглядел в окне ангела смерти, черного человека в офицерской форме, который пытался что-то сказать композитору сквозь стекла, грозил ему пальцем и никак не желал уходить, заставляя смертельно больного человека вспоминать всю свою жизнь и перебирать в памяти грехи молодости.
8
Лесбийская любовь, окрашенная молвой в сентиментальные розовые тона, в петербургском городском фольклоре отражения не нашла. Легенд и преданий о ней или нет, или они не были услышаны автором этого очерка.
Дьявольское безумие террора. Петербургские страницы истории русского терроризма глазами городского фольклора
1
Начало русскому террору положило довольно банальное для России середины XIX века событие. В 1862 году студент физико-математического факультета Московского университета Петр Зайчневский организовал кружок так называемых русских якобинцев. Они считали себя наследниками французских революционеров, называли себя народниками, но в борьбе с существующим строем исповедовали принципы политического заговора и выборочного физического уничтожения властвующих особ на всех административных уровнях от императора до полицейского чиновника. Вскоре Зайчневский был арестован и в ожидании следствия содержался в московской Тверской полицейской части. Сидя в тюремной камере, он написал прокламацию под названием «Молодая Россия». В ней Зайчневский провозгласил, что единственным способом общественного переустройства является революционный террор, который отождествлялся с революцией. «Только революция, революция кровавая и неумолимая способна дать народу истинную свободу», – говорилось в прокламации. Россия звалась к топору. Призыв неистового студента достиг ушей тех, кто хотел его услышать. В стране началась эпоха кровавого террора.
Первым на призыв боевой трубы откликнулся еще один московский студент, член тайного революционного общества ишутинцев Дмитрий Каракозов. Четвертого апреля 1866 года в Петербурге он выстрелил в императора Александра II во время его прогулки по Летнему саду. Выстрел оказался неудачным. Россия песнями славила Бога, спасшего императора:
В шестьдесят шестом году
Бог пронес мимо беду.
Стукнем, брякнем чаша в чашу.
Богу – честь, царю – хвала!
Комиссаров подлетел И спасти царя успел.
Стукнем, брякнем чаша в чашу
